Так мы устроены

Так складывалась экзистенция, что до семнадцати годов круг моего общения представителей интеллигенции практически не включал – не считая школьных учителей, конечно же. Окружающий люд был вполне себе непритязательного типажа – на мысли простой, на дело спорый – духом в общем твердый и положительный. Именно, позитивный – ни пессимизма, ни занудства, ни злобы в душе. Хотя и на большие духовные дерзновения не ориентированный.

Классе примерно в седьмом (в начале восьмого ли) в моих неокрепших извилинах появились первые честолюбивые интенции. Сосед по парте увлекался физикой-математикой, мастерил телескопы из очковых стекол, приобщился и я. Потом мои интересы сползли в гуманитарную плоскость – но и с не меньшим уклоном в сторону честолюбия. Захотелось вырваться из банальной деревенской действительности и воспарить к вершинам знания и успеха, оттолкнувшись от рабоче-крестьянской тверди, от простоты и обыденности. Захотелось лучшей, более комфортной, а главное, более интересной доли, сейчас бы сказали - «социального лифта».

С чего бы, казалось, ведь пролетариат, в т.ч. и сельский, был уравнен в правах со всеми прочими слоями и прослойками, и более того – идейно доминировал? Почему бы не справиться с обременительными амбициями и не остаться в его надежном лоне? Но нет же: общество было уравнительное, социально справедливое, а хотелось чего-то большего. Так и ваш покорный слуга стал впервые отрываться от корней – от «атакующего класса» в попытке его «перегегемонить»…

Состязательность заложена в «сапиенсе», он и ориентирован на развитие – на то и понятие «богочеловека» себе выдумал. Но иногда это свойство, оправдывая себя соцдарвинистскими умозрениями, становится опасным для общества, случается «перебор» - и тогда приходится искать средства его обуздания. Хуже всего, когда оно достигает уровня «войны всех против всех». Тогда-то общество и бывает вынуждено возвращаться к адекватному пониманию того, что такое «низы не хотели», что такое «производительный класс» и почему он заслуживает звания «гегемона». Когда мы как общество в очередной раз скатываемся к ситуации грехопадения, кто-то свыше начинает нам сигналить: ребята, не отрывайтесь от реальности…

Все начинается с лексики

Нашему полит-истеблишменту очень хотелось уйти от классовой теории как от «порочного наследия эпохи эгалитаризма», толкуя о классовом мире и погружая низы в идеологемы и мифологию предпринимательства. Но вот пришло время задуматься о моральных стимулах, которыми можно напитать пролетариат в непролетарские времена и тем более – в условиях экономической стагнации, попутно отвлекая его от мыслей о классовой борьбе.

Достойно сожаления, что наш властный авангард в процессе борьбы за приобретения снабдил себя настолько высокой плавучестью, что погрузиться в психологию производительного класса не способен и не стремится – его просто выталкивает на поверхность. И не то чтобы он был «страшно далек от народа» - в значительной части он из него и произошел, но он не производственник по природе, а более юрист, экономист, etc. И упорно не желает понять, что в развитом обществе стимулы к труду бывают не только рыночно-хватательными, но и культурно-мировоззренческими. (Между тем неслучайно даже толстожурнально-огоньковая риторика 80-х была когда-то была окрашена в характерные тона, встраиваясь в понятную социализму стилистику - вспомним «прорабов перестройки» или «прорабов духа», - понимали, что так доходчивей, поэтому про «академиков духа» или «бизнесменов перестройки» никто не писал). В итоге отношение к экономике и жизни самой стало прожектерским по своей природе – от финансовых потоков, от рыночной конъюнктуры, от дерганой переменчивости спроса и цен, от тупого брюхонабивательства и гламура, от бравурного пиара наконец. А сам рабочий класс растерял все свои завоевания и приниженно виляет хвостиком в сторонке.

Вот и сегодня – казалось бы, время одуматься… но институциональные структуры и защитники интересов бизнес-сообщества удовлетворенно причмокивают: мы боялись, что (ввиду санкций и падения нефтяных цен) все пойдет по мобилизационному пути, но теперь ясно – по пути либерализации все же, сигнал получен. Неустанная говорильня о приоритетах развития деловой активности опять выходит на первое место, а некие писучие бизнесменши, симулякры от протеста, в свете политической конъюнктуры заводят старую песню о том, что мужик у нас плохой – ленивый и непутевый, что ему надо учиться у китайцев.

Все начинается с лексики. Именно – вначале было слово. Когда понятное слово «проект» в начале 90-х стало синонимом банальной телевизионной затейки, мой разум отказывался его понимать. Работая в отделе научно-технической информации в КБ при минсудпроме или в многотиражке Первого часового завода, я был убежден, что усвоил истинное понимание этого слова. Вот же наив: проект – это, например, когда ветреница в миниюбке и ее потливый бородатенький продюсер придумывают телепередачку, где какой-нибудь нелепый мужеложец подсказывает барышням, в какие экзотические одеяния им бы еще приодеться. Либо организуют конкурс песни или пляски…

О материальных стимулах к труду при социализме я уже писал однажды: уборщица на Первом часовом получала восемьдесят-сто рублей, директор завода – восемьсот. Слесарь в инструментальном - в среднем четыреста, а то и пятьсот. В Финляндии этот индекс (самые малооплачиваемые – высокооплачиваемые) один к трем или четырем. И ничего – для технологического развития хватает. На 1-м МЧЗ был семитысячный коллектив, было тридцать цехов, в которых производились часы широкой номенклатуры – механические, кварцевые, электронно-механические, морские хронографы и т.п., - разных калибров, в том числе и карманные, и мужские, и женские, и в металлических корпусах, и в кварцевых. 83% продукции шло на экспорт. Часы «Полет» были популярны и в самой России.

Не все было идеально. Иногда мне казалось, что партком и особенно его малоприятный в личностном плане секретарь (на излете перестройки он, говорили, затеял авантюру – на заводские деньги закупил в Америке целый пароход подержанных машин, а пока тот плыл в Россию, в правительстве подняли акцизы, и дело прогорело) – лишние в производственной цепи. Партноменклатурой, пишет историк Юрий Жуков, и Сталин тяготился, но на заводском уровне это уже нюансы…

А где они теперь, часы марки «Полет»? От завода остались рожки да ножки. А сотрудники и рабочие давно переквалифицировались – кто в управдомы, кто в мелкие буржуа – сообразно новому соцстатусу усвоив и мелкобуржуазную психологию.

Главное, КОНЕЧНО ЖЕ, было не в цифрах, А В ГОЛОВАХ. Именно там надо искать причины и разрухи, и стагнации, и процветания, если оно случается. Завод был особым миром, в который многие погружались с радостью и который вовлекал рядовые судьбы в решение общих производственных и бытовых задач. На производственных совещаниях и партхозактивах присутствовали рядовые слесари и сборщицы – и реально участвовали в решении производственных задач, подсказывая снизу, как эффективней организовать рабочий процесс. Потому-то оно и не складывалось в потогонную систему – но в систему равноправного труда.

И ни взглядом, ни жестом не заискивали перед руководством - как с опаской смотрит на новых мордасто-животастых директоров и собственников нынешний рабочий люд. Потому что рабочего защищали не только законы о труде, но и сам коллектив, который, если надо, и санацию производил - гнал поганой метлой алкоголиков и бездельников. Сачковать особо не давали, хотя первичная задача была - перевоспитывать. На министерских уровнях утверждались нормы труда, а в самом коллективе – нормы трудовой нравственности

У завода был свой детсад, свой дом физкультуры, свой пароход для увеселений, на котором и по Волге, и по Оке ходили. Завод лечил своих работников, предоставлял им путевки на отдых и лечение, строил для них жилье, помогал в создании МЖК – молодежных жилищных кооперативов.

Это все было – и люди работали, доверяясь не только трудовому кодексу, но и кодексу строителя коммунизма. Вполне искренно. Когда говорили, что завод – это большая семья, то в этом практически не было «тропа», какой-то речевой фигуры. Я помню улыбки на лицах: находилось время и для общения в малых производственных группах – в бригадах, и для того, чтобы перекинуться словцом со знакомым из другого цеха.

Был культ рабочего и рабочей профессии – и была позитивная и созидательная пролетарская психология, помогавшая людям жить и переносить невзгоды. Стимулировали не только за трудовые достижения, премировали и за достижения в самодеятельности и в спорте. Инструментами морального стимулирования были, в частности, и заводское радио с многотиражкой. Ну, так и на ЦТ были популярны новостные сюжеты о жизни людей труда, процветала рабочая очеркистика. Многое шло от назидательного формализма – согласен, так сейчас у нас в другую сторону перекос – и куда больший. Помнится, академик Гинзбург возмущался на склоне лет: телевидение стало преступной организацией. Добавим – криминал и популяризирующей…

Когда Меньшов снял свое кино «Москва слезам не верит» и показал рабочего Гогу в окружении друзей-докторов наук, никто не усомнился в том, что это возможно. В это и в Голливуде поверили.

Жалею об одном

Об одном жалею: что в те годы не общался с Эльфридой Викторовной, своим классным руководителем в школе, что на Глебовке под Истрой. И не знал, что ