Для начала цитата из «Литературной энциклопедии»:  «Гражданская поэзия  характеризуется тем, что основные темы ее относятся к защите общественных интересов. Гражданский поэт — глашатай общественных настроений и чувств, будящий общество и призывающий его к деятельности. Таким образом,  гражданская поэзия  есть художественная публицистика в стихах. В этом ее сила и ее слабость». Вряд ли это определение можно считать исчерпывающим, но по крайней мере оно позволяет очертить рамки нашего разговора.

Кого считать гражданским поэтом? Чаще всего мы говорим лишь об одной стороне: Рылеев, Некрасов, Маяковский…  Немало их было, талантливых и не очень, звавших Русь к топору и обличавших общественные язвы. Можно ли считать их вклад в историю России исключительно благотворным? Речь, повторюсь, не о таланте: кто поставит под сомнение дар Некрасова или Маяковского? Но  ведь были и другие, те кто со всей силой своего поэтического таланта предупреждал об опасности русского бунта, «бессмысленного и беспощадного». Представляет ли  сегодня, после всех уроков истории, ценность их гражданская позиция и поэзия? Внимает ли общество ей?

И вообще, что такое сегодня гражданская поэзия? Слышна ли она и действенна? К чему зовёт и что обличает? Кого вы можете назвать из современных поэтов, успешно работающих в этом жанре? Так ли уж справедливо утверждение, что гражданская поэзия это всего лишь «публицистика в стихах»?  Не устарело ли само понятие гражданской поэзии? Замечаете ли вы интерес к этим темам у молодых поэтов?  Является ли разновидностью гражданской поэзии  так называемая ироническая поэзия, высмеивающая всё и вся? Очень хочется услышать ваши ответы…

Виктор КИРЮШИН,
Председатель Совета по поэзии СП России

Нина ЯГОДИНЦЕВА, поэт, культуролог (Челябинск)
«РИФМОВАННАЯ ПУБЛИЦИСТИКА – НЕ ПОЭЗИЯ…»

Коли уж речь идёт о поэзии, определение её гражданственного направления как публицистики в стихах отвергнем сразу. Если это поэзия, она может быть любой – такой, какой ей быть необходимо, а необходимость интуитивно определяется самим поэтом в силу специфики его таланта, степени чуткости и погруженности в личную или общественную проблематику. Рифмованная публицистика – не поэзия. Для неё существуют более корректные определения: фельетон в стихах, памфлет в стихах… Типичная ситуация, где поэтическая форма используется для организации непоэтического содержания. И остаётся (даже при полном тематическом соответствии) вопрос к содержанию: гражданственно ли произведение? Поскольку – в рамках использования поэтической формы для непоэтического содержания – оно может быть банально, глумливо, провокационно…

Поэт – антенна и ретранслятор, ловящий и облекающий в словесно-образную плоть даже не само актуальное, а нечто, долженствующее стать таковым и опережающее злободневность на порядок. Если уж поэт берётся «будить общество и призывать его к деятельности», то этот призыв должен иметь в виду не только злободневное настоящее, но и вполне неблизкое будущее – либо вообще нечто вневременное, идеальное. И в конечном итоге поэту положена своя доля моральной ответственности за то, куда приводят его пламенные призывы.

Существенный вопрос – состояние самого общества, гражданского чувства в нём. Это целый набор проблем, нарастающих в геометрической прогрессии. Попробуем хоть немного разобраться в этом.

Сегодня наше общество расколото на сдержанно-молчаливое большинство и развязно-агрессивное меньшинство, стремящееся навязать всем свою волю. Это две взаимоисключающие гражданские позиции. Причём взаимоисключающие, в том числе, и из поэтов. Представитель, грубо говоря, либеральной позиции не является гражданским поэтом и даже просто поэтом для консервативно-патриотического направления, и наоборот. И многие фанаты «золотой середины» просто избегают открытой конфронтации, уходя от острых общественных тем в игровые, иронические или сугубо личные. А «в лоб» ситуацию обычно пытаются взять авторы, у которых пафос перехлёстывает через все границы и разносит вдребезги саму поэтическую форму.

 Понятно, что завтрашний день, куда, по идее, должен быть вхож мыслями и мечтами истинно гражданский поэт, принадлежит большинству, но это «завтра»  заслонено сегодня мощной шумовой завесой, буквально крепостной стеной «белого шума», производимого условно называемым «либеральным меньшинством». Потому в стане большинства звучат преимущественно гражданские плачи и причитания, мотивы угасания и похорон всего, в том числе и будущего. И тем страшнее, что многие поэты хоронят и оплакивают Россию талантливо.

Но если посмотреть на поэзию, например, Донецка – и зрелую, и молодую, – какое мощное гражданское звучание она обретает, как отчётливо проступает в ней общая (общественная) воля к жизни! Эта воля – быть! – сегодня зреет и в России. Зреет исподволь, трудно, поскольку поэзия «либерально-актуальная», работающая целенаправленно на разрушение общества, под корень изводит жизнеутверждающий пафос (сегодня он практически смешон) и старательно низводит поэзию в низкий – вплоть до физиологического – быт и глум. Размежевание и раскол по этой линии – та самая трещина, в которую легко вбить клин и расколоть целое. Именно поэтому большинство сдержанно-молчаливо: оно хочет жить в своей стране, а не на её обломках. Именно поэтому так трудна его работа.

Отодвинув в сторону либерально-поэтические игры и приняв во внимание только патриотический гражданский пафос, обнаруживаем  в теме ещё несколько «подводных камней». И центральный из них – энергийный: сильная гражданская поэзия подпитывается совокупной волей общества – быть, быть совершенным. В этом смысле гражданский пафос Маяковского, вспыхнув в революционной стихии разрушения прежних устоев, совершенно логично заряжается впоследствии первым (быть – строить), а пафос Некрасова – вторым (быть совершенным). Это две разные эпохи, два разных (в том числе и энергийных) состояния общества.

Наша эпоха – иной случай. Длительное целенаправленное снижение, погашение общественной энергии вызвало всплеск иронической поэзии. Она работает в первую очередь как средство самозащиты от реальности, но по сути является инструментом разрушения смыслов – а в итоге становится подменной монетой творчества – на вид вроде то, но вот на зуб…

Ироническую поэзию трудно в полном смысле назвать гражданской, легче сравнить её с кислотой, разъедающей живую ткань. Гражданской может быть, скорее, сатира, ибо грозный смех – оружие, разящее без пощады, высмеянный враг или человеческий порок лишается в глазах общества своей мнимой и даже истинной силы, а значит, уже побеждён – словом. Ирония – инструмент более локальный, тонкий, гибкий, предназначенный для самозащиты. И то, что у нас сегодня практически нет сатиры и очень популярна ирония, – момент весьма показательный. А расхожий пример Д. Быкова – М. Ефремова – гораздо более эстрадный глум, чем предмет для серьёзного разговора.

Поэтическое «обличение общественных язв» вызывает оторопь уже самой формулировкой, ибо язвы должно залечивать, и тыкать в них перстом по меньшей мере немилосердно. Но как их залечить? Хирургические методы – «призывы Руси к топору» – после страшных уроков ХХ века звучат скорее провокационно, чем гражданственно. Уже давно понятно, что революционно-романтический гражданский пафос в нужный момент и очень умело используется прежде всего врагами (ох, не время тешить себя наивной толерантностью!). Технологии использования искусства (в том числе поэзии) в сценариях разноцветных революций разработаны давно и вполне продуктивны.

Сверхзадача идеальная, неизменная и всё более трудновыполнимая – постоянно будить в человеке человека (личность сострадающую) и гражданина (сознательную и ответственную часть сознательного общества). А ведь этим занимается практически вся истинная поэзия… Она может называть себя лирикой, искать нравственные опоры в истории, в какой-то мере провидеть будущее – но не будет трещать лозунгами, использовать серную кислоту иронии и опускаться до рифмованного глума.

Если страна и её боль безразличны поэту – поэт ли он…

Алексей ШОРОХОВ, поэт (Москва)
«НЕЗАЧЕМ В СТИХИ ВПИХИВАТЬ ПЕРЕДОВИЦЫ…»

Гражданская поэзия, на мой взгляд, это то редкое состояние , когда человек, мыслящий стихами - то есть  поэт, воспринимает что-то происходящее с его Родиной как часть истории собственной души, жгучую и неотпускающую. Такое может быть раз-два, ну три... "Клеветникам России", "Ужасный сон отяготел над нами", "Когда над полем Куликовым", "Россия, Русь, храни себя, храни!" и т.д.
Если "гражданская поэзия" становится "приёмом", которым себя реализует человек, "мыслящий в стихах" - мы получаем Маяковского, Демьяна Бедного, Вознесенского и т.д. То есть рифмованные мысли (подчас острые и элегантные), но где нет самого человека, истории его души, любви, тоски, радости, а только позиция.

К поэзии это не имеет никакого отношения.

Лично я предпочитаю писать свою "позицию" в строчку, потому что думаю, что стихотворный столбик как-то изначально устремлён в вечность, и незачем в него впихивать передовицы завтрашних газет.

И заметьте - я ни слова не сказал о Николае Зиновьеве...

Наталья ПРАЩЕРУК, литературовед, доктор филологических наук (Екатеринбург)
«ВРЕМЯ ТАКОЕ СЕЙЧАС - ПРЯМОГОВОРЕНИЯ…»

К сожалению, стереотип отношения к гражданской поэзии как «недопоэзии» достаточно устойчив. Очень показательна в этом отношении дискуссия критиков в начале прошлого века о Некрасове-поэте и не менее показателен тыняновский итог этой дискуссии (1921): «Споры вокруг Некрасова умолкли: он признан, по-видимому (курсив мой – Н.П.), окончательно». Говорящее «по-видимому», как мне кажется, до сих пор витает вокруг имени даже Некрасова. О других поэтах, замеченных в «грехе гражданственности», уже и не говорю.

Кроме того, не менее жизнеспособным оказался стереотип видеть в гражданской поэзии только протестный, изобличающий пафос («тираны мира, трепещите…»). Но как-то странно при этом подзабыли мы, что Пушкин, кроме «Вольности», написал «Клеветникам России», Лермонтов написал «Родину», а Тютчев – «Вас развратило самовластье… (14-ое декабря 1825)», «Славянам», а также – заметьте - «Эти бедные селенья…», «Над этой темною толпой…». Все это замечательные образцы именно гражданской и настоящей поэзии. Но совсем другой вектор. В таких стихах явлена боль за судьбу страны, они рождены пафосом ее собирания, сохранения святынь и духовной целостности русского мира. Это поэзия, демонстрирующая глубинную, корневую связь с Родиной, вызванная из сердечных глубин поэта именно чувством переживания родного. И если не забывать о таких очевидных вещах, то и рубцовское «Тихая моя родина…» - тоже гражданская лирика.

Убеждена, что пришла пора именно таких стихов, сердечных, глубоких, корневых, являющих силой художественного слова правду о родном. Время такое сейчас – прямоговорения, прямого и громкого говорения высоких слов - таких, например, как Родина, любовь к Родине/родине, совесть, долг, судьбы страны, святыня, "нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя»... И время - изменять наше отношение к этому говорению (если оно искреннее, конечно)… Иначе окончательно забудем традицию говорить прямо и определенно о главном. И гражданская поэзия – это возможность поэтическогопрямоговорения. Для меня в последние годы настоящим открытием стали лирика Владимира Яковлева (1952-2016), а также поэзия, рожденная болью за войну на Донбассе. Сборники «Ожог», «Я – израненная земля» - сегодняшние замечательные примеры гражданской поэзии.

Отрадно, что мы еще способны на поэтическое выражение подлинных чувств, а не растворились в «туманных далях» поисков замысловатых метафор и метрических изысков (наработано-то сколько!), а также не растеряли свои личности в бесчисленных отрицаниях-отражениях.

Диана КАН, поэт (Оренбург)
«НЕДОСТАТОК ТАЛАНТА ГРАЖДАНСТВЕННОСТЬЮ НЕ КОМПЕНСИРУЕШЬ…»

Сначала насчёт востребованности гражданской поэзии, причём   из совсем недавнего прошлого. У меня в Оренбургском областном  литобъединении им.С.Т.Аксакова есть молодой поэт Артём Вербицкий. Парень с ярко выраженной харизмой и гражданской позицией, которая во многом есть - оппозиция.  Артём пишет и прозу, автор перспективный и разножанровый, что нельзя не приветствовать. И вот не так давно молодых поэтов литобъединения пригласили выступить на  патриотическом фестивале. Дабы остеречь Артёма от глупостей молодого возраста, я не раз проводила с ним беседы на темы  оппозиционности по принципу «Кто не был горланом-главарём в 20 лет, у того нет сердца. Кто остался им в 30 лет, у того нет ума». А главная задача поэта – не обличать всё и вся, а написать как можно более качественные стихи. На фестивале я в превентивном порядке сделала Вербицкому внушение, чтобы не «бунтарствовал», а читал  стихи лирические.  И Артём сначала прочитал лирическое стихотворение, а потом вдруг его понесло на предмет гражданственной обличительности…  Я видела, как многозначительно переглянулись устроители фестиваля. Подумалось: « Сама придушу Вербицкого за его  выверты!». Однако после окончания мероприятия многие читатели подошли отнюдь не к тем молодым поэтам, что читали лирику, причём, среди них были весьма талантливые. Читатели так искренне жали руку Артёму и обнимали его, что я, честно говоря, решила отложить убийство молодого «горлана-главаря» до лучших времён…  Ибо глас читателя – глас народа! Это к вопросу о востребованности гражданской лирики в народе. 

С другой стороны всегда стараюсь пояснять молодым, что любовь поэта к Родине не должна быть лозунгово-митинговой.  Как говорил Валентин Распутин: «Патриотизм писателя заключён в его владении родным языком». Недостаток таланта и владения родным словом никакой гражданственностью не компенсируешь! В иных, казалось бы, сугубо лирических стихах Рубцова, не говоря уж о Есенине, куда больше гражданственности нежели в плоских стишатах с изначальной заданностью на так называемую гражданственность. И я никогда не поставлю в один ряд по вкладу в отечественную словестность Рылеева и Пушкина, хотя  Рылеев яркий гражданский поэт, обличитель и прочее. Но  Пушкин мне интереснее – он полнокровнее и шире по смыслу, глубже по чувству, выше по духу. И гражданская поэзия лишь одна из граней, отнюдь не единственная, огромного пушкинского  таланта, поставленного на службу России.

И ещё одна тонкость, как я считаю, принципиальная: обличение мерзостей жизни настоящий поэт начинает с себя, как неотъемлемой части этой жизни.

Александр ХАБАРОВ, поэт (Москва)
«О ЧЁМ БЫ Я НИ ПИСАЛ – ВСЕГДА ПИШУ О РОССИИ…»

Марина Цветаева написала когда-то (цитирую по памяти, не совсем точно): «Социальный заказ почти всегда – приказ». В этом  «социальном заказе-приказе» и заложено существование «гражданской поэзии». Как и кто отвечает на этот «приказ» - дело второе. У  меня в молодости был друг,  «отвечавший» стихами на любое событие, взятое из новостей – считал, что это поддерживает его в должной форме, как «Утренняя гимнастика». Впрочем, не помогла она ему, эта гимнастика, стихи его становились все хуже и хуже, а потом и вовсе исчезли. И он сам исчез  из виду.

На моих стихах определение «гражданская лирика» - это такое  клеймо, выжженное раскаленным прутом, вырезанное вострым ножичком... О чем бы я ни писал – всегда пишу о России, и совсем неважно – есть ли в стихах само слово «Россия». Да и книжка моя предпоследняя называется «Жесть и золото. Стихи о Родине», хотя в ней достаточно стихов о Москве,о любви, о женщинах, о детях и городах. Но всё это вместе, конечно же, о России. И никакого приема здесь нет – я действительно так думаю, чувствую и так живу. Написать специально, «реагируя» на катаклизм, на «взрыв общества» или на «харизму» некоей личности,  я  бы никогда не смог, это точно.  Тут я даже немного завидую Юнне Мориц, откликающейся на повседневность иногда гениальными строчками.

Вадим ТЕРЁХИН, поэт (Калуга)
«НАСТОЯЩИЙ ПОЭТ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НЕ ГРАЖДАНИНОМ…»

Под гражданской поэзией у нас часто подразумевают рифмованные строчки на злобу дня, что является большим заблуждением. А так как такое «творчество» доступно любому человеку, относительно освоившему  грамоту,  и довольно привлекательно для самовыражения, мы имеем  огромное количество «стихотворений», которые  отвращают читателя своей неумелостью, следованием  штампам и грубой прямолинейностью. Кроме того, подача материала чаще всего осуществляется приёмами и правилами, которые были установлены в 60-х, 70-х, 80-х годах прошлого века. Гражданская поэзия, свойственная патриотическому лагерю, вызывает сегодня у молодых людей ироничную усмешку именно по этим причинам.

Существует такой всем известный и довольно успешный литературно-политический проект «Гражданин поэт», тексты в котором первоначально писал Дмитрий Быков. Он рассчитан на либеральную интеллигенцию и молодых людей, воспитанных шоу «Камеди Клаб». Не смотря на то, что в нем есть довольно таки талантливые и точные  стихи,  очевидный заказ, тенденциозность, запах денег, высокомерная насмешливость, самодовольство и  самолюбование, присущее   Дмитрию Львовичу,  делают его творения образцом антигражданской поэзии. Думаю, что  проект был и задуман как таковой, и Быков по всем параметрам идеально подходил для его воплощения.

Я также не люблю известное, вроде бы гражданское произведение  Евгения Евтушенко «Идут белые снеги». Смущает меня в нем  то, что судьба автора категорически  противоречит содержанию стихотворения, а также излишний пафос. Его, наверное, здорово читать со сцены. Выходишь такой весь в белом и патетически восклицаешь : «…если будет Россия, значит, буду и я.» Зал взрывается аплодисментами, потому что кто же сможет этому возразить. И вот эта расчётливость на успех сильно понижает его качество.
Писать гражданские стихи гораздо сложнее, чем лирические, потому что очень сложно соблюдать ту грань, где поэзия переходит в публицистику.

И все-таки настоящий поэт в России не может быть не гражданином. Даже если у него нет таких ярких произведений, как «Кому на Руси жить хорошо». Лирика тоже может быть гражданской.  Любое талантливое стихотворение, в котором есть любовь, сострадание, боль и переживание за судьбу своей страны является гражданским. Поэзия исследует мир в самых тонких его проявлениях и не может отказаться от таких его важных составляющих, как общественная жизнь.

Владимир БЕРЯЗЕВ, поэт (Новосибирск)
«НЕ ВОСПЕВАТЬ, А СОСТРАДАТЬ…»

Оглядываясь, озирая четвертьвековой отрезок, я всё больше о своём, о литературной ситуации, о журнальной жизни, о поэзии, о гражданственности или её отсутствии…

В предисловии к поэтической книге самарца Михаила Анищенко (умершего в ноябре 2012-го) я помнится писал: «Сердце Художника осознаётся Михаилом Анищенко, как горящее воронье гнездо на закате, как идеальное в своей пронзительной тоске место обитания смерти. Осознание собственной конечности идёт из самых ранних детских впечатлений, оно вынимает, высасывает душу, вознося её к небесам, к Богу. Эта метафизическая тоска, этот вой, восходящий в синюю бездну смыкается в своей корневой сути с ещё одним основополагающим чувством – чувством любви к Родине, Руси, России. В этой второй своей главной лирической теме Михаил Анищенко вослед за Михаилом Лермонтовым, далёк от пафоса и восторгов, он не воспевает, а сострадает, он не проклинает и не отпевает, но – скорбит. Мысли о смерти и мысли о Родине для него, словно взявшиеся за руки два брата-беспризорника, что с невыразимым укором заглядывают в окно твоего каждодневного существования. А на дне этого взора угадываются Истина и Христос…

Отрадно, что исход из этого мытарства душевного в его стихах – светел и тих».

В Великой Отечественной войне победил дух, в том числе и одна из его составляющих — Поэзия. Достаточно вспомнить бессмертное «Жди меня» Константина Симонова, «Землянку» Александра Суркова, «Василия Тёркина» Александра Твардовского и многое другое. То есть тогда значение духовной составляющей, музыки, пения, кино было очевидно, ярчайший пример — песня Александрова «Священная война», звучание которой сплачивало народ крепче бетона (эта музыка и до сих пор не утратила своей мощи).

Однако хочется вспомнить через что мы прошли за годы после распада.

Один мой бывший коллега и земляк по имени Сергей, в те годы зарекомендовавший себя талантливым поэтом, а нынче уже с десятилетие кормящийся западными грантами, выделяемыми на так называемое современное искусство, в недавних своих публичных выступлениях довольно резко высказывался против распространившегося мнения, что роковые 90-е были годами лихими, годами бандитского беспредела, развала, распада, нищеты и суицидального надрыва. Мол, это были лучшие годы, когда творилось и достигалось многое, это были годы настоящей свободы и неограниченных возможностей. Ну, если всё позволено, как говорил классик… А так-то, да — мы были молоды и талантливы, кто ж с этим спорит.

Сегодня Сергей прославился на всю страну защитой в медиа пространстве и в суде РФ постановки оперы «Тангейзер», что ещё раз подтверждает истину «если Бога нет, то всё позволено», можно и в алтаре плясать обнажённым шалавам, и богохульные спектакли за государственные средства ставить. Сказанное объясняет и его симпатии к лихим 90-м.

А я позволю себе вспомнить своего друга, старшего товарища и учителя Александра Плитченко. Александр Иванович рухнул ноябрьским утром 1997-го года с обширным инфарктом, умер на полувздохе в возрасте 54 с половиной лет, после того как лишился работы — практически перестал выходить журнал «Сибирские огни», где он был ответственным секретарём, после того как разорилось издательство «Детская литература» (сибирское отделение), где он был главным редактором. Но добило его то, что к нему на дом, в квартиру на станции Сеятель нашего Академгородка подослали полувменяемого человека с угрозами в адрес Эрты, шестилетней дочери. Будучи председателем правления Новосибирской писательской организации Плитченко предпринимал попытки отстоять писательское право собственности на помещение в самом центре, рядом с оперным, 1000 кв. метров. В итоге от помещения осталось 170 метров для нужд писателей, остальное забрал дядя, от которого и исходили угрозы. Это 90-е, детка. Это было. И было с человеком, которому я обязан всем как литератор, которому алтайский народ должен бы поставить памятник за блистательный перевод эпоса «Маадай-Кара» и «Очи-Бала».

***

И сегодня!..

Поэзия и все человеческие идеалы никуда не исчезли из нашей жизни, они лишь немного отступили в тень, отступили ещё и потому, что в недалёком прошлом слишком много с ними было связано ханжеского, фарисейского, слишком часто их влияние использовали для сиюминутной идеологической выгоды. Поэзия близко. Поэзия, в том или ином виде, возвратится, я ощущаю и, на уровне самодеятельности, уже вижу даже массовое движение в эту сторону. И вовсе не обязательно, что она будет востребована богатством и благополучием, нет, напротив, чем жёстче и трагичнее будет жизнь, тем большему количеству людей потребуется чистое дыхание лирики. Ибо лирика есть преодоление одиночества и выход во Вселенную, в мир сотворённый: «Выхожу один я на дорогу/Сквозь туман кремнистый путь блестит»… и т.д. во всех бесконечных и гениальных проявлениях.  И сразу же, сразу же оказывается, что ты далеко не один — рядом звёзды, ангелы, сам Творец, обнимающий всё естество и в тебе и вовне. И, слава Богу, не соответствует действительности, мол, в русской поэзии уже всё-всё написано. Да, конечно, написано, но как неисчерпаем язык, как неисчерпаемы жизнь, и смерть, и любовь, так остаются невоплощёнными, не взошедшими целые созвездия выдающихся произведений (см. антологию: Поэты «Сибирских огней», век ХХI, Новосибирск, 2012), где гражданская лирика занимает достойное, определяющее лицо этой большой книги место.

Но пока мир российский пребывает в растерянности, а литераторы — в рассеянии. Союз писателей, как идеологическое министерство, давно отдал Богу душу, причём почти не мучился…

Литературно-поэтический процесс переместился на просторы Интернета, количество стихотворцев, зарегистрированных на сайте Стихи.ру стремительно приближается к миллиону. И даже там, в этом селевом потоке самосочинительства, без гражданской лирики не обходится. Традиция, господа-товарищи...

Но судят о времени по вершинам. А русская лирика всегда стояла и будет стоять на трёх китах: любовь к женщине, любовь к Родине и любовь к Богу. Недавно Виктор Кирюшин, затеявший эту дискуссию, продемонстрировал нам заброшенную могилу Николая Тряпкина, одного из крупнейших гражданских лириков начала 21-го века. К таким же величинам, можно отнести и Виктора Лапшина, и Михаила Вишнякова, и Владимира Макарова, и Владимира Башунова, Анатолия Соколова. И живых, слава Богу, –  Юрия Кублановского, Александра Денисенко, Юрия Казарина, Владимира Шемшученко,  Светлану Кекову, Марину Кудимову, Елену Игнатову, могу перечислять и перечислять…

Это поэты высочайшего уровня.

Пока таковые есть на лице нашей богоспасаемой земли, она быть не перестанет.

Верю, что так и будет, как я писал в своё время:

Горе горькое не воротится,
Не замкнёт любовь ворота…
Отмолила нас Богородица,
Упросила Христа!

И могилы своих поэтов мы обиходим, дайте срок, сбудется!..

Виталий ДАРЕНСКИЙ, кандидат философских наук  (Луганск)
«ПОЭТ – ТВОРЕЦ ЯЗЫКА, В ТОМ ЧИСЛЕ И ПОЛИТИЧЕСКОГО…»

Гражданская поэзия – это особый жанр «стихотворной публицистики», которая соединяет в себе поэзию, ораторское искусство и публицистику как таковую – то есть рассуждения и полемику на актуальную тему (социальную, политическую, нравственную). Органически соединить эти три компонента очень сложно, и поэтому обычно происходит доминирование одного из них над другими – чаще всего, риторики и публицистики над поэзией. Иногда и наоборот – но избыток лиризма тоже «размывает» этот жанр, который по сути своей должен быть жестким, иногда доходя почти до лозунга.

Дать образец высокой поэзии в этом жанре без утраты ораторства и публицистики может только гений. В русской традиции первым таким образцом была «Ода на день восшествия на Всероссийский престол Её Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны»Ломоносова, а безусловной вершиной – «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» Пушкина.В ХХ веке, видимо, вершиной этого жанра стал цикл стихов о Революции М. Волошина (хотя могут быть и иные предпочтения). Знаковыми в этом отношении являются и политические стихотворения Тютчева – как хорошо показал В. Кожинов, хотя они и не относятся к образцам «высокой поэзии», но не менее ценны как манифестации самых глубин национального самосознания. И в них были даны такие чеканные и поэтически точные «формулы», которые останутся навсегда. Вот, например, а «западниках»:

Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

А вот и о самом Западе:

Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них – закон и равноправность,
Для нас – насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их как наследие славян.

И в наше время эти язвительные поэтические «формулы» не только не устарели, но осознаются еще полнокровнее в своей смысловой глубине.

В последние годы мощный импульс гражданская поэзия получила в связи с событиями Русской весны и киевского «майдана». Одних только ответов на хамский стих «Никогда мы не будем братьями», отравленной пропагандой и ненавистью украинской школьницы насчитывается почти два десятка. Конечно, не стоило бы опускаться до такого рода «полемики» – ведь это то же самое, что написать ответ на нацистскую «Песню Хорста Весселя». Однако есть исторические моменты, когда нужно и такое. .

В этом жанре допустимы вульгаризмы и жесткие выражения, а иногда – в особые исторические моменты – вполне оправдан даже стих К. Симонова «Убей его». Неизбежный пафос измельчает содержание, и это тоже закон жанра. Но в целом задача стихотворной публицистики такая же, как и у поэзии как таковой – творить вместе с народом его живой и всегда новый язык. Поэт – творец языка, в том числе, и языка политического. Если профессиональные политики, историки и публицисты обычно пользуются уже устоявшимися способами выражать свои идеи – часто опускаясь до пошлых штампов, режущих слух, – то поэты призваны обновлять и создавать заново сам этот язык национального самосознания, без которого народ потеряет свое лицо. Они призваны к тому, что в свое время сказал Баратынский о мысли, которая сначала «воплощена в поэму сжатую поэта», а в конце концов уже «плодит в полемике журнальной давно уж ведомое всем».   

Вверх

Комментариев: