|
* * *
Ну вот и совершили сто ошибок,
Как будто оплатили жизнь до рая.
И прочен дом, и быт уже не зыбок,
И любим, во влюблённость не играя.
На сотню мин наткнулось наше судно:
Залатанное – стало как литое…
Ну вот и пережили всё, что трудно.
Теперь ещё осилить бы простое.
ПОЭТ
Ещё ты мал. Из тьмы мелодик
Прядёшь свой бессловесный бред.
Наморщишь лучезарный лобик –
И небо свет прольёт в ответ.
Растёшь. Свиваешь лучик слова
В парчу гармоний и свобод.
Бормочешь снова, снова, снова,
Кусая онемелый рот.
Но вот в неслыханном волненье,
Отныне и навеки впредь
Ты чуешь в сердце озаренье
И тщишься свет запечатлеть.
И всё идёшь за ним в потёмках,
Звук набарматывая зло,
С упорством лютым аистёнка,
Что встал впервые на крыло.
Ты хрипнешь в поисках ответа.
Жгуч и смертелен каждый шаг...
Но ничего нет, кроме света,
В твоём блуждании впотьмах.
И коль родился ты в сорочке,
Мотать тебе надмирный срок.
Так будет до финальной точки,
До края, до скончанья строк.
О ТВОРЧЕСТВЕ
Всё это – бред кобылы, сивый бред,
Что склеил воедино след и свет;
Муку с Лукой, посуду, блуд и пруд.
Слепить их вместе – невеликий труд!
Всё это – хлам рифмованный, пока
Его не тронет Вечности рука.
Не обратится в злак чертополох,
Пока его не поцелует Бог.
Средь Вечности разноголосых струй
Прими, художник, этот поцелуй.
НА РОЖДЕСТВО
Трудно душе без веры
Да без молитв.
Вот и горчит без меры,
Вот и болит.
Запахи терпкой хвои
Праздник хранит.
Короб грехов с лихвою
Полон стоит.
В сердце ночного грота –
Дня торжество…
Будет душе работа
На Рождество.
АВТОЭПОХАЛЬНОЕ
Вот так я выпала из быта –
Иду торжественно-ничьей,
Исчерпана или избыта
До края слёз, до дна речей.
И лет прошедших тугоухость
И кривобокость мне люба.
За эту скупость, эту сухость
Благодарю тебя, судьба.
Чтоб уцелеть в эпоху лисью
Под гнётом слов и дня грозой,
Сама я стала дном – и высью,
И словом стала, и слезой.
НОЧНАЯ МОЛЬБА
Не покинь, не откажи в любви
Ни в начале, ни в конце дороги!
Господи, мы всё-таки не боги –
Чада неразумные твои.
Каждый шаг из бездн небытия
Выхвачен и вынесен прибоем...
Но за счастье говорить с Тобою
Мы хлебаем горечь, не скуля.
И на этой стынущей Земле,
Где явленья наших душ несметны,
Господи: мы всё-таки бессмертны!
Не позволь же утонуть во зле...
* * *
Я взлетала и думала: «С ним мы одно!»
И не знала, что рухну на самое дно –
Дно могилы, пещеры, колодца,
Где вода отразит лишь уродца.
Красота просочилась сквозь пальцы песком,
Обернулась змеиным кольцом, волоском,
Воском морочным заговорённым…
И уйти бы путём проторённым –
Да заказан тот путь, прокажён, отражён
В глубине невозвратной – и в сердце сожжён:
Ни принять, ни вернуть, ни вернуться…
Оглянуться – столбом обернуться.
МЫ ВЫСТОИМ
Мучительно жалею свой народ.
Кромсает бомж батон. Крещу вослед.
Тьма нравственный сжигает кислород.
«Да будет свет… – шепчу. – Да будет свет!..»
Бесплотный морок заполняет грудь,
Скребёт в гортани, путает слова…
Я верю, что народ мой не согнуть –
Сто тысяч раз история права!
Мы терпим. На груди рубах не рвём.
И воздух напоён пыльцой планет.
Мы выстоим. Мы мрак переживём.
«Да будет свет! – твержу. – Да будет свет!»
Мы не алкаем мести и войны,
И угрожать безумцам нам претит.
Мы не жадны, не злы, не голодны.
Но вдруг да нагуляем аппетит?!
Мы печь седлаем. Мы не ищем брод.
