Александр СМЫШЛЯЕВ (Петропавловск-Камчатский)

МУРМАНСКИЕ ВСТРЕЧИ

Всероссийская Арктическая литературная премия имени Виталия Маслова подвела итоги, и учредители пригласили в Мурманск победителей для награждения. Пригласили и экспертов конкурсных текстов, в том числе меня.

В Шереметьево встречаю писателя Владимира Николаевича Крупина – председателя конкурсной экспертной комиссии Арктической премии. Он в ранней утренней спешке оставил дома телефон, и мы не смогли созвониться, чтобы договориться о встрече, но в зоне вылета не разминешься. Владимир Николаевич свеж и бодр, живо интересуется, как я долетел до Москвы с Камчатки, а затем, оглядывая зал, восклицает:

- А вон и Павел Кренёв! Идём к нему?

Подсаживаемся с Крупиным к нему за столик, но почти сразу объявляют посадку на наш рейс до Мурманска.

Начинается моё новое, долгожданное литературное путешествие!

 

1. Виталий Маслов и Дмитрий Коржов

Имя Виталия Маслова дали Арктической литературной премии не случайно. Он для Кольской земли, для Мурманска свой, оторвать невозможно. Писатель, краевед, общественный деятель, да и просто неравнодушный и честный русский человек. Слово «русский» я привёл здесь не случайно, по свидетельству людей, знавших Маслова, он боролся за это слово. Боролся, как до сих пор борются многие из нас, сознательно избегая названия «россиянин», когда речь идёт о нас, русских. Да, мы, живущие в России, - россияне, гордимся этим, любим родную Россию, но мы в первую очередь русские. Чиновничество, особенно иных кровей, да и наши трусы и подхалимы старательно отучают нас от русскости, сами никогда не назовут русских русскими – только россиянами, но мы – русские, и так должно быть, и будет! Поэтому и Виталий Маслов боролся вместе с нами за это дорогое нам слово. Это не национализм, этим мы не унижаем и не обижаем другие российские народы, а наоборот ставим себя в общий ряд народов России.

Виталий Семёнович Маслов родился 1 сентября 1935 года в старинной поморской деревне Сёмжа на севере Архангелогородчины, на берегу Мезенского залива Белого моря. Сегодня этой деревни нет, умерла деревня.

«Из тоски по преждевременно умершей Сёмже и родился русский писатель со своей пронзительной болью и жалостью, резкий, угловатый, непримиримый ко всему неискреннему и ложному, с прямою поморскою душою, что свойственно северной натуре. Но писатель Маслов родился и из мечты о возрождённой деревне, это его костёр, на котором он – добровольный самосожженец, убеждённый, верующий в высшую справедливость и в дух поморского братства, вольно и невольно рассыпавшегося по Руси. Писатель Маслов родился из памяти. Он, как старорусский летописец, добровольно вбирающий память ушедших, беззаветно любя этих ушедших с их доблестями и грехами».

Это написал о Виталии Маслове его земляк и коллега по перу Владимир Личутин, а привёл эту выдержку в своей книге о Маслове мурманский писатель Дмитрий Коржов.

О писателе Дмитрии Коржове тоже достойно сказать хорошее слово. Знакомство с ним как раз и дало возможность понять силу мурманских литераторов. Дмитрий – человек не только начитанный и умный, но еще и обладатель прекрасной памяти. Он, как и герой его книги «Несмирённый живописец» Виталий Маслов, говоря словами Личутина, добровольный летописец края родного. Он так и сыплет именами писателей, прочей культурной публики, бывавшей здесь, на Кольской земле, отметившейся хорошей памятью о себе. Так и сыплет рассказами о героическом прошлом этой северной земли, цифрами, номерами воинских частей, именами и фамилиями. Слушать его – не переслушать. И всякий раз удивляешься его знаниям, а читая его книги – живому языку.

Но пока речь не о Коржове, так как не всё ещё сказано о Маслове. Его мать Александра Никифоровна из поморского рода Дружининых, один из родоначальников которого ходил с Семёном Дежнёвым на край земли, встреч солнцу. И не случайно сын её Виталий, наш герой, впитал через кровь предков, через гены вечное стремление к новому, неизведанному, особенно к северу. Окончил в Ленинграде мореходку и по распределению уехал на Сахалин, в Холмск. Ходил по морям Тихого океана, бывал на Курилах и Камчатке. Однажды у берегов Камчатки масловский пароход попал в жесточайший шторм, когда всё вокруг кувыркалось и летало. Моряки дали зарок: останемся живыми – бросим море. Но их спасли, привели пароход на буксире в Петропавловск-Камчатский. Успокоившись, про зарок моряки забыли. Это случилось в 1956 или 1957 годах.

Теперь я уверен, что не случайно меня пригласили в Мурманск с Камчатки – так Бог распорядился, ведь и через наш полуостров прошла жизненная дорога Виталия Семёновича Маслова.

После Сахалина Виталий Маслов ушёл на всю навигацию в Арктику, затем три года жил и работал в Тикси. Там познакомился с писателем Семёном Шуртаковым, ставшим на долгие годы наставником начинающего литератора Маслова.

Судьба вела его морями и севером. И вскоре привела в Мурманск, а там - на ледокол «Ленин», куда он устроился радистом.

Наша писательская делегация посетила это легендарное судно – первый советский атомный ледокол, который теперь навечно встал в порту Мурманска в качестве музея Арктики и ледокольного флота. На борту «Ленина» бывали многие знаменитости, в том числе Юрий Гагарин и Фидель Кастро. Виталию Маслову довелось разговаривать с Фиделем при его посещении ледокола, и даже пригласить на свою свадьбу, которая была запланирована на тот же вечер. И Фидель согласился, но присутствующий здесь же Анастас Микоян отговорил кубинского лидера и взамен пригласил молодую чету Масловых на закрытое мероприятие с Фиделем Кастро, на которое Масловы пойти всё же не решились.

Атомный ледокол «Ленин» стал для Виталия Семёновича Маслова родным кораблём «на всю жизнь, до смерти», - как сообщает в книге «Несмирённый живописец» её автор Дмитрий Коржов.

Но это – работа. Пусть и любимая, на знаменитом атомоходе, а главной в жизни Маслова всё же становится литература, а вскоре и общественная деятельность. Он думает, он пишет о Севере, который хорошо знает.

Лично для меня удивительным было узнать, что День славянской письменности и культуры зародился и впервые отмечался 24 мая 1986 года именно в Мурманске. Закономерный вопрос: почему в Мурманске? Дмитрий Коржов даёт в своей книге ответ: «Да потому, что у нас был Виталий Маслов»!

Маслов задумал этот праздник. Маслов его пробил, именно пробил, ведь ещё Ленин объявил Кирилла и Мефодия «мракобесами», поэтому праздника такого в советской стране не было, партийная дисциплина не позволяла. Но в 1986 году его провели в Мурманске как областной, хотя приехали на праздник многие звёзды культуры, в первую очередь литературы. Среди тех, первых, был Владимир Крупин. Он и теперь находится здесь, с нашей делегацией, и мы 24 мая приняли участие в очередном (уже очередном и всероссийском!) празднике у величественного памятника Кириллу и Мефодию возле областной библиотеки. В создании этого памятника «без Маслова не обошлось», - замечает Дмитрий Коржов. - Появление в столице Кольского Севера этого памятника – тоже дело рук Маслова и его соратников». Мурманский памятник – копия того, что стоит в болгарской столице Софии. Это тоже Маслов пробил. Изготовили памятник опять же в Болгарии, затем привезли в Мурманск.

Вот таким был человек, имя которого носит Всероссийская Арктическая литературная премия. Многое интересное и лучшее на Мурманской земле связано именно с ним.

Дмитрий Коржов сладил хорошую книгу о Виталии Маслове. Она раскрывает не только биографию этого замечательного человека, подвижника и писателя, но и внутреннюю его суть. А суть эта яркая, настоящая, человеколюбивая. И язык у книги хорош. Жаль, плохо вычитана книга, а то и вовсе не вычитана. Но язык подкупает, поэтому ошибок как бы и не замечаешь. Такому автору как Коржов, можно многое простить. Недаром он стал лауреатом Арктической литературной премии – этого, первого лауреатского потока, которому мы и прилетели вручать награды. Получил он премию за книгу «Мурманцы».

Книга эта – роман-трилогия под одной обложкой. Каждая часть трилогии посвящена определённой исторической эпохе: гражданская война, Великая Отечественная и «оттепель» 1960-х годов. Через пятидесятилетний отрезок российской северной истории проводит автор своих героев. Их судьбы очень непростые, впрочем, как и судьба Мурманска. В первой части трилогии город совсем юный, он и на город-то ещё не похож, недаром автор сравнивает его с тесной подводной лодкой: «Пустой и зловещий бесфонарный Мурманск за черным окном терялся меж снежных сопок, на дне тягучей и неоглядной полярной ночи. Так затаившийся на дне подводный крейсер ждет своего часа».

Но «свой час» для Мурманска долго не наступал, испытаний городу хватило с лихвой. «…После ухода союзников (англичан – А.С.) Мурманск стал другим. Жестче и страшнее. «Хлеба стало меньше, а воров – больше», – горько шутили мурманцы. Не хватало продовольствия, паек, не в пример тогдашней Советской России, выдавали, но что там было – кошачьи слезы…

Спасали рыба и оленина, что привозили в город лопари. До голода дело не дошло, но и недостатка в питании оказалось достаточно для того, чтоб город захлестнула волна болезней – от чесотки и цинги до «испанки», тяжелейшей, изнурительной формы гриппа. Почти нормой стала невеселая традиция не выплачивать жалованье. Для работы, даже самой черной, тяжелой, все чаще привлекали женщин».

Но и это оказалось не самым страшным по сравнению с годами Великой Отечественной войны. В июле 1942 года немецкие бомбардировщики почти полностью разрушили и сожгли зажигалками город и порт. Но сюда продолжали приходить корабли с лендлизовскими грузами. Горожане держались, горожане работали на победу. И всё это мастерски описано Дмитрием Коржовым. В заключительной части трилогии Мурманск оживает, наступает политическая «оттепель» 1960-х годов. Люди расправляют плечи…

«Город родился на сопках. Обосновался, разлегся державно вдоль черной глади незамерзающего моря, Кольского его залива. Постепенно разросся, окреп. Так уж случилось – одни камни вокруг. И дома на них, а теперь уже и улицы, и площади, и проспекты. Он пошел в рост направо и налево по скалистой кромке залива – до Росты с одной стороны, Северного Нагорного с другой. Но и вверх принялся взбираться – по тем же черным, неуступчивым камням. Еще не слишком настойчиво, но упрямо. На Жилстрое и Микояна было грязно и лужи по колено, но дома уже стояли – не только бараки. И строились новые…»

В 2022-м мы застали Мурманск если уж не писаным красавцем, то вполне ухоженным и современным. А над городом и Кольским заливом возвышалась огромная фигура солдата – Алёши Мурманского. Солдата неизвестного, символического, но олицетворяющего героизм и стойкость всех советских людей, северян в годы войны. Да, наверное, и не только в годы войны…

«Пустота бы и осталась. Если бы не люди. Только благодаря им город снова ожил, вернул, отвоевал навек плацдармы, отданные пустоте, и не торопко, по-хозяйски

степенно и неуклонно вновь поднимался ввысь, вовсю обустраивал третью террасу, уже всерьез, без лишней болтовни, задумываясь о четвертой».

Мы поднялись к Алёше Мурманскому. И там, на высоте, над городом, откуда виден он весь вместе с портом и длинной лентой залива, писатель Дмитрий Коржов увлечённо рассказывал о любимом городе. А вечером в областной библиотеке ему вручили лауреатский диплом Арктической литературной премии. За роман-трилогию «Мурманцы».

 

2. Николай Иванов и Владимир Крупин

У меня есть книга Владимира Крупина «Последний бастион Святости», подаренная мне автором в 2014 году. Дарственная надпись замечательная: «Брату во Христе Александру Смышляеву от автора. По фамилии матери я тоже Смышляев. Живи долго! Трудов и радостей!» и подпись.

Мне эта книга дорога. И потому что от Крупина, и потому что он по матери Смышляев, и потому что наполнена она особым светом крупинских мыслей – умных, патриотичных, дерзких и житейски точных. Одни названия глав книги чего стоят: «На войне нет нервов», «Жертва вечерняя», «Россию спасёт святость», «Эти непонятные русские», «Незакатный свет. Из записок паломника». Уже по этим заголовкам можно понять о чём книга.

«Мы – православные, значит, самые счастливые люди на Земле». – это утверждение автора проходит через все тексты. И правда, читаешь и чувствуешь, что за каждой строчкой стоит радость от той высоты, на которой находится православный автор. Далеко внизу горести, раздражения, даже беды, а он смотрит на них сверху, с православных высот и чувствует себя победителем. «Кто в мире главный? - вопрошает Владимир Крупин. – Неужели международный валютный фонд? Смешно. Главный в мире Тот, Кто создал мир, - Господь Бог. А уже потом идёт земная иерархия. И ближе к Богу те, кто наиболее принял в сердце Христа. Это, конечно, Россия и Сербия».

Книга публицистическая. Но публицистика Владимира Крупина - без всякой политологии и идеологии, она – суть бытовая. В ней Крупин прост, как равный собеседник. Но не примитивен, а наоборот – мудр и частенько выстреливает сердитым слогом, а то и негодует, возмущается, обличает, не боясь обидеть сильных мира сего, потому что – мы помним – «главный в мире Тот, Кто создал мир».

«… Библейская истина о лжецах – слугах сатаны – подтверждается. Нам врут и врут, обличая прежде всего самих себя. Ну кто поверит медведю в демократическом зоопарке, что он свергнул прежнюю партию коммунистов ради счастья народного?»

И немногим далее: «… И всё это покрывается жеребячьим ржанием жваноидов сильно голубого экрана. Образование готовит англоязычных биороботов, легко превращаемых в голосующую биомассу, в зомбированный либералами электорат. И на всё это смотреть? С этим смиряться? Нет! У них деньги, у нас любовь к родной земле, и нас не купишь. Другой жизни у нас не будет. А отчёт за свою единственную жизнь придётся держать каждому. Пять матерей у нас: та, которая родила, крёстная мать, мать сыра земля, Божия Матерь и Россия. Это главное понимание стояния человека на земле. На том стоим и с поля боя за Россию не уйдём».

Стояние! Этим Владимир Крупин понятен и близок русскому читателю. Он размышляет, рассказывает о своих личных ощущениях жизни, а получается, что наших общих.

Писатель Владимир Крупин – величина. Его любят и уважают читатели. Его дружбой гордятся писатели. Горжусь и я. А теперь в компании с Владимиром Крупиным прилетел в Мурманск.

Но держится Владимир Николаевич просто. Деликатничает: «Саша, извини, что приходится беспокоить, не дашь ли свой телефон позвонить жене?» Теперь этот телефон хоть в музей сдавай!

Здесь, в Мурманске, бывал он не раз, а потому и встречают его как старого, испытанного друга. В 1986 году он был одним из тех, кто праздновал здесь первый в России День славянской письменности. И опять попал на этот праздник. Мы все на него попали, вручение Арктической литературной премии специально и приурочили к нему. После первых лиц области и города поднялись на трибуну рядом с памятником Кириллу и Мефодию председатель Правления Союза писателей России Николай Фёдорович Иванов и сопредседатель нашего союза Владимир Николаевич Крупин. Мурманцы встретили их дружными аплодисментами. Народу было много, люди заполнили всю площадь перед областной библиотекой и памятником. Николай Иванов приветствовал горожан, а затем объявил:

- Мы в Союзе писателей России учредили высшую награду: почётный знак «За заслуги в литературе». У Владимира Николаевича Крупина достаточно заслуг в литературе, вы это знаете, и я мог бы вручить ему эту награду в Москве, но сегодня я хочу вручить её именно здесь, перед вами, потому что отсюда он со своими коллегами и друзьями начинал этот великий праздник. И на этом месте, при этом памятнике я вручаю тебе, Владимир Николаевич, почётный знак «За заслуги в литературе» за номером один.

Что тут началось! Люди одобрительно кричали «Ура! Правильно!», и когда Крупин взял ответное слово, ему пришлось выдержать паузу, дожидаясь тишины на площади.

Красиво и торжественно отмечают в Мурманске День славянской письменности и культуры. Он один из главных праздников города. И, наверное, не только потому что отсюда он пошёл по России, а ещё и потому, что мурманцы любят, чтят русское слово, наш родной и великий язык.

«В русском слове есть тайна, - пишет В. Крупин всё в той же книге «Последний бастион Святости». – Она в любви к Родине. Любишь Отечество – слово доверяется тебе, позволяет использовать его, оно соединяет твоё сердце с сердцем читателя. Не любишь Россию, и пиши, и долдонь сколько угодно – всё улетит на ветер, это не слова, а высохшие их оболочки. Говоришь, что пишешь правду, но правда без любви – это жестокость… Но язык русского писателя, а в идеале всякого пишущего на русском языке, это не язык политиков, не язык дипломатов, которые договорились до того, что язык дан для скрывания своих мыслей, это свидетельство для вечности о времени, которое судьбой досталось писателю и которое он обязан правдиво и доказательно описать…»

Ох уж этот Владимир Крупин! О нём писать и его цитировать можно бесконечно. А в цитатах и точку поставить негде – он вьёт и вьёт мысль, и всё к месту, и всё нравится, и всё поучительно – не остановишься. Заслужил Крупин почетного знака «За заслуги в литературе» номер один! Ох, заслужил!

Николай Фёдорович Иванов прилетел в Мурманск позже нас. И не удивительно: некогда человеку. Диву даёшься, читая писательские новости: Иванов здесь, Иванов там! Много дел у председателя огромного Союза писателей России, одних региональных отделений почти сотня, и в каждом что-нибудь да происходит, что требует присутствия председателя. А ещё и свои книги писать надо!

Столько реализованных задумок в Союзе писателей России после избрания председателем Николая Иванова! Памятные статуэтки классиков литературы для вручения писателям, грамота за заслуги в литературе (заодно похвастаюсь: и мне такая грамота вручена), объявление отличившихся в любви к литературе городов и областей «территориями литературы», а губернаторам – вручение почётного звания «Губернатор литературной России». Такого звания был удостоен во время торжественного вручения Арктической литературной премии губернатор Мурманской области Андрей Владимирович Чибис.

Но перечисленное – далеко не всё, надо сказать ещё и о литературных премиях, в учреждении которых участвует Союз писателей России. И одна из них – видная, особо престижная – Арктическая премия.

В гостинице общение тесное. Я собрал в своём номере участников нашего мурманского писательского десанта, чтобы скромно, по-дорожному отметить мой уже состоявшийся к тому времени юбилей. Но центр внимания быстро перешёл от меня к Николаю Иванову. У председателя интересовались тем и этим. И он обстоятельно и толково отвечал на все вопросы. К нему тянутся. Нравится неуёмной активностью, военной выправкой наряду с моложавостью, умением разговаривать просто и на равных. Как человек военный, он мыслит быстро и чётко. И как военный, он стремится наладить в Союзе ответственность, в первую очередь – среди секретарей и региональных руководителей Союза. И у него получается!

Особо надо сказать о позиции Союза писателей России относительно спецоперации в Донбассе и на Украине. Очень чёткая позиция, поддержанная большинством: за! Как написала в одной из своих публикаций писатель из Курска Марина Маслова: «С первых же дней специальной военной операции России я и мои коллеги единодушно поддерживали друг друга девизом: «Наше дело правое – победа будет за нами!». Эти слова повторяла я дома, в семье, среди своих учеников и читателей. И невозможно было думать как-то иначе. Иначе невозможно было бы жить!»

Николай Иванов сумел сплотить нас. И не только в этом вопросе.

В 2020 году в «Литературной газете» было опубликовано интервью с Н. Ф. Ивановым, и он, в частности, говорил: «У нас заработали регионы, и я благодарен именно руководителям региональных организаций за то, что они увидели, почувствовали, что Москва их любит, знает, ценит, уважает. У нас сейчас много командировок. Я однажды прилетел из Чечни в 12 часов ночи, а в 3 часа ночи у меня уже был поезд на Белгород, и я из аэропорта помчался на Курский вокзал, чтобы не опоздать».

Насыщенная жизнь. В том числе творчеством. Почему «в том числе» - понятно, ведь такая нагрузка на посту председателя! Но проза Николая Иванова, несмотря на это «в том числе», добротная, а главное – классическая и интересная до полного захвата читателя. Хорошо помню, как ждал продолжения его романа «Реки помнят свои берега», вышедшего в журнале «Наш современник» в октябрьской книжке 2020 года. Ждал следующих номеров с продолжением, а затем с окончанием романа. Читателя, не знакомого с творчеством Николая Иванова, моментально ориентирует и настраивает на интерес к нему эпиграф к роману: «Боже… Ты допускаешь страдания избранных Твоих, чтобы они, как золото, на огне и через огонь страданий очистились… и ещё больше засияли» (Молитва о русском народе епископа Николая Велимировича, Сербия, 1935).

Одного поля ягоды Иванов и Крупин. Николай Иванов в романе: «Люди вообще странные существа. На одном языке говорить не научились, но при этом спорят, кто из них ближе к Богу. Только ведь Всевышний охранной грамоты на главенство никому не выдавал…»

С первых строк романа автор интригует читателя. Вплоть до короткой фразы о русских боевых пловцах, действующих за рубежом. До описания побега из зарубежного заточения русского пленника, оказавшегося офицером спецслужб Егором Буерашиным – «последним солдатом почившего Советского Союза». До вызволения мальчика, посаженного на цепь зажравшимся богатеем-фермером. До выполнения спецзаданий верных Родине офицеров даже тогда, когда генералы забыли о них.

Вырвавшийся на свободу пленник Егор Буерашин, его отец, его верные и неподкупные сослуживцы, девочка Анютка да учительница Вера Родионова понесут далее на себе сюжет романа, вовлекая в него всё новых персонажей. И хитросплетение судеб героев даст роману особую остроту, присущую прозе Николая Иванова. Так будет и в последующих его произведениях, в той же повести «Суворовец Воевода – боец республики».

Читая роман, задаёшься вопросом: откуда автор знает детали подготовки «дальних» разведчиков ГРУ? Откуда знает специфику их службы? Откуда знает тонкости тюремной жизни? Потом вспоминаешь, что в своё время офицер Николай Федорович Иванов был награждён, помимо прочего, медалью «За отвагу», что был в плену, что редактировал военный журнал, и вопросы отпадают.

Из Мурманска в Москву мы улетали одним рейсом – Николай Иванов, Владимир Крупин и я. А перед этим вечер провели в гостинице также втроём за долгой беседой. Многое довелось мне узнать и о том, и о другом собеседнике, а главное – окончательно убедиться, что оба стоят на переднем рубеже настоящей, традиционной русской литературы.

 

3. Камиль Зиганшин и Дмитрий Новиков

Камиль и до этого был моим добрым товарищем по перу и заочным другом. Но теперь мы оказались в одной компании и окончательно сблизились. Удивительный человек! Даже то в нём удивительно, что он, татарин по рождению, живущий в Башкирии, исповедует православное старообрядчество. Во как! Путешественник и страстный любитель природы, особенно северной и дальневосточной, он и пишет об этом. И, конечно, о старообрядцах. Его роман «Хождение к Студёному морю», за который он и получил первое место и лауреатство Арктической литературной премии, как раз о них – старообрядцах сибирского севера.

Когда мне, как эксперту, прислали из Мурманска его роман, я зачитался им. К сожалению первые два романа, предваряющие этот, мне в руки не попались, а в них, как я теперь понимаю, рассказывается, в числе прочего, история Сибирской дружины генерала Пепеляева – последнего белого отряда, после пленения которого в июне 1923 года была поставлена окончательная точка в гражданской войне в России. Я и сам исследую эту тему, поэтому хотелось бы почитать и Зиганшина. Но пока взялся за этот, третий роман о старообрядцах, спрятавшихся на Алдане.

«Погружаясь в мир староверия, понимаешь, что у этих сильных духом людей можно поучиться способности преодолевать трудности, находить счастье и радость там, где другие не видят ничего, кроме проблем. А еще, и это, пожалуй, главное, способности быть благодарным Создателю за каждый прожитый день».

Эти слова из авторского предисловия объясняют сюжетный стержень повествования. А зачин романа сразу повёл меня от страницы к странице. Язык-то добротный, надёжно «подслушанный», не раз повторенный автором, я и сам в детстве слышал его у местных, горношорских кержаков.

«… Войдя, гости разом стянули картузы из своедельщины и низко поклонились. После чего, повернувшись к образам, сотворили молитву и перекрестились.

— Доброго здравия на многие лета, матушка! Иван Федорович Кулагин, — прогудел он. — А это наши женихи: мои сыновья Харитон, Назар, и соседский — Устин.

— Спаси Христос! Благодарствую, что столь споро откликнулись на приглашение!

— Так ведь и у нас интерес имеется.

Заметив, что Дарья с недоумением поглядывает на узкоглазого Устина, пояснил:

— Мать у него китаянка. Но она прошла переправу. Сам Устин крещен по Правилу, с троекратным полным погружением.

— Каков обличьем — не столь важно. Главное, чтоб в нашей вере был. Мне ближе крещеный китаец, чем некрещеный русский».

А уж как автор о зверье пишет! Любит зверьё, и книги его о них – есть и такие - словно о людях.

Но не стану пересказывать роман, хотя можно было бы – увлекательное и душеполезное чтение, скажу только, что мало где ещё узнаешь такие подробности о жизни старообрядцев, кажется, досконально изучил её Камиль Зиганшин. И ведь открылись же ему эти закрытые от мира люди!

И ещё добавлю: поманила главного героя романа мечта о далёком Севере, Студёном море, оставил он свой староверческий монастырь и с сотоварищем отправился в долгую и опасную дорогу. А уж что в пути происходило – пусть читатель сам узнает. В названиях глав романа мелькает вся география путешествия главного героя: Усть-Янск, Индигирка, Колыма, Анюй, Чукотский хребет, бухта Лаврентия, Уэлен. Зримо! В некоторых местах и мне довелось бывать, узнаю их!

Дочитав роман, я точно уверился, что будет написан ещё один: Зиганшин отправит своего героя на Аляску, где тот непременно встретится со своей дочерью и зятем, которые, уехав в Америку, наверняка поселились на берегу залива Кука в одном из староверческих посёлков. Недаром Камиль расспрашивал меня о моих поездках на Аляску, задавал наводящие вопросы, выпытывая подробности вплоть до слова «Буш», которым жители Аляски называют её дикие территории.

Камиль Зиганшин является председателем «Фонда защиты диких животных» и председателем Малого жюри литературной премии «Душа природы». Он Заслуженный работник культуры России и Республики Башкортостан, лауреат Государственной премии Президента России. Одним словом, человек видный. Он хорошо виден и в отечественной литературе. Его первое место в номинации «Проза» Арктической премии лично для меня не стало сенсацией. А вот его отказ от главного приза за победу в этой премии – участие в походе к Северному полюсу на ледоколе – удивил. И не только меня. Но причина оказалась уважительной: как раз на время арктического похода у Камиля уже были другие планы – скорректированные и согласованные, и он не мог подвести людей, отказавшись от этих планов. Поход на ледоколе достался Дмитрию Новикову, который стал лауреатом Арктической литературной премии за роман «Голомяное пламя».

Когда я впервые увидел писателя Дмитрия Новикова, сразу понял, что передо мной главный герой его романа Григорий, уж очень они похожи: сильная грудь, широкие плечи, взлохмаченные, неприбранные волосы на голове, слегка курчавящаяся борода. И добрая, богатырская улыбка. Богатырь и бродяга-романтик!

Так и оказалось! Писал он портрет Григория явно с себя. И живёт в Карелии на собственном хуторе. «Приезжай! Уединённо и красиво там у меня. Места хватит и любопытному глазу, и открытой душе!»

Когда мы сидели в едином застолье в гостях у мурманских писателей, Дмитрий Коржов то и дело обращался к Новикову, сверяя с ним свои слова: «Дима, наверное, помнит», «Дмитрий подтвердит»…

Да, Дмитрий Новиков был в Мурманске своим. И не мудрено, ведь он из соседней Карелии. Хороший гость и гостеприимный хозяин. Как я понял, он из тех, о ком говорят: «Жить – так уж жить, любить – так любить, стрелять – так стрелять!» С плеча! На полную! Он был счастлив получить путевку на Северный полюс из рук капитана ледокола. И я его понимаю.

Его роман красив, как и необычен. Красив словом: любит Дмитрий Новиков поморскую говОрю, дорожит и русским литературным языком, и карельские словечки вставляет в текст. Необычен роман сюжетом. Сквозного сюжета и нет вроде, бросает автор читателя из 1970-х годов в начало 20 века, затем в 2003-й, а там и в 2005 год, а то и вовсе в середину 16 века в село Колу. Но постепенно понимаешь, что задумка эта хороша, она позволила автору поднять несколько пластов поморской истории и описать множество судеб человеческих. И пишет Новиков то от первого лица, то вообще от третьего: «Тебе ничего не оставалось, как стрелять волка. Ты убил его и спас пса. Медведь же потихоньку улизнул. Израненная собака не могла идти, и ты тащил ее на руках десять километров. Было тяжело, но ты не бросил ее, донес…»

Судьбы людей выписаны в романе без прикрас и недомолвок, и даже Глас Третий из Кондака приведён полностью, а в нём обращение к силе божественной, спасительной: «… житейския молвы отринув, в молитвах и слезах и злостраданиих плоть свою изнуряя, добре подвизався противу невидимаго врага кознем и победив я, веселяся прешел еси к небесным чертогам…»

Только к Богу и Святым уповать и остаётся многим героям Дмитрия Новикова, в том числе герою главному - Григорию. Но их держат любовь и вера. Без любви человеку нельзя, без веры тем более. Тогда и Память человек будет чтить, и Красоту воспримет, и восхитится ею.

«Прямо перед ними, в успокоившемся море, на воде, на голубой поверхности ее лежала радуга. Не в небе, не вертикально, а плашмя, охватив залив, и дальше в открытое море; лежала она, яркая, чистая, словно из воды вышедшая, глубиной омытая, солнцем рожденная.

— Чудо, чудо какое! — зашептал Гриша. — Смотрите, первый раз в жизни вижу, прямо на воде лежит! Голомяное пламя — дед говорил! Я не понимал раньше!!!»

Позже, уже вернувшись из Мурманска на Камчатку, я наткнулся на небольшую рецензию, посвящённую роману «Голомяное пламя», нашего камчатского литературного обозревателя Николая Палубнева, и обрадовался тому, что роман и до нас дошёл, его читают, о нём говорят и пишут. Вот и Николай Палубнев прочитал, написал и привёл верную цитату из романа:

«Изысканно объясняет автор название романа, как радугу в дали морской: «если голомя открылось, тут праздник душе. Не знаю, не могу понять: почему открытая голубая гладь эта так возбуждает все лучшие чувства в человеке. Тут тебе и радость свободы, и печаль за не могущих с тобой эту радость разделить, и мужество какое-то изначальное, когда лишь на Бога надежда да на свое неплошание. И сила в тебе просыпается неземная, водная такая сила, когда каждым гребком ты лодку свою посылаешь на десять метров вперед, и лишь спина твоя ловит стремительный этот бросок и напрягается вовремя, чтобы равновесие держать, а руки – те не знают ни удержу, ни предела. И сладость воздуха для легких твоих, которые только тут легкими становятся, а до того везде тяжелыми, натужными были».

И закончу словами Николая Палубнева, земляка моего, умеющего правильно читать хорошие книги:

«Главный герой Григорий на протяжении всего романа много раз близок к гибели, но спасается молитвой, чудом, счастливым случаем. Духовное родство с преподобным Варлаамом Керетским, который выступает здесь отдельным героем, становится основным инструментом спасения, надеждой на выживание, будущее поморского народа. Стоит отметить удивительное пиршество лирических отступлений, описаний природы, ее красот и богатств, занятий людей на Севере, воспоминаний детства героя. Все это подчинено художественной задаче произведения – приоткрыть правду о земле и любовь к краю оригинальными выразительными средствами. Находит писатель и очевидные истины с откровениями: «главное русское чувство – когда становится сладко, то вслед за этим сразу следует соль. Чтобы не пересластить, не ослабить дозволенностью, отрезвить. И как это чувство прививается с детства – эта постоянная готовность к соли после сладости. И как оно, совместное, все-таки острее, вкуснее простых чувств, что, разложенное на две составляющие, теряет гораздо, неизмеримо больше, чем просто поделенное пополам. Соль и сладость вместе, заодно, одно сразу вслед за другим, неразрывно. И знание, что так будет и бывает всегда – соль вслед за сладостью, – делает тебя гораздо, не в два, во много раз сильнее и быстрее, позволяет быть готовым, выживать».

 

4. Павел Кренёв

Очень неторопливым, несуетным показался мне писатель Павел Кренёв. И голос у него медленный и тихий – прямо-таки шелест губной, раздумчивый. И полуоткрытые глаза с белесыми ресницами полны тихого улыбчивого лукавства. Всё это так походит на его героев из книги, за которую он приехал получать Арктическую премию, - «На севере, на Летнем берегу», на его поморских деревенских мужичков, да и на него самого, деревенского мальчишку, описанного здесь же: «Я старался расти степенным, сдержанным, как, допустим, мой отец».

Так и представляешь себе, как садиться работать над своими книгами писатель Павел Кренёв. Неспеша наливает в кружку добротный, душистый чай, осторожно кладёт кусковой сахар, чтобы при этом не булькнуло и не капнуло на клеёнку, размешивает ложечкой, тихонечко позвякивая по стенкам кружки. Несёт чай к рабочему столу, шаркая по ковру домашними любимыми тапочками. Ставит кружку на привычное для руки место. Двигает стул, садится. Некоторое время думает, читая ранее написанное и осторожно прихлёбывая чай. И начинает писать далее…

Думается мне, совсем недаром он в своей лауреатской книге вперёд поставил рассказ «Пунашки, воротча и госьба». Три не всякому читателю понятных слова. А зачем? Да чтоб сразу наткнуться именно на этот рассказ, прочитать, не отрываясь, понять и эти, и многие другие поморские деревенские словечки из местной говори, посмеяться и полюбить прозу писателя если не навсегда, то надолго. Запомнить её, чтобы искать другие книги Кренёва.

Умеет он ладить и со словом – как литературным, так и местным, и с юморком, и с самоиронией. «Нет рассказчика и весельчака в деревне картинистее дедушки Павлина»! Так и представляешь, как дедушка Павлин хвост распускает.  Вспоминаю, как трудно было мне, эксперту Арктической премии, ставить оценки текстам Камиля Зиганшина, Павла Кренёва и Дмитрия Новикова – кто лучше, кто первый, кто за ним. Все хороши, все достойны. А там уж как выстроилось, так выстроилось – демократическое рейтинговое голосование.

Вереницей тянулись мурманские читатели к сидящему на стульчике Павлу Кренёву за автографом, протягивали книгу. Что он писал – не видел, но, думается, что-нибудь весёлое. Хотя за весёлым и по народному мудрым прошлым, описанным им в лауреатской книге, продолжением идёт ностальгическое и грустное из современности. Вот из того же рассказа:

«Давно уже нету среди живых почти всех, кого я упомянул в этом рассказе. Да и на деревенском кладбище, куда они переселились, могилы не всех сразу и найдёшь. Кое у кого кресты упали, вросли в мох. Сквозь гнилое дерево проросла трава. Деревня потихоньку пустеет, пустеют дома, и за некоторыми могилками больше некому приглядывать. Скоро умрём и мы, и неизвестна долюшка и наших крестов да могил. Но пока ношу по земле бренные свои кости, не забуду их, добрых моих односельчан, не погаснет в сердце моём память о них, и любовь».

Удивительна судьба самого писателя. Коренной помор, деревенский мальчишка, он окончил Ленинградское Суворовское училище, затем факультет журналистики в Ленинградском госуниверситете, а позже Высшие курсы КГБ и аспирантуру в Академии безопасности России, до полковника дослужился, преподавал в Академии безопасности, занимался с будущими разведчиками и контрразведчиками. Вот откуда его остросюжетные, увлекательные детективы!

Но и это не всё. Работал Павел Григорьевич и полномочным представителем Президента России в родной Архангельской области. Не забывал свой Север. Да и не забывает, как видим. Детективы про шпионов – это хорошо, интересно, но жизнь народная, талантливо описанная, – лучше. Многогранен талант писателя Павла Кренёва. Он и в телевизионной журналистике отмечен – работал на ТВ в Архангельске. Ныне живёт в Москве. И много пишет.

«Два помора движутся к своей цели – открытому, свободному ото льда морю…»

Помор, писатель Павел Кренёв не только подошёл к своему «открытому и свободному» морю в литературе, но и вольно, размашисто, красиво плывёт в нём, оставляя за собой заметный след.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную