| |
Стальные
Тесовых гробов пирамиды
Наводят тоску и печаль.
Нечаянно я их увидел
У двери с табличкой «Спецсталь».
Казалось бы, что-то другое
Тут было логично узреть…
В гробы эти лягут герои,
Поправшие смертию смерть.
Являясь по сути стальными,
Вернутся в родные места,
Где будет их славное имя
Сиять между крыльев креста.
Первая декабристка
Откуда и силы прибавились, чтоб
Брести по ледовой равнине!
– Доколе же муки терпеть, протопоп?
– Покудова живы мы ныне!
Раз так, то чего же валяться на льду!
«Утешил» Аввакум родимый!
И Марковна вновь оказалась в ряду
За старую веру гонимых.
Её и других будут славить потом
Как женщин из русских селений,
Что справиться могут с ретивым конём,
Ворваться в горящие сени.
И марковны новых опальных годов,
От бед и забот не понуры,
Вослед за мужьями-смутьянами вновь
Отправятся в те же Дауры.
О камнях
Наверное, будет всегда мне
Из Библии памятен стих:
Есть время накапливать камни
И время разбрасывать их.
Добыть из-за пазухи те, что
Мне ночью уснуть не дают,
И их раскидать, чтобы вечно
Был в сердце желанный уют.
И самый увесистый камень,
Что грешную душу гнетёт,
Убрать перед тем, как настанет
Предстать пред Всевышним черёд.
И буду я лёгок и ловок,
Как в цирке воздушный гимнаст.
Да здравствует мудрое слово!
Да здравствует Экклезиаст!
* * *
Время – мельница…
Сергей Есенин
Когда жизнь человека ломала
И тиранила душу тоска,
Поговорка его утешала:
Перемелется – будет мука.
И такою незримой мукою,
Угадав во времён жернова,
Становились и дни непокоя,
И больная с утра голова,
Чтобы в памяти тесных амбарах
Быть до срока возможного ей,
Перейдя на листы мемуаров
Перед самым скончанием дней.
* * *
Утратив свойства человечности,
Презрев библейский идеал,
От недостаточной сердечности
Ещё никто не умирал.
Верёвка, пуля, отравление
Могли свести такого в гроб,
Но не сердечное волнение –
Его не знает мизантроп.
И эта жизнь не песней спетою,
А жутким триллером была,
Отмеченная чёрной метою
Всепроникающего зла.
|
Чудесный оазис
Внучке Яне
Оазис этот лесом не назвать,
Но, как в лесу, уютно в нём и тихо.
Разлита здесь такая благодать,
Что позабудешь про любое лихо.
Лишь стрёкотом сорока-вертолёт
Молчанье неожиданно нарушит,
И снова всё как будто бы заснёт,
Бальзамом тишины наполнив души.
Для внучки это был «дремучий лес»,
Где в высоте и прямо под ногами
Являлось ей премножество чудес
От бабочек и тропок с муравьями
До рыжих мхов и заскорузлых пней,
От ягод до замысловатых веток…
С тех пор оазис в памяти моей
Незримо светит невечерним светом.
Уткин мужик
По берегу тропинка пролегала.
И, путь перегораживая мой,
К пруду нежданно утка прошагала,
За нею следом – селезень хромой.
Забавно было видеть пару эту
И гордой утки поступь в этот миг,
Что словно возвещала белу свету:
Каков ни есть, а всё-таки мужик!
Голубь
В памяти случай сотрётся едва ли:
Шёл по дороге, и прямо на ней
Голубя злые вороны клевали,
Было ему всё больней и больней.
Я разогнал эту лютую стаю.
Птицу упрятал под ближним кустом.
Дальше пошёл. А вороны летают,
Схожая каждая с чёрным крестом.
Знать, довершат своё мерзкое дело.
Видимо, быть неминучей беде…
Только вот голубя мёртвое тело
Я не нашёл, возвращаясь, нигде.
Может быть, спас его бог голубиный
Или, собрав свои силы в комок,
Сам избежать своей горькой судьбины
Голубь отчаянный всё-таки смог!
И на душе сразу стало теплее
Мне от надежды, что голубь живой.
Вверх посмотрел: а не он ли то реет
Там, в небесах, над моей головой?
Бражник
Некий бражник, взяв стаканчик,
Восклицал во время оно:
– Кто не пьёт? Не пьёт тушканчик
Из пустыни Аризона!
– Есть Руси веселье пити, –
Повторял за летописцем.
Мол, хотите не хотите –
С этим следует смириться.
Вот и Веня Ерофеев,
Издевавшийся над миром
Псевдоклассикой своею,
Был для пьяницы кумиром,
А когда его не стало,
Над могилой, словно стражник,
Долго бабочка летала,
У которой имя… бражник.
Ирония судьбы
Промолвил некогда пиит:
«Где стол был яств, там гроб стоит…»
Была тут рюмочная прежде.
С утра до вечера в надежде
Ещё поддать и закусить
Здесь обретались выпивохи,
Но по велению эпохи
Закрыли злачный сей приют.
И что теперь там продают?
Да ритуальные товары –
Печальных дней аксессуары!
Вот вам ирония судьбы:
Где стол был яств – стоят гробы.
|