Мы долго запрягаем – тыщу лет…
Несокрушимо верю в свой народ:
Он одолеет тьму. Добудет свет.
* * *
Ирине Жизневской
Тихо празднуем. Снег – в окно,
Растворённый, как сахар, в дожде.
Абсолютно ведь всё равно,
Кто ты, друг мой незримый, и где.
Нераскрытой колодой карт
Боль уснёт в потайном уголке…
Прикоснётся холодный март
К запылавшей внезапно щеке.
Это разве не волшебство –
Быть расслышанным в сонмище звёзд?
Тихо празднуем душ родство
Друг от друга за тысячи вёрст.
РУССКИЕ СКАЗКИ
Не рассказывай мне больше сказок, мама,
Про Добрыню да Ивана-дурака.
Всё смешалось нынче. Посреди бедлама
Не отыщется зелёного ростка.
Ничего они теперь-то и не знают,
И не помнят, да и помнить не хотят.
Сказку «россказней» с презреньем называют
И детей своих в беспамятстве растят.
Жизнь теперь другое тесто замесила,
Стали лишними средь злата-серебра
Сказки русские, где побеждает сила –
Сила духа, здравомыслья и добра.
И в равненье на морального урода,
Для кого весь наш уклад – наоборот,
Как-то стыдно стало «выйти из народа»,
Словно стадо мы людей, а не народ.
Чем сильней любовь, тем злее ненавидишь
Всё, что жаждет нами чтимое убить.
А без этих сказок в люди-то не выйдешь,
Чтобы Змея да Кощея победить.
* * *
Самый сладкий сон мой – это ты,
Даже если чувствуешь иначе.
Паутинки впутались в листы,
Дождь вприпрыжку по карнизу скачет.
Я люблю ноябрьскую грусть,
Зимних снов тревожные предтечи.
Но сейчас загадывать боюсь:
Приближенье ль? отдаленье ль встречи?
Медь и охра моего двора –
Красок карнавал в окне не спящем…
Потому ль осенняя пора
Примиряет сердце с настоящим?
|
* * *
Жизнь выдаёт по чайной ложке…
Хоть как душою ни криви,
Не чешутся давно ладошки
К деньгам, знакомству и любви.
Прогноз, увы, совсем не розов.
Твердят врачи – все как один:
Наш век – рассадник для неврозов!
Зашкаливает русский сплин…
«Сплин, – скажут мне, – не только русский,
Всем плохо в передрягах дней!»
Но я специалист-то узкий,
Мне русское – всего больней.
ЗАВИСШИЕ
Мы в карантине будто в тине, как караси, идём на дно,
Как медвежата на картине, что собраны в одно панно.
Хватаем судорожно воздух, что льётся скупо из окна,
И застываем в странных позах, луной черпаемы со дна –
Как лук из суповой кастрюли – холодным черпаком луча...
Разрознен, заморожен улей людской, но тема горяча,
Бьёт в темя, обжигает пальцы, непредсказуемо-востра,
И души – зябкие скитальцы – уходят шёпотом в астрал...
МОЙ ВЕК
Вот и время терять друзей,
Потихоньку итожить жизнь.
Что таращишься, век-ротозей?
Ты держись, мой век, ты держись.
В ломком крошеве декабря
Под восточных ветров грусть
Не ругай меня почём зря –
Я ещё тебе пригожусь.
Льёт серебряный звёздный ковш
Межпланетное молоко...
В грудь мою ты, мой век, вхож,
Да дружить с тобой нелегко.
Нынче пена вошла в почёт:
Пшик да гниль кругом, гнусь да слизь...
Век мой, бед моих звездочёт –
Ты не гнись, мой свет, ты не гнись.
Отопрёт кастальским ключом
Вдохновение сейф в груди...
Я подставлю тебе плечо,
Только ты уж не подведи.
* * *
Я приближаюсь к этой точке,
Отрезку или же кривой.
Упрямо делаю шажочки
И от себя иду живой –
К себе бессмертной.
Там едва ли
Пункт пересыльный иль вокзал…
Никто не знает, что в финале.
Никто путём не рассказал.
И хоть толпа на слухи падка,
Да зуб неймёт – кишка тонка!
Всё меньше мучает загадка,
Когда разгадка столь близка…
Душа болит, и ноют кости,
Всё соответственно летам.
А я иду туда не в гости –
Я верю, что мы дома там.
Мои ушедшие, не плачьте!
Есть от скитаний на земле
Мне парус на небесной мачте –
Ваш свет сияет мне во мгле.
Я на ходу преображаюсь:
Всё реже спорю и сражаюсь,
Права все раздарив словам…
Я приближаюсь, приближаюсь,
Родные, к вам…
НА НОВОЙ ВЫСОТЕ
Памяти Николая Герасимова
Нет тебя. Высоко твои горы –
Не достать ни мечтой, ни рукой.
Никакие ни злыдни, ни воры
Не нарушат твой гордый покой.
Неспокойный и непокорённый,
Ясным светом от веку томим,
Ты своею тропой неторёной
Шёл упорно к вершинам своим.
Сильным духом до смерти нет дела –
Пусть шурует в свою пустоту!..
Просто шёл ты – и вышел из тела,
Чтобы новую взять высоту…
* * *
Скажите, неужели это снова:
Озноб и счастье с болью пополам?
Опять в моей груди трепещет слово,
Которое без боя не отдам.
Всё значимо, и даже тень на шторе
Колышима невидимым огнём.
В ушах шумит, как в раковине – море,
Все в доме говорит – о нём, о нём!
Всё шире кольца этого озноба –
В сухих губах, в змеином блеске глаз…
Приход любви мы чувствуем особо –
Она, как смерть, не спрашивает нас.
ПОЮ ТЕБЯ, МОЯ РОВЕСНИЦА
Луле Куна
I
Я не знаю, что такое взрослость –
Проскочила ли? Не дожила?
Глаз всё так же мир печалит роскось,
Сердце ждёт по-прежнему тепла.
Всё ещё мучительно мечтаю
То помочь кому-то, то спасти…
И во сне, конечно же, летаю,
И теряю, чтобы обрести.
За потерей пролистав потерю,
Книгу в сейфе сердца берегу.
И в себя нисколечко не верю,
Но поверит кто – и всё смогу!
И ещё в осеннем изумруде,
Что сгорит агатовым огнём,
В сердце вдруг моё стучатся люди,
Чтобы светом раствориться в нём.
Чтобы ночью горькой и безлунной
Сердце не покинуло тепло…
Мне, такой не взрослой и не юной,
Снова так по-детски повезло.
II
Когда луна над крышей свесится,
Чтоб лира подыграла мне,
Пою тебя, моя ровесница, –
С другой судьбой, в другой стране.
Тебя, подруга непреклонная,
Хлебнувшая и боль, и страх
Войны – о чём гласит бездонная
Печаль в оливковых очах.
Тебя, поведавшую исстари
О женской доле и о том,
Что только женщина и выстоит,
Когда беда приходит в дом.
Тебя, сестра моя, красавица,
Сберёгшая свой гордый род.
Такими женщинами славится,
Такими – жив любой народ.
Тебя, отважная защитница,
Тебя, смиренная жена…
Хранит зерно любая житница,
Но Слово ты хранишь одна.
* * *
Жизнь моя неслась по вехам –
То нежна, а то груба.
Но всегда как будто эхом
Отвечала мне судьба.
Если я шепну: «Родной!..» –
Значит, быть теперь одной.
А вскричу: «Что за напасть!» –
Точно, рок разинет пасть.
«Из метелей мне б в дожди!» –
А судьба осадит: «Жди…»
Радуюсь: «Мечта сбылась!» –
А судьба ехидно: «А-сь?..»
«Счастье, – рассержусь, – лото!» –
Хитро подмигнёт: «А то?..»
«Нет любви в людских сердцах!» –
А она съязвит: «Ах-ах!».
Так и старилась я – либо
Вправду, либо в полусне.
«Ну, судьба, за всё спасибо!» –
«Ибо!..» – отвечает мне.
«Я схожу с ума, наверно.
Чем тебе я не люба?
Ты ведёшь себя прескверно!» –
«Верно!..» – говорит судьба.
«У тебя ни капли такта!
Ты игры своей раба!
Нет у нас с тобой контакта!» –
«Так-то!..» – говорит судьба… Предложил к публикации Андрей ПОПОВ
|
Валерия Анатольевна Салтанова – поэт, публицист, переводчик, литературный критик, автор-исполнитель, редактор. Член Союза писателей России, Союза журналистов России. Родилась 11 июня 1966 года в г. Пятигорске. Окончила Воркутинское музыкальное училище (1985) и московский Литературный институт им. Горького (1998). 
