50-летие Орловской писательской организации
«Гудит во мне стихия слова…»
(К творческому портрету Ирины Семёновой)

Когда в современной русской литературе говорят об Ирине Семёновой, сразу же – в довесок – приводят ещё ряд имён: Светланы Сырневой, Ольги Фокиной, Надежды Мирошниченко и т. д. Список можно продолжить согласно собственным предпочтениям и культурно-образовательному цензу. И при всей очевидности такого «механического выстраивания» литературы, что-то общее у них есть. Что же? Совершенно точно не «направление», едва ли тональность и музыка стиха, даже житейский и карьерный опыт – различны. Отчасти общим является то, что каждая из этих женщин-поэтов представляет те или иные удалённые от столиц «литературные центры» России: Орёл, Вологду, Вятку… Но и это – не главное. Объединяет их время. И то время, в котором живём все мы сегодня, и то внутреннее, сугубо их время, в котором живут они. Отсчёт этого «личного времени» начинается с мая 1945 года, все они – дочери Победы:

В реглане кожаном отец,

Войны глобальные итоги,

Почти блистательный конец

Победной сталинской эпохи…

Это строки Ирины Семёновой из поэмы «Командор», собственно, в них – всё её родословие. Она дочь «сталинского сокола» и родной земли. Не какой-то там «необъятной России», а маленького одухотворённого уголка Орловщины:

Я выхожу, пускаясь в легкий путь,

В апрельский сад, где поздно, лунно, свято,

Моя земля ни в чём не виновата,

Моя земля, ты слышишь, я с тобой!

И с погребком, и с низенькой избой…

Здесь – скрепы бытия поэта Ирины Семёновой, именно «земля» с «погребком» и «низенькой избой» удерживает её, когда «гудит» в душе «стихия слова». Та самая, беспощадная к поэту «стихия слова», которая так трагично сказалась в судьбах многих русских поэтов. Именно эта стихия, наряду с ветрами лихолетья и предательства, сорвала с дерева жизни и Марину Цветаеву, и (так, казалось бы, недавно!) – победительницу, фронтовичку Юлию Друнину…

И так – уже на протяжении тысячелетий. Вспомним хотя бы древние наши былины: в них, чтобы одолеть русского богатыря, его нужно было оторвать от родной земли. И напротив – коснувшись её, богатырь вновь обретал чудесную силу свою и необоримость. Поэтому неудивительно, что, сбежав от «тоски многоэтажной», Ирина Семёнова вновь и вновь нащупывает спасительные скрепы своего бытия. И ощутив их торжественную, тысячелетнюю надёжность, поднимает взгляд к небу:

Как будто здесь вершина горная,

Вершина мира, может быть

Именно порог «низенькой избы» становится «вершиной мира»! Как тут не вспомнить Николая Рубцова:

Мать России целой – деревушка,

Может быть, вот этот уголок…

И отсюда, с вершины мира, Ирине Семёновой открываются не только сверкающие «грани/ Студеных звёзд в созвездии Весов…», но и пути русского избавления:

В мирах застыл возмездья час:

С небесного спускаясь града,

Рядами движутся на вас

Полки победного парада.

С алмазной сыпью в стременах,

Лучи роняя с поднебесья,

Плывёт на белых скакунах

Бессмертных маршалов созвездье.

А рядом, в радужном строю,

Скользят, выписывая дуги,

Стальные соколы, в бою

Жизнь положившие за други…

Кто эти «вы», разбегающиеся перед полками отцов-победителей, ставших небесным воинством, думаю, понятно. Именно «им» ещё тысячу лет назад бросал своё гордое «иду на вы» непобедимый русский витязь Святослав Храбрый; именно к «ним» обращается Пушкин в своём знаменитом «Клеветникам России», изумляясь, за что «они» ненавидят нас: «за то ли/ Что на развалинах пылающей Москвы/ Мы не признали наглой воли/ Того, под кем дрожали вы? ». И уже в другую эпоху Пушкину в своих «Скифах» вторит Блок: « Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы./ Попробуйте, сразитесь с нами! »

Вот и Ирина Семёнова опять, спустя сотню лет, пытается излечить избирательный склероз дряхлеющего Евросоюза:

Ты хочешь новых палачей?

И зря тебя, как от потопа,

Спасли от газовых печей,

Неблагодарная Европа?..

Но «это», кажется, лечению не поддаётся. Поэтому и взирает поэт с надеждой и верой на ещё недавно земное и победоносное, а отныне – ставшее небесным и непобедимым – русское воинство, идущее нам, живым, на помощь.

Р. S . Когда пишешь о женщине-поэте, всегда испытываешь некоторое неудобство – сама логика русского языка подталкивает назвать её «поэтессой». Но невольно вспоминаются слова Мандельштама: «Поэтесса – это необязательно женщина. Вот, к примеру, Маяковский – поэтесса…» Что ж, в таком случае, верно и обратное. И Ирина Семёнова, безусловно, поэт. Русский поэт, Божьей милостью.

Алексей ШОРОХОВ

Вернуться на главную