На пятую годовщину со дня блаженной кончины Марата Мусина
И тревожный, и радостный месяц май… Тут тебе и праздник труда, и день скорби и памяти заживо сожженных в Доме профсоюзов на Куликовом поле в Одессе, и, по-старому, День печати, и День памяти профессора, военкора Марата Мусина, дорогого мне и нашим друзьям человека, отчаянного, наивного, неугомонного.
Это про него сказано: «Впереди планеты всей!»
Марат в сентябре 1993 года, не задумываясь, влился в передовой отряд защитников Конституции. Будучи талантливым аналитиком, открыто, с фактами в руках обличал коррупционеров… В дни начала «арабской весны» первым помчался помогать ливийцам, сирийцам бороться против интервенции блока НАТО… А осенью 2013 – вел репортажи на баррикадах в Киеве, Харькове…
Недавно один наш товарищ, генерал, желая возвысить Марата, поведал, будто Мусин ему говорил, что осенью 2013 года у «Анны-Ньюс» работало 400 корреспондентов на Украине… Пришлось поправить товарища, что не корреспондентов, а волонтеров (подлинных бессеребреников), потому что у фронтового агентства ни тогда, ни сейчас нет и не было таких средств, но были настоящие подвижники, кто искренне желал оказать помощь людям информационной поддержкой…
В последние месяцы, листая ленты блогеров и условных военкоров, не говоря уже об «экспертах», внутренне радуюсь, что Марат не видит и не слышит современного «журналистского» шабаша, тех многих, кто изображает из себя бескорыстных патриотов и радетелей справедливости, защитников солдат и знатоков искусства организации театра военных действий…
Какой только пурги не навеют, какой глупости не сморозят ради демонстрации своей «умности» и «значимости», так сказать, «для красного словца…» Некоторые так громко кричат, что им даже ордена дают, лишь бы замолчали.
А.С. Пушкин в свое время обращался в стихотворении «Клеветникам России» к депутатам французского парламента, развернувших кампанию военной поддержки Польши:
«О чем шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России?»
– а теперь впору слова национального гения обращать к отечественным блогерам и условным военкорам, которые по месяцу бродят по одному и тому же цеху Артемовского завода по обработке цветных металлов, рассказывая о том, какой у них дорогущий коптер с камерой, как они удачно им управляют, как они могут показать сражения на фронте, но, по их словам, мешает съемкам несвоевременная поставка снарядов боевым подразделениям, неверная расстановка командованием сил на фронте и прочая ересь… Понятно, что в Красный Лиман не пойдут, так хоть по Попасной, по Лисичанску побродите от безделья, всё какой-то реальный информационный контекст войны: огарки домов, жители подземелья, разрушенные церкви и кладбища на детских площадках…
Мы никогда не увидим в их репортажах реальных съемок на линии огня, страданий и терпения мирных на войне… Мы не прочтем очерки о русском характере, судьбе человека и подвиге юных добровольцев Донбасса или санитарки полевого госпиталя, которая вытащила из полыхающего в огне роддома семерых младенцев, спасла акушерку Марусю и Ваню-электрика… Только благодаря поездке Президента России в Мариуполь, жители РФ и всего мира узнали, чем и как живет возрождающийся город. Но не от многочисленных штатных военкоров и круто зарабатывающих на чужой беде блогеров… Не про современных ли борзописцев читаем в «Сороке-воровке» (1915 г.):
Сорока, воровка, кашку варила... Этому дала по блюдечку, Этому дала по мисочке, Этому дала по чашечке, Этому дала по ложечке. А этому ничего, ничего не дала!...
Пожалуй, да, хотя и очень мягко.
Продвинутые пользователи технологий слишком далеки от народа. Это фронтовые корреспонденты и операторы Великой Отечественной войны шли вместе с бойцами в атаку, в разведку, строчили из пулемёта, делились куском хлеба с голодными жителями Ленинграда, забирали в свои семьи детей-сирот…
Вот что записал в полевой книжке великий кинорежиссер и писатель, военкор Юго-Западного фронта Александр Довженко летом 1942 года:
30-VI «Сегодня опять моя хозяйка – учительница десятилетки – пошла без хлеба на поле работать на колхоз. Дома осталась бабушка – тоже без хлеба. Я украл три ломтика хлеба в столовой и попросил [Алексея] Суркова сделать то же. Я принес бабушке 6 кусочков солдатского хлеба. Конечно, я не думал, что мне придется заниматься кражами. Отроду этого не делал нигде, но пришлось, пусть Бог простит.
*** Это уже я сделал два раза. Боюсь, что буду красть понемногу и дальше. Жаль мне бабушку. А мои несчастные отец и мать погибли, вероятно, уже под немцами. От голода…
*** Был сегодня на аэродроме полка тяжелых «Бостонов». Подъезжаем к убогой хате (штаб). Около хаты на камышовой куче лежат, спят, десятка полтора-два летчиков. Полковник. Какое-то клеймо печали было на всех на них. Это первое, что я почувствовал. Я не ошибся, к сожалению. Перед нашим приездом у них не вернулось из боя семь «Бостонов» из-под Волохоновки. Полковник чуть не плачет. Комиссар тоже. Так и мне стало грустно. Я весь проникся их печалью. Бедные самолеты. Как они вылетали в четвертую бомбардировку. Горе, что у них нет своих истребителей.
1-VIl Из рассказов Кучера. О поведении определенного элемента в Одессе. Защищали ли они Одессу? Нет поубегали, как рыжие мыши с корабля. Покидали партбилеты, драпанули в Азию. Один оратор-«пафосник» был мобилизован. По пути на позицию, уже за городом, он попросился выйти из строя перевязать обмотки. Позволили. Перевязывал, пока не стемнело, а затем в кукурузу, да и переночевал там, боясь даже побежать назад. Ночь была бурной, громкой. Утром вылез из кукурузы и сразу же напоролся на роту румын. Бросил оружие, поднял руки вверх. – Господа, я сдаюсь, я не коммунист, я ненавижу советскую власть, помилуйте. Однако румыны ничего ему не ответили. Они не знали языка, кроме того, они были пленные. – Ты что это делаешь, гадюка? – крикнули конвоиры-бойцы, которых от испуга «патетик-пафосник» не заметил. Да по морде. Так и повели они его впереди румын к роте, а затем расстреляли, как быдло паршивое. А воров было в Одессе, а воров-шоферов, которые разворовывали машинами все, что попадало под руку! Ненавидели их наши хлопцы, которые защищали Одессу. Тошно вспоминать…»
Это не репортаж, не очерк, а всего лишь фронтовые заметки, а сколько в них страдания, боли, любви и презрения к предательству…
Сегодняшние «военкоры» часто говорят, что им мешает цензура Конашенкова, но тогда-то, по версии нынешних «историков» советского периода, цензура была покруче и страховка у Александра Петровича и его коллег отсутствовала, однако это не помешало ему опубликовать в газете «Красная звезда» рассказ «Ночь перед боем» (№179, 1 августа1942 г.), а после выхода номера в редакцию позвонил секретарь ЦК ВКП(б): «Передайте Довженко благодарность Сталина за рассказ. Он сказал народу, армии то, что теперь крайне необходимо было сказать!»
А сколько откровенной, честной, обжигающей правды у военкоров Великой Отечественной было опубликовано в дивизионных, армейских, корпусных, республиканских газетах и журналах, сколько операторы тысяч километров кинохроники поставили для киножурналов Родины… Потому и знала страна авторов поименно, потому и выразил за всех за них известный русский поэт Василий Фёдоров в стихотворении «Сердца» сокровенное чувство «товарищам-потомкам»:
Все испытав, Мы знаем сами, Что в дни психических атак Сердца, не занятые нами, Не мешкая займет их враг, Займет, сводя все те же счеты, Займет, засядет, Нас разя... Сердца! Да это же высоты, Которых отдавать нельзя.
Увы, если не веришь в страну, не любишь своих современников, то с высоты подоконника заброшенного заводского цеха, пусть и прифронтовой окраины города слова поэта не прочувствовать.
Марат Мусин был из потомков отчаянных военкоров Великой Отечественной. Прощаясь, он всегда говорил:
– Мы всё равно победим!
И победил!
Сегодня уже пять лет как Марат Мусин перешел в строй Небесных воинов, но его помощь, его локоть я чувствую каждый день. Царствия Небесного, товарищ и брат! Сегодня в дни Пасхи Христовой ты жив и в строю, брат во Христе Михаил.
