Сумерки поздней осени наступали рано. После четырех часов дня уже темнело. Идти в темноте, да еще в незнакомой местности, было опасно. Старший группы, выходившей из немецкого окружения на смоленской земле, приискивал место для ночлега, пока шли нога в ногу по перелеску. Он заметил боровой взгорок, где высоко и сухо, и повел туда группу. Выставили дозор, а остальные стали стелиться кружком у разведенного костра. Сержант Николай Новиков, тридцатилетний крепыш из ростовской степной станицы, раскатал плащ-палатку, положил под голову вещмешок и сразу заснул, хотя целый день страдал от голода.

Смежив веки, Николай увидел родную станицу, старую саманную хату на ее окраине — ближе к железной дороге, ведущей на Луганск. Дверь отворилась, из хаты выскочил его сын Сережа. Оглядываясь и прося о помощи, Сережа бежал к отцу, протягивал к нему руки, будто спасался от какой-то погони. Кто гнался за мальчиком, Николай не видел, будто никого не было вокруг. Новиков уже хотел подхватить сынишку на руки, но звонкая, лающая очередь из автомата прошила руки Сережи, и они безжизненно повисли, как плети. Кровь, быстрая, горячая, — брызнула струей из ран в лицо Новикову. Залила глаза, лоб — стало невыносимо жарко и больно.

От боли сержант проснулся. Еще в беспамятстве, в полусне, оглядел он мрачный, хмурый лес, в первые секунды не понимая, где находится. И вдруг наяву ощутил такую же боль, как и во сне. Это маленький уголек от догорающего костра, от тлеющей сосновой ветки, выскочил и угодил сержанту в висок, слегка обжег кожу. Николай смахнул уголек, взял палку, пошевелил костер, сел, призадумался.

Новиков, несколько месяцев не получавший писем из дома, не мог знать, что там творилось. Фашисты, наступая на Миллерово, позже отступая, и снова наступая, сожгли или взорвали практически всю станицу. Осталось несколько хат, в том числе и та на окраине, где жила семья сержанта: жена с двумя детьми и старенькая мать. Немцы, всю ночь шедшие через бывшую станицу, под утро решили маячивший в степи у перегона домик стереть с лица земли со всем его содержимым. Неподалеку от домика, у полотна железной дороги, остановился немецкий танк. Подождав, когда легкое снежное облако, поднятое гусеницами, рассеялось, экипаж стал наводить ствол пушки на саманный домик.

Опасность заметил Сережа и поднял тревогу. «Вон, вон в нас целится! — кричал он матери и бабке, — бегите в подвал». Вход в подвал был сделан в полу хаты. Взрослые послушались мальчишку и спустились туда. А младший Алеша, погодок Сережи, еще медлил. «Беги во двор, — советовал брату, — если расстреляют, придешь нас откапывать…» Только Сергей шагнул во двор, как путь ему преградила пулеметная очередь, взметая снег. Он захлопнул дверь и заметался по хате. «Скорее, — заорал он на Алешу, — давай в подвал или в чулан, а то накроют…»

А на той стороне, у насыпи, наводчик в фашистском танке в прорезь рассматривал саманный домик, наводил на него крестик цели, прищелкивал языком: «Ser gut! Ser gut!».

Дверь в чулан была закрыта, Алеша не смог ее открыть. «Да что ж ты! — вскипел Сергей. — Беги вниз…» И он затолкал братишку в подвал. Сам он хотел посмотреть в окошко – уехал танк или нет. Сережа взглянул в окошко и увидел красный шар, летящий к хате.

С удовольствием, даже с наслаждением фашист нажал на гашетку. Тяжелый снаряд, с шипением и воем разрезая воздух, вонзился в слабую стену хаты. Ее сразу будто приподняло от земли, и в тот же момент, как игрушечный домик, хата рухнула вниз. Но еще до того, как это случилось, в какие-то доли секунды, жалящий огонь ожег живот Сергея, и он упал в беспамятстве.

Фашист, довольный взрывом, сказал мотористу танка, что теперь все живое в том доме, вплоть до тараканов, погребено под слоем самана и пыли, уже на том свете. Моторист засмеялся. Танк развернулся в сторону Миллерова, а наводчик все еще весело цокал языком: «Ser gut!»

Тараканы, может, и перемерли. А насчет русских людей фашист дал маху. Оглушенные взрывом, Мария со свекровью и сыном Алешей вскоре опомнились и стали выбираться из подполья. С трудом Мария приоткрыла дверцу подпола и приподнялась над обломками. Слезы потекли у нее из глаз при виде разора, сделанного врагами. Вдруг она услышала слабый стон, прислушалась, стон повторился. «Сережа!», — позвала Мария. Никто не ответил. Она поползла на четвереньках на стон и увидела под кроватью, чудом уцелевшей от взрыва, своего старшего сына, у него был разорван живот, он истекал кровью и корчился от боли. Она и бабушка стали перевязывать сына, причитали, обливались слезами. Наконец, кое-как остановили кровотечение. Осунувшееся личико мальчика было уже восковым.

Мария так и сидела возле ребенка, не замечая, что делают Алеша и бабушка. Вдруг Сережа открыл глаза и посмотрел на мать. Губы его зашевелились.

— Мама, — прошептал он, — я видел папу. Он вернется живой.

Мария наклонилась к нему.

— Не расслышала, сынок, что ты сказал?

— Я фашистского танка не боялся ни капельки, — опять прошептал Сережа, — ни капельки…

И отошел к Богу.

Страх смерти ему был неведом!

Вологда, 22.06. 2022 г.

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: