Прошло двадцать лет, каждый последующий год из которых все более отдалял возможность регенерации живой исторической ткани, из которой было соткано самосознание огромного числа людей на пространствах Советской России – и в первые годы пост-советской. В том числе и мое. Ельцинский указ № 1400 «О конституционной реформе» был воспринят не просто как попрание идеалов и принципов демократии, и выражал не только решимость правящей антинародной клики (представлявшей интересы нарождавшейся олигархической плутократии и внешних рынков) к захвату власти, - он был прямым объявлением гражданской войны упорствующим массам.

Отношение к Верховному Совету со стороны здравомыслящей части общества не было ура-восторженным, оно было скорее сдержанным. Многие из нас тогдашних были настроены на обновление демократии социалистической и противились становлению буржуазной в ее извращенных формах, а ВС уже ни в коей мере не являлся последовательным защитником первой. Но нам уже было привито понимание, что законодательная власть, основанная на народном представительстве, в демократическом государстве первична – при всех издержках политического процесса.

Народные депутаты препятствовали «реформам»? И слава богу – как минимум в этом они молодцы: мы сознавали (еще и не ведая слов мыслителя Петра Астафьева), что «везде лишенная национальных, религиозных и культурных идеалов буржуазия была силой только разрушительной». Мы отчетливо понимали, что силы на стороне исполнительной власти, подпиравшие похмельно-дряблые ягодицы «верховного плутократа», представляли несравнимо большую опасность для страны. А некоторые пытались донести это понимание и до черни – упорно веря, что идеалы и высоты духа можно транслировать тому, в ком довлеет плоть и кто находится под жестким информационным облучением противной стороны.

Возмущение вызывало и все, что было связано с захватом радикал-либерализмом (по итогам событий августа 1991-го) главных инструментов вещания. Могу судить об этом и как журналист-телевизионщик, работавший на Зубовском 4 в Главной редакции видеоинформации АПН. В 92-м штат ее подвергся основательному сокращению – остались главным образом лица либерально-ориентированные, но вскоре был произведен набор либер-молодежи: брали юнцов и девиц - и не только, унаследовавших соответствующие ценности со времен пророков. Тогда на наше место туда были привлечены и люди вроде будущего министра Лесина. На ЦТ процесс имел еще более жесткие формы, и к октябрю 93-го был уже накоплен более чем двухлетний стаж выпрямления обывательских извилин: и что касается «народовластия» - депутатов в новостях показывали либо спящими на заседаниях, либо нелепо разглагольствующими в коридорах БД, либо в смешных малоприличных позах где угодно.

Помню, еще за два года до этого я был со съемочной группой в Останкине – на предвыборных дебатах кандидатов в президенты России. Рассматривал вблизи, потом жал беспалую руку и думал про себя: уж у народа-то достанет ума разобраться, что ты за птица. Молод был, наивен…

Тогда в 92-м, будучи еще в штате и особо не стремясь «светиться», опубликовал пару статей и заметку у Проханова в «Дне», спрятавшись за псевдоним «Г. Кантимир». Думаю, Игорь Шафаревич и согласился на интервью перед своим 90-летием, припомнив, что был такой автор в оппозиционной прессе. Другие не помнят.

Когда увольняли в 92-м, поступило предложение от корейцев из телекомпании МВС – стать их представителем в Москве. С ними (и с KBS – еще одной влиятельной в Южной Корее компанией) было много совместных программ. Оклад $ 800 – худо ли, по тем временам? Нет, ребята, мне за державу обидно… Потом еще было несколько случаев обрести синекуру и большие хлеба – но всегда рубил по живому: не твое это, превратишься в амбивалентную пушистую зверушку – оно тебе надо… А еще хотелось дорасти по уровню знания до корифеев оппозиции…

Когда в сентябре 93-го «медведь-шатун» тяжко рявкнул на всю таежную страну и взялся все крушить и ломать, многие обрадовались: вот он себя и выдал. Уже 22-го Конституционный суд признал ельцинский указ недействительным – а самого президента утратившим всякую легитимность. Но могущество темной стороны силы было уже подавляющим. Была в основном завершена и тотальная индоктринация обывательских мозгов и целевых телеаудиторий.

В конце сентября я приходил к Белому дому трижды. Вначале он не был оцеплен – потом оцепили, но со стороны метро проход какое-то время был свободным. В первые дни там было людно – тысяч по пять и более, по ощущениям. Толкотня, чувство праздника, то Руцкой провещает что-то, то баркашовцы в короткой колонне пройдут, то кто-то спонтанно затеет «гайд-парк», то погреешься у костра на стороне, что выходит к мэрии. Однажды построились повзводно и прошлись в строю по Калининскому. Попался словоохотливый сосед – крепкий улыбчивый парень немного КГБ-ного вида: все расспрашивал о чем-то, телефоны просил…

У сторонников Верховного Совета не было организационного ресурса, протестный был, а организационного не было. Потому и того немногого в относительной массе из числа подобных мне идеалистов и возмущенных одиночек никто толком не удосужился собрать в единую силу. (Надо ли спрашивать себя – помогло ли бы оно…) Митинговой страсти было много, мегафон был героем дня: то у Ельцина случился инфаркт, ура, товарищи … то к нам присоединяются армейские части…

Потом стало собираться тысяч до двух, не более, и это огорчало. Ведь в одной только Москве десять миллионов человек. Но кто он, этот гражданин великого града? Бюргер – не бюргер, так – бывший строитель социализма, обыватель, среднее арифметическое…

В самом конце сентября я улетел в Сбирь – судьба увела от событий 3-4-го октября. Потом, вернувшись, на какое-то время примкнул к людям из Русской партии – но дальше почему-то не продолжилось…

Армию винить бессмысленно. Что уж говорить о военных, когда многие из них чуть не строем понесли деньги в МММ три месяца спустя? Так поступил и мой близкий родственник, учившийся тогда в военной академии. Раскрученная в государственном масштабе с помощью ЦТ пирамида МММ и гораздо более страшная пирамида страстей - Чеченская война – просто позарез были нужны той власти, чтобы отвлечь от тяжких дум и нарастить к выборам 96-го упавший президентский рейтинг.

Тот далекий 93-й окружен в сознании двумя писательскими встречами. В 92-м - со Станиславом Гагариным, знаменитым мастером советского детектива. К нему я ездил что-то обсуждать в 92-м (в его «рафике») в Одинцово с известным матюжником, лидером «Трудовой России». Гагарин подарил мне свой роман «Вторжение», из которого я узнал о «ломехузах» - жуках, что забираются в муравейник, выделяют из секреций наркотический фермент, который слизывают постепенно дуреющие муравьи, а сами жуки начинают тем временем поедать муравьиные яйца. И еще он представил фантастического Сталина с далекой звезды. Он умер в ноябре 93-го – через месяц после расстрела парламента. Не было и шестидесяти.

Вторая встреча, которая помогла мне понять нечто в судьбах страны – с героем войны Владимиром Карповым, еще недавно возглавлявшим СП. Он надписал мне одну из своих книг в январе 94-го: «На память о случайной, но очень значительной встрече…» Встреч было несколько: Владимир Васильевич угощал меня коньяком, показывал на даче стенды с газетными вырезками времен войны и фото с великими мира сего, говорил о героях своих книг, толковал со мной о стране и населявшем ее народе. Мы жили по соседству – я тогда в пятиэтажке у летней резиденции патриарха в Переделкине, а он частенько наведывался с Кутузовского к себе на дачу, куда к нему и Тэтчер (а кажется, и Рейгана) возили в 80-е - прежде чем расстрелять нарождающуюся демократию…

В отъезде я был недолго – в октябре же и вернулся, съездил к своим в деревню и привез оттуда котят – отдать в хорошие руки. Тогда всяких пушистых, породистых и беспородных, продавали и дарили в подземном переходе у метро «Арбатская», «филиале Птичьего рынка». Одного у меня забрали довольно скоро, а потом пришел патруль с автоматами и потребовал убраться. Тогда я подбросил котенка военным, каюсь – грешен, чуть приоткрыв здоровенную генштабовскую дверь. Пусть и у вас тут коты заведутся – как в Англии адмиралтейские. А с ними и традиции… А выгоните – кто-нибудь и подберет, этот вид гуманизма в чести у московских старух. Кошачьим слезам Москва поверит скорее.

На следующий день спросил строгого вида дядьку в рясе на переделкинской платформе – как же церковь все это допустила, где голос правды, голос осуждения? Старик покивал угрюмо головой и престранно ответил: «Да вот… развели тут всяких вроде Пугачевой – народ и смутили…»

У историков события осени 93-го изложены и обстоятельней, и наукообразней, во всей их обширности - с анализом причин и следствий, социально-политических факторов и процессов. Но вряд ли правдивей – ведь нет ничего легче, чем принять академическую позу и сделать вид, что внимаешь равнодушно добру и злу.

За двадцать прошедших лет все уже разложено по полочкам официозной историографией и представлено в мемуарном жанре – с поминутной датировкой реплик и неизменным убеждением, что расстрелами у ТВ-центра и Белого дома была предотвращена «гражданская война в России». Сегодня, впрочем, и правду не зазорно рассказывать, ведь она может стать мощным политическим ресурсом в любых руках..

Мы были против «партии жуликов и воров» - но только не опосредованно, без раскрутки в СМИ, не от лица миноритарных акционеров – а напрямую. И главное – мы были против «партии грабителей и осквернителей», захватившей контроль в стране на предмет ее развращения и погружения в дурную азиатчину. Мы действовали стихийно, подчиняясь голосу совести, и не просчитывали шансов. Не прозорливей нас, простых неравнодушных граждан, были и вожди сопротивления. И наконец: людей во внешнем мире, подобных Бушу-мл., сказавшему спустя десятилетие, что Россия генетически неспособна к демократии, та ситуация вполне устраивала. Они ее даже приветствовали как очередной, пусть и болезненный, этап развития все той же демократии, именем которой теперь оправдывают любую мерзость.

И среди нас были подлинные герои – сотни парней и девушек (были и иностранцы), преданные идее справедливости, что расстреляны «Вымпелом» из Цитадели Зла или погибли у Белого Дома. Я не из их числа – я смалодушничал, да меня уже и не было в Москве в начале октября. Возможно, потому что понял одну печальную истину накануне: « они не пришли » - и « не придут »…

Да – все уже объяснено, и можно было не писать. Но это коротенькое, почти бессвязное эссе и было попыткой представить то горькое и героическое время в образах. А правда всегда на той стороне, где больше пролито крови. Сравните 91-й и 93-й…