Мм. гг.! Надгробным словом начались наши последния два собрания. Четыре месяца тому назад, хоронили мы человека, знаменитаго дарованиями, самоотверженно послужившаго святому русскому делу – делу освобождения и созидания Славянскаго мира. Мы оплакивали преждевременную смерть гражданскаго устроителя вновь похищенной из турецких когтей Болгарии, последовавшую в самый день подписания Сан-Стефанскаго договора, и прославляли имя, связавшее себя неразрывно с одним из „величайших христианских деяний современной истории“: в самом деле, вся Болгария призвана была к новой жизни, не было уже более ни одного христианина раба на всем пространстве Болгарскаго разселения от Дуная до Марицы!
Не опять ли хоронить собрались мы сегодня, но уже не человека, а миллионы людей, целыя страны, свободу Болгар, независимость Сербов? хоронить великое, святое дело, заветы и предания предков, наши собственные обеты, хоронить Русскую славу, Русскую честь, Русскую совесть?….
Нет, нет и нет! Скажите вы все, здесь собравшиеся: неужели все это не сон, не просто страшныя грёзы, хотябы и наяву? Неужели и впрямь на каждом из нас уже горит неизгладимое клеймо позора?…. Не мерещится ли нам все то, что мы будто видим, слышим, читаем?
Или наоборот: прошлое было грезой? Галлюцинация, не более как галлюцинация все то, чем ми утешались и славились еще менее полугода тому назад?! И плененныя Турецкия армии под Плевной, Шипкой и на Кавказе, и зимний переход русских войск чрез Балканы, и геройские подвиги наших солдат, потрясшие мир изумлением, и торжественное шествие их до Царьграда,– эти необычайныя победы, купленныя десятками тысяч Русских жизней, эти несметныя жертвы, принесенныя Русским народом, эти порывы, это священнодействие народнаго духа,– все это сказки, миф, порождение распаленной фантазии, может-быть даже „измышление московских фанатиков!“ Не было ни побед, ни победоносных вождей, ни пролитой русской крови, ни избиения Турками христиан, ни избавления Русскими христиан Однако же полсотни тысяч солдат раненых, больных, изувеченных призреваются теперь на всем пространстве России, однако победоносные дожди возвратились и всенародно, во свидетельство русских побед, возведены в сан фельдмаршалов…. Это уже кажется не мечта, а действительность. Однако еще недавно в самом Петербурге, с флагами, пением народнаго гимна на улицах, с торжественным молебном и пальбою из Петропавловске крепости, праздновалось оффициальное обнародование Сан-Стефанскаго договора, скрепленнаго подписью нашего кабинета и ныне разрываемаго в клочки….
Но если все это было, возможно ли же быть тому, что есть, что творится теперь там, на конгрессе, что служит пряным отрицанием, противоречием, наругательством всему бывшему? Ужели хоть долю правды должны мы признать во всех этих корреспонденциях и телеграммах, которыя ежедневно, ежечасно, на всех языках, во все концы света разносят теперь из Берлина позорныя вести о наших уступках и, передаваясь в ведение всего народа, ни разу не опровергнутыя русскою властью, то жгут его стыдом и жалят совесть, то давят недоумением? Какую же картину рисуют перед ним все эти публичныя сказания? Ты ли это, Русь-победительница, сама добровольно разжаловавшая себя в побежденную? Ты ли на скамье подсудимых как преступница, каешься в святых, подятых тобою трудах, молишь простить тебе твои победы?…. Едва сдерживая веселый смех, с презрительной иронией, похваляя твою политическую мудрость, Западныя державы, с Германией впереди, нагло срывают с тебя победный венец, преподносят тебе взамен шутовскую с гремушками шапку, а ты послушно, чуть ли не с выражением чувствительнейшей признательности, подклоняешь под нее свою многострадальную голову!…
Ложь! Если в таком чудовищном образе и представляется Россия из Берлинских писем и телеграмм, то самая чудовищность служит лучшей порукой, что этому не бывать. Не то, чтоб мы сомневались в справедливости сообщений о замыслах и притязаниях Англии с Австрией, руководимых пресловутою маклерскою честностью Германскаго канцлера. Нисколько. Кривде и наглости Запада, по отношению к России и вообще к Европе Восточной, нет ни предела, ни меры этой исторической аксиомы, как и никаких уроков истории, не ведают только русские дипломаты да петербургския руководящия сферы…. Более чем вероятными, увы! признаем мы также и сообщения о действиях наших представителей на конгрессе: на веки не забыть нам услуг, оказанных русскою дипломатиею России в эти последние два года. Но каких бы щедрых уступок, во вред России и к выгоде наших врагов, ни натворили русские дипломаты,– разве Россия, в лице своего Верховнаго Представителя, сказала свое последнее слово? Не верим, чтоб все эти щедроты на счет русской крови и чести были одобрены Высшею властью; не верим и не поверим, пока не появится о том оффициальное правительственное извещение. Но даже и предположить подобное извещение было бы преступлением против достоинства власти!….
И в самом деле, мыслимо ли, чтоб весь этот колоссальный абсурд, эта ошеломляющая нелепость решений конгресса, это сплошное наругательство над Россией могло когда-либо стать совершившимся фактом?
Посудите сами:
Из-за чего возгорелась война, из-за какого ближайшаго повода? Из-за турецкой повальной резни, совершенной над населением Южной Болгарии. Какая главная возвещенная задача войны? Вырвать Болгарское племя из-под турецкаго ига. Никогда никакая война не возбудила такого всеобщаго на Руси сочувствия и одушевления, не вызвала столько жертвоприношений любви, не заслужила в такой полной мере названия „народной“, как именно эта война, благодаря именно этой священной задаче. По переходе наших войск через Дунай, Императорская прокламация обявляет Болгар свободными. Немедленно, по Высочайшей воле, полагается начало правильной гражданской организации края, и всюду, по мере его занятия, вводится нами не временное военно-полицейское, а прочное гражданское управление. После исполинских усилий, русския войска преодолевают Балканы; русския власти водворяют новый строй и по всей Южной Болгарии. Сан-Стефанским договором, скрепленным подписью Императора России и подписью самаго Турецкаго падишаха, вся Болгария по обе стороны Балкан возводится в Княжество. Российский Императорский Коммиссар торжественно водворяется в главном Южно-Болгарском городе Филиппополе и делает уже приготовления к созыву народнаго собрания… Поверила наконец несчастная страдалица-страна своему избавлению, с радостию отдалась вере и в свою будущность, вздохнула свободно, ожидала и вдруг… С соизволения той же самой великодушной избавительницы – России, как по живому телу распиливается Болгария на две части, и лучшая, плодороднейшая ея часть, Забалканская, та именно которая наиболее истерзана, изязвлена, осрамлена турецкими зверствами, возвращается в турецкое рабство!… Русския же победоносныя войска, те самыя, что ценою своей крови добыли свободу Южных Болгар, приглашаются вновь закрепостить их побежденному извергу и так сказать собственноручно отвести: христианских жен на поругание, детей на посрамление, всех на лютую турецкую месть за то, что верили в Русскую власть, за братское сочувствие к Русским!
А еще в Петербурге, как пишут в газетах, многое множество легкомысленной военной молодежи и всяких государственных недоростков, вращающихся в петербургских гостиных, позволяет себе повально глумиться над Болгарами и бранить их га недостаток будто бы доверия и радушия к Русским! Не говоря уже о том, как несправедливо, как безсердечно относиться таким образом, на основании частных случаев, огульно ко всему народу, да еще к народу, нравственно забитому, удрученному пятивековым гнусным рабством, спрашиваем их: что, но их мнению, после всех наших торжественных и нарушенных обещаний, достойны ли оказываемся мы доверия и любви Болгар?…
Бедный русский солдат, тебе стыдно будет и глава подоят на этих твоих „братушек“… За что же, благодаря русской дипломатии, будешь ты заклеймен в памяти Болгарскаго народа ненавистным названием предателя!…
И осмелится кто-нибудь поверить, чтоб такие результаты конгресса были освящены согласием Русской власти!… Да что же такое случилось? Не претерпели ли мы поражения, страшнаго, поголовнаго, хуже даже Седана, потому что и после Седана Франция не пошла на мир и отбивалась пять месяцев? Ничего не случилось, никаких боев не было. Только притопнул лорд Биконсфильд, да Австрия пригрозила пальцем: так, по крайней мере, повествуют наши газеты. Русская дипломатия, пожалуй, и могла испугаться, но только она одна, и никто больше.
Все это тем более невероятно, что русскому правительству менее чем кому-либо можно убаюкивать себя надеждою, будто участь Южных Болгар вполне обезпечивается назначением некоторых реформ. Оно слишком богато историческим опытом, да и не оно ли само, на Константинопольской конференции, с такою силою обличало несостоятельность всех гарантий подобнаго рода? Тем более, что Англия не дозволила истолкования этих реформ в широком смысле административной автономии и допустила их единственно приличия ради и для облегчения России ея политическаго отступления. Не только не в интересе Англии оградить Южных Болгар от всякаго посягательства на их права личныя и общечеловеческия, но вся задача поставленнаго ею на конгрессе Болгарскаго вопроса в том только и состоит, чтобы вытравить из Южной Болгарии всякий след Болгарской народности. Ей запрещается даже и именоваться Болгарией. Ведь христианским губернатором может быть назначен и Англичанин в роде Бекер-паши известнаго английскаго консула Болгаро-убийцы. Ненависть и ожесточение великобританскаго перваго министра в Болгарам, невинным виновникам последней войны, доросли до таких размеров, что лорд Биконсфильд был бы не прочь видеть повторение турецкой резни 1876 года, только с меньшим скандалом и в более легальной форме. Он заботливо обезпечил себе возможность повальнаго истреблении Болгарскаго в Румелии племени, при первом признаке мятежа. Именно для того, как оффициально разяснено самой Англией, чтобы предоставить Туркам все средства к немедленному подавлению всякаго возстания христиан в самом его начале, по всей южной Болгарии будут тянуться турецкие этапные военные пункты, и Балканы послужат местом постояннаго пребывания для турецких полчищ, которыя таким образом могут, во всякую минуту, низринуться как в долины Тунджи и Марицы, так и в Придунайскую Болгарию. Признаки мятежа! Да и теперь в Румелии только присутствие двухсот-тысячной Русской армии едва-едва сдерживает взрывы мести и озлобления между Турками и Болгарами! Вот какая перспектива открыта решением конгресса для Болгарскаго населения, а оффициозный, на казенныя деньги издающийся В русской столице орган чужестранных интересов, Journal de St. Petersbourg, смеет возвещать, что России нечего безпокоиться, что ея жертвы принесены не напрасно, что свобода и безопасность христиан вполне обезпечены! Бывают самообольщения хотя и грубыя, но искренния и невольныя: они еще могут служить каким-нибудь извинением человеку. Им нет места в настоящем случае: здесь может быть только один вольный, преступный обман собственной совести!
Не такова совесть у Русскаго народа. И если, после не совсем торжественной ретирады Императорскаго Коммиссара из Филиппополя в Тырново, после удаления русских войск за Балканы, возобновятся случаи турецкаго зверства, и вновь прольется христианская кровь, и вновь наругается Турок над христианскими женщинами, и дойдет о том до слуха России,– не воспрянет ли она, словно уязвленная, вся как один человек, и ринется, посылая проклятия своим дипломатам?….
Ринется? Как бы не так! Именно против этих-то великодушных русских порывов и приняты меры лордом Биконсфильдом сообща с русскими дипломатами. Британский министр, с безцеремонностью сознающей себя силы, так прямо и обявил, что нея его задача: оградить Турцию от новой победоносной Русской войны, как бы там ни мучились христиане; одним словом, что весь конгресс ничто иное как открытый заговор против Русскаго народа. Заговор с участием самих представителей России!! Так как опыт показал, что Балканы, оставшиеся до сих пор непреодолимою естественною преградою, не могли сдержать стремления наших войск, то, по решению конгресса, по всему Балканскому хребту будут возведены, конечно с помощью английских денег и инженеров, такия турецкия укрепления с надежными турецкими гарнизонами, которыя-бы сотворили из Балкан твердыню действительно необоримую….
Вот к чему послужила вся Балканская страда Русских солдат! Стоило для этого отмораживать ноги тысячами во время пяти-месячнаго Шипкинскаго сидения, стоило гибнуть в снегах и льдинах, выдерживать напор бешеных Сулеймановских полчищ, совершать неслыханный, невиданный в истории зимний переход через досягающия до неба скалы! Не успели герои Шипки, имя которой стало так любезно, так сродни народному слуху, не успели они вернуться домой и утешиться благодарностью соотчичей, как во очию пред ними Русскою властью против них же Русских солдат, преодоленныя ими преграды обращаются в непреодолимыя! Без краски стыда и жгучей боли нельзя уже будет теперь русскому человеку даже произнести имя Шипки, Карлова и Баязета и всех тех мест, прославленных русским мужеством, усеянных русскими могилами, которыя ныне вновь предаются на осквернение Туркам! Добром же помянут эту кампанию и русскую дипломатию возвратившиеся солдаты!
И мы отважимся поверить, что на все это последовало одобрение Верховной Власти?…. Никогда!
Наша дипломатия хочет утешиться тем, что она добилась у конгресса согласия на возведение Придунайской Болгарии в Княжество. О простота, простота! Неужели можно думать, что после такого открытаго изявления своих замыслов, Англия и Австрия дозволят свободное и самостоятельное, в национальном духе, развитие Придунайскаго Болгарскаго края? Неужели можно ожидать, что Англия и Австрия не примут всех нужных им мер, для того чтобы парализовать всякое значение этого княжества и поработить его себе в политическом и экономическом отношении? Англия уже заявила свое требование участвования в гражданской организации княжества. Затем все второстепенныя подробности, все „детали“ решено установить после конгресса, посредством особых коммиссий и посольств в Цареграде. Уступив в главном, стоит ли препираться о мелочах? Русские дипломаты за мелочами гоняться не любят! Но сеть мелочей, систематически сотканная Англией и Австрией, так опутает Придунайское Болгарское Княжество, как будто оно сжато железными обручами, и не высвободиться ему из них.
Да меры уже и приняты. Если Сан-Стефанский договор, по сознанию всего русскаго общества, грешил явною несправедливостью по отношению к Сербии, Боснии, Герцеговине, то конгресс взялся исправить эту ошибку. Сербии принарежется несколько лишних квадратных миль, но за то австрийския войска вступят в Боснию и Герцеговину. С умилительным единодушием все державы, исключая Турции, но не исключая России, благословили Австрию на оккупацию, без сомнения безсрочную, этил двух Славянских земель, а потом на подчинение себе, в той или другой благовидной форме, в военном, политическом и экономическом отношении, и независимой Сербии и независимой Черногории, и всей продольной полосы Балканскаго полуострова вдоль западных границ Болгарии, вплоть до Эгейскаго моря! Русская дипломатия видит в этом даже какое-то особенное торжество своей политики и с увлечением, которому граф Андраши даже и не вдруг поверил, приветствовала, как новую эру, разграничение сфер влияния России и Австрии на Балканском полуострове!
Нет таких и слов, чтоб заклеймить по достоинству это предательство, эту измену историческому завету, призванию и долгу России. Согласиться на такое решение значит подписать свое самоотречение, как Главы и Верховной Представительницы Славянскаго и всего Восточно-Христианскаго мира,– значит утратить не только свое обаяние, не только сочувствие, но и уважение Славянских племен, наших естественных, наших единственных союзников в Европе. Свобода, самобытное развитие и преуспеяние духовных стихий Славянской народности возможны для Славян только в единении любви с Русским народом…. Иначе решает русская дипломатия! Для того только, православный Русский народ, единый могучий и независимый из всех Славянских народов, для того только и пролил ты свою драгоценную кровь, принес в жертву сотни тысяч твоих сынов, для того ты и разорялся и временно обнищал, стяжал себе поистине венец страстотерпца и мученика, чтобы собственными победами унизить себя как Славянскую державу, расширить владения, умножить силу врагов – твоих и всего Славянства, и подчинить Православных Славян господству Немецкой и католической стихии! Напрасный мученик, одураченный победитель, полюбуйся на свое дело!…
Если во время Константинопольской конференции мы говорили, в таком же собрании, что щеки пылают у России от получаемых ею пощечин, то что же сказать теперь, при ежедневных, торжественных заушениях? А русские дипломаты, если верить газетам, после каждаго заушения, только росписываются в получении и просят взамен для России лишь аттестата о „безкорыстии“! По истине безкорыстно, и в аттестате им не отказывают…
Слово немеет, мысль останавливается, пораженная, пред этим колобродством русских дипломатических умов, пред этою грандиозностью раболепства! Самый злейший враг России и Престола не мог бы изобресть чего-либо пагубнее для нашего внутренняго спокойствия и мира. Вот они, наши настоящие нигилисты, для которых не существует в России ни русской народности, ни православия, ни преданий, которые, как и нигилисты в роде Боголюбовых. Засулич и К°, одинаково лишены всякаго историческаго сознания и всякаго живаго национальнаго чувства. И те и другие – иностранцы в России и поют с чужаго европейскаго голоса; и те и другие чужды своему народу, смотрят на него как на tаbala rasa, презирают его органическия, духовныя начала, стараются сдвинуть его с пути, заповеданнаго ему историей и направлять насильственно на путь противоестественный… Все они – близкая друг другу родня, порождение одного семени, хотя и различествуют между собою бытом, воспитанием, нравами, доктринами и главное – степенью самосознания .. Предоставляю вам самим решать, кто же однако из них: сознательных и безсознательных, грубо-анархических и утонченных государственных нигилистов, в сущности опаснее для России, для ея народнаго и духовнаго преуспеяния и государственнаго достоинства?
Неужели же, в самом деле, Турции, грозящей своим смелым сопротивлением обратить в ничто всемудрый конгресс, суждено явиться ангелом-спасителем русской чести?
Нет, что ни происходило бы там на конгрессе, как бы ни распиналась русская честь, но жив и властен ея венчанный Оберегатель, Он же и Мститель! Если в нас, при одном чтении газет, кровь закипает в жилах, что же должен испытывать Царь России, несущий за нее ответственность пред Историей? Не Он ли сам назвал дело нашей войны „святым“? Не Он ли, по возвращении из-за Дуная, обяснял торжественно приветствовавшим его депутатам Москвы и других русских городов, что „святое дело будет довено до конца“? Страшны ужасы брани, и сердце Государя не может легкомысленно призывать возобновление смертей и кровопролития для своих самоотверженных подданных,– но не уступками, в ущерб чести и совести, могут быть предотвращены эти бедствия. Россия не желает войны, но еще менее желает позорнаго мира. Спросите любаго Русскаго из народа, не предпочтет ли он биться до истощения крови и сил, только бы избежать срама русскому имени, только бы не стать предателем христиан-братьев? Еще не постыдно уступить превосходной соединенной силе врагов после долгих, героических побоищ, как уступили и мы в 1856 году без урона для своей славы, как уступила недавно и Франция. Но уступать предупредительно, без боя и выстрела, это было бы уже не уступкою, а отступничеством. Да и кто бы в Европе действительно отважился теперь на войну? Не Англии же, в самом деле, с ея Индийскими чудищами, можем мы опасаться на суше, а от войны на море она потерпит сильнее чем мы. Не Австрия же, у которой, по выражению покойнаго Тютчева, все тело – Ахиллесова пятка (dont tout le corps n’est qu’un pied d’Achille), которая именно войны с Россией пуще всего и боится, потому что только от одной решимости России зависит вызвать на свет Божий „Австрийский вопрос“…. Несокрушим и непобедим Русский Царь, если только Он, с ясностью историческаго сознания, с твердою верою в предназначение своего народа, отложив в сторону попечение об интересах Западно-Европейских держав, интересах своекорыстных и нам враждебных, возденет, по выражению наших древних грамот, „высоко, грозно и честно“ в своей длани знамя России оно же знамя Славян и всего Восточнаго Христианства!
Волнуется, ропщет, негодует народ, смущаемый ежедневными сообщениями о Берлинском конгрессе и ждет, как благой вести, решения свыше. Ждет и надеется. Не солжет его надежда, потому что не преломится Царское слово: „святое дело будет доведено до конца“.
Долг верноподданных велит всем нам надеяться и верить, долг же верноподданных велит нам и не безмолвствовать в эти дни беззакония и неправды, воздвигающих средостения между Царем и землею, между Царскою мыслью и народною думой. Ужели и в самом деле может раздаваться нам сверху в ответ внушительное слово: „молчите, честныя уста! гласите лишь вы, лесть да кривда“!…
