Авторская рубрика Андрея СМОЛИНА (Вологда)
ПИСЬМА ИЗ ПРОВИНЦИИ
<<< далее      ранее>>>

5 октября 2015 г.

РАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
(Вспоминая Василия Ивановича Белова)

В предновогодье 1974 года мама, придя с работы, протянула небольшой свёрток: «Вот тебе подарок!» Подарком оказалась небольшая книга в серой обложке. «Василий Белов. Иду домой». Эти слова я произнёс вслух. «Почитай, почитай! – сказала мама. – Мне Дугановы говорили, что Белов на нашей улице живёт, где-то за роддомом». Вспоминаю, что-то подарку не так и обрадовался: очень мечтал в ту зиму о «хоккейках», так мы тогда называли коньки. Это было дороговато даже для маминой преподавательской зарплаты. Книгу я отложил. Тут зимние каникулы, приболел я простудой, на каток не отпускают. И от безделья набросился я на чтение…

«Утром майор побрился и сменил зелёную форменную рубашку, с удовольствием выпил чай и рассчитался с проводником тоже с удовольствием и ощущением праздника…», – так начиналась эта книга – подарок мамы. И я зачитался до вечера. Теперь трудно, понятно, восстановить те первые впечатления от чтения Василия Белова. Что-то и радостное, и тревожное, и смешное…

Но я никак не могу понять, что в этой книге такого, что заинтересовало городского мальчишку? Правда, в раннем детстве я прожил несколько лет в бывшем уездном городе Кадникове. Да в каком там городе? Самое настоящее село! Где по утрам у правления колхоза «Россия» толпился народ за нарядами, где по весне пахло акацией, а в августе яблонями и вишней, где за последним домом на нашей улице начиналось колхозное поле, засаженное в те годы довольно высокой кукурузой, где случались весёлые праздники, на которые выходили чуть ли не все полторы тысячи «городского населения»… Словом, жизнь была по-настоящему деревенской. И, по-видимому, чтение Белова и расшевелило эти детские, уже полузабытые к тому времени, воспоминания о чудесной поре самого начала моей жизни.

А больше всего мне понравился тогда рассказ «Бобришный Угор». Я уже знал о трагической судьбе поэта Яшина, о котором много рассказывала Татьяна Петровна Зворыкина, мой учитель литературы, помнившая его ещё в начале 1930-х годов, они вместе учились на филфаке Вологодского пединститута. И как мне захотелось на этот самый сказочный, дремучий Бобришный Угор, что всего лишь через полтора года, в середине июля 1975 года, я на него и попал, но уже с другой своей учительницей Валентиной Станиславовной Старковой… Василия Ивановича Белова, между тем,  там не оказалось (или это совсем выпало из моей памяти). Зато блистал тогда Евгений Евтушенко в заграничном бордовом костюме, в пестром галстуке, в смешной кепчонке, пристрастие к которым он, кажется, сохранил на всю жизнь… Ну да и бог с ним! Запомнилось, как Евтушенко с Сергеем Чухиным, уговорив местного паренька, рванули в Никольск на мотоцикле «Иж» с коляской, с рёвом и в клубах дорожной пыли подкатив к Никольскому дому культуры, чем тогда привели в полное смятение местное начальство.

Василия Ивановича Белова, как говорится, «вживую», я увидел на вечере памяти Николая Рубцова в январе 1976 года. Вечер проходил в читальном зале областной библиотеки, в котором было как-то сумрачно и очень студено. Вёл вечер Виктор Астафьев. Василий Иванович скромно сидел во втором ряду президиума. Совершенно не помню, что он говорил в тот вечер. Но меня поразило, что речь его была совершенно не писательской, с большими паузами между предложениями, очень короткой. Запомнилось именно это, слова за давностью лет из памяти выпали, а записывать у меня тогда ещё не было и привычки.

Потом я на несколько лет уехал из Вологды, поступив в военное училище в Ленинграде. А когда вернулся в Вологду, то стал пописывать «информашки» и короткие «рецензюшки» в областные газеты по поводу новых книг. И поэтому, когда случился октябрь 1982 года, а в конце его большой – огромный! – литературный вечер по поводу пятидесятилетия В.И.Белова, какими-то правдами или кривдами, я на него попал. Эх, были же времена! Без всяких концертов и фильмов, так называемой нынче «визуализации», вечер продолжался часа четыре, никак не меньше. И народ говорил, говорил, говорил… И ведь было кому: Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Юрий Селезнёв, Владимир Солоухин, Владимир Крупин, Анатолий Передреев, Виктор Лихоносов… Да разве нынче всех и вспомнишь! Да и ещё и «общественность» от первого секретаря обкома до… десятиклассницы средней школы! Ну, и Василий Иванович тоже выступил, скромненько так, опять запинаясь чуть ли не на каждом слове…  

Так сложилась жизнь, что в августе 1983 года, я неожиданно для себя, оказался корреспондентом областной газеты «Вологодский комсомолец». Между тем газета наша была негласным «органом» Союза писателей. И понятно, что очень скоро я всех вологодских писателей не просто знал, а со многими и тесно общался. Тут и первое рукопожатие с Василием Ивановичем Беловым случилось. И запомнилось, конечно.

Как-то осенним днём зашёл в редакцию Владимир Шириков. И мы отправились… Эх, а «стопы наши» мы направили в знаменитую пивную Вологды в Веденеевской бане, кажется, такое намерение было у Володи. Только выходим из редакции и заворачиваем к Дому книги, а навстречу… Василий Иванович, «собственной персоной». Завидев нас, даже не подав нам руки (с Володей, предполагаю, что он просто виделся уже где-то в тот день) Белов отозвал Ширикова в сторону. Я видел, что он кивнул в мою сторону, расспрашивая Володю. Потом вдруг улыбнулся, подошёл ко мне, мы пожали друг другу руки.

- А это вы – Смолин (тут Василий Иванович запнулся, видимо, вспомнив своего Олёшу Смолина из «Плотницких рассказов»)?.. Андрей! Читал, читал…

Тут Василий Иванович, как мне показалось, нахмурился, метнув на меня свой знаменитый пристальный взгляд.

- В вашем отчёте с комсомольской конференции в Устюжне мне не понравилось, что вы этот почин «Всем классом на село!» поддерживайте. Чушь какая-то! Нельзя людей в деревню силком загонять… А вот очерк из детдома у вас хороший…

Я стоял (а как тут ещё сказать?) остолбеневший! Можно ли было предположить, что мои газетные «опусы» с пристрастием прочитал – сам! – Василий Белов! Правда, вскоре я узнал, что это его такое «хобби»: прочитывать с карандашом местные (конечно, и центральные) газеты. Потом я был свидетелем нескольких разговоров его с нашим редактором Владимиром Кудрявцевым. Мне иногда казалось, что даже мы, сотрудники газеты, с таким вниманием не штудируем своё «издание». А вот Василий Иванович читал… Кое-что по этому поводу, я расскажу и дальше.

С того дня мы довольно часто сталкивались либо в редакции, либо на литературных вечерах, либо в Союзе писателей. Василий Иванович обычно коротко что-то спрашивал, хотя, кажется, отзывов о своих статьях и очерках я не слышал. Впрочем, став ответственным секретарём (а потом и главным редактором), я публиковался уже много меньше, чем в свою бытность корреспондентом.

Следующая «большая встреча» случилась у меня с Василием Ивановичем Беловым в конце сентября 1985 года. Общественность области готовилась отметить пятидесятилетие Николая Рубцова. По этому поводу снарядили целый теплоход, забив его до отказа всяким литературным людом. На нашу редакцию выделили одно место и оно, понятно, предназначалось нашему редактору Владимиру Кудрявцеву, как-никак тогда уже литературному человеку. Но мы с Володей схитрили, если признаться теперь. Он взял да и отправил меня в Тотемский район в командировку, очень уж мне хотелось побывать на открытии памятника Н.Рубцову в Тотьме.

Закончив свои дела, вечером в райкоме комсомола стал обзванивать местные организации: не будет ли у кого места в машинах, чтобы поехать завтра в Усть-Толшму, куда должен был прибыть «писательский» теплоход. Но тут Володя Тыкин, бывший тогда комсомольским вожаком района, говорит: «Ты чего названиваешь? Я для тебя место в нашей машине оставил, рано утром выезжаем!» Бывают же такие подарки судьбы!

Утро было туманное, моросил дождик. Приехав в Усть-Толшму, мы на пароме переправились на правый берег Сухоны. Вскоре, огласив полусонную Сухону гудком, прямо к берегу причалил и теплоход. Спустили трап. Но минут десять-пятнадцать казалось, что никого на теплоходе нет (у писателей был завтрак). Первым на берег спустился Сергей Чухин. Мы с ним по-дружески обнялись, но я сразу отметил, что он как-то уж очень внимательно посмотрел на мой портфель. И вдруг откуда-то с палубы слышен чуть хрипловатый голос Василия Ивановича:

- И ты тут, Андрей! Молодец, что приехал… Знаю, что у тебя припасено, так не вздумай наливать, им вчера в Шуйском хватило, на завтрак даже пива не осталось!

- Василий Иванович, как можно! - дурачился я, конечно, заранее зная, что ребятам наутро будет «плохо», и два «пузыря» крепкой настойки прихватил из Тотьмы загодя. Всё-таки, не послушались мы Василия Ивановича, собравшись в какой-то большой каюте, распили эту прекрасную тотемскую «Рябину на коньяке». Правда, что там на десяток человек литр вина, тем более на «старые дрожжи»? По капле и вышло.

Сели в автобусы и поехали в Никольское. Сначала долго стояли у дома, в котором через шесть лет откроют музей Н.М.Рубцова. Василий Иванович о чём-то долго беседовал с реставраторами. Потом писательским «ручьём», а ведь было человек пятьдесят, потянулись в местный Дом культуры. Помню, вдоль улицы стояло много жителей села. И вдруг Василий Иванович громко спрашивает:

- Помните Николая Михайловича?..

- Колю-то? Как не помнить! Всё на реку с удочкой ходил или в лес по грибы.

Василий Иванович нахмурился и уже кому-то из своих попутчиков вполголоса сказал: «Ничего они не помнят!» И даже замедлил шаг, чтобы побыть в одиночестве. Потом был литературный вечер, но я там мало что видел, ибо надо было поговорить с писателями, чтобы подготовить материал для газеты. Их приходилось «отлавливать», когда они выходили выкурить сигарету на крыльце Дома культуры. Тогда, например, удалось поговорить с Вячеславом Клыковым, с Анатолием Передреевым...

Потом плыли в Тотьму, как-то наспех открыли памятник Рубцову, ибо начался ливень, да и темнело тем сентябрьским вечером особенно быстро. Может быть, поэтому все устремились на теплоход, чтобы отчалить в Вологду. Собрались в кают-компании. Володя Громов пел песни на стихи Рубцова, Александр Рачков наигрывал что-то на гармони. Василий Иванович почти совсем и не участвовал в общем разговоре, словно углубившись в свои воспоминания. Вскоре  в кают-компании остались самые молодые и крепкие: Сергей Алексеев, Владимир Шириков, Владимир Кудрявцев, ещё кто-то, остальные разбрелись по своим каютам. Но ночью случилось негаданное происшествие. Вдруг теплоход резко стал сбавлять ход, будто торкнувшись о топляк. И загудел, загудел. Мы побежали на верхнюю палубу. Почему-то прожектором освещали берег. Оказалось, какой-то студент Литинститута выбросился за борт. Переполох был полный. Володя Шириков, как бывший моряк, даже вроде собирался прыгать в воду. Но вот прожектор высветил человека на берегу, тот, как я видел, отжимал рубашку… Да, чего только не бывает в жизни.

Василия Ивановича ночью вроде не было на палубе. Но утром, после завтрака, он спустился в нашу каюту. «Ой, ребята, – как-то по-стариковски даже сказал он, – не надо бы нам пить…» Мы молчали, не зная, что и ответить нашему старшему товарищу.

Я вспомнил эти слова Белова через три недели! В октябре того года отметили сорокалетие поэта Сергея Чухина. А на следующий день Сергей упросил нашего редактора выписать ему командировку в Грязовец, мол, там, у знакомых, отойду от этой суеты. И пропал Серёжа… Неделя прошла, ни слуху, ни духу. А я ведь своими ушами раза два слышал объявление по городскому радио: «Устанавливается личность погибшего… куртка серого цвета…» Мог ли я и предположить, что это касается всех нас.

На кладбище до свежевырытой ямы, нужно было пройти метров семьдесят (это рядом с могилой Николая Рубцова). Поскольку Сергей был работником нашей редакции, то печальную процессию «открывал» венок от редакции. Был он тяжелый, настоящий еловый, не как теперь одни пластмассовые. Вдруг кто-то подхватывает венок. Я оглянулся вправо: это был Василий Иванович. Почему-то подумалось тогда, что не хочет идти Василий Иванович именно за гробом, как вся остальная процессия, а народа было много: любили Серёжу в Вологде. Пока мы шли, что-то Белов почти шёпотом приговарил, вроде: ах, Сергей, Сергей. Мне показалось, что по его щекам лились слёзы. Правда, в тот день был снег с дождём, так что ничего утверждать не могу.

Ну, ещё из очень памятного. В 1989 году меня должны были утвердить главным редактором нашей газеты. Накануне Василий Иванович заходит в мой кабинет, снимает пальто (или плащ, уже не помню), и садится за длинный стол для планёрок.

- Ну, давай, Андрей, рассказывай… Всё рассказывай!

Мы часа два пили чай. Белова интересовало буквально всё! Что за коллектив? Какие настроения у городской, а особенно – сельской молодёжи? Как я отношусь к… русскому народу? Почему вступил в партию? Как отношусь к Горбачёву? Какая у меня семья?.. Много ещё всякого и другого. Потом он вдруг полез во внутренний карман пиджака, подаёт сверток: дома почитаешь! На ощупь было понятно, что это книга. А книга-то оказалась: Сергей Мельгунов, «Красный террор в России» (вроде бы, Имка-Пресс, Париж)! Хе-хе, говорю я себе сейчас, узнай бы кто из обкома комсомола в тот день, не то что редактором, из газеты и то бы выгнали… Правда, времена уже были иные, всё обошлось.

Спустя какое-то время я понял, что Василий Иванович по-прежнему пристально читает «Вологодский комсомолец». Я любил первым читать редакционную почту. Однажды вернувшись из командировки, вижу на столе толстый конверт с обратным адресом Белова. Думаю, вот, молодец Василий Иванович, давно обещал что-то нам дать в газету. Открываю, а там последний номер газеты с такой припиской на поле страницы: «Тов. (фамилия моего зама)! Как Смолина нет, так у вас всякие непотребные материалы! В.Белов (дата)». Точно и не помню, что вызвало такую отповедь Василия Ивановича. Долго я хранил этот уникальный автограф писателя, правда, в редакции никому о нём не рассказывая, только Славе Белкову и сообщил. Жаль, архив у меня разрозненный, пока не могу найти именно тот номер газеты. Бывали и крупные разговоры, не только критические, но и ободрительные. Тем более, что я даже публиковал главы из книги Мельгунова, один из первых в России… Но это я уже что-то совсем расхвастался.

Конечно, было ещё много и других встреч, но потом я почти на десять лет уехал из Вологды, а когда вернулся… Василий Иванович был уже болен. Мы часто с тревогой спрашивали М.Карачёва, который в последние годы проведывал Василия Ивановича: ну, как он там? Михаил Иванович нас успокаивал… И поэтому не очень поверилось в информационные сообщения в декабре 2012 года. Но позвонил в Союз писателей, и всё подтвердилось. Остаётся память.

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную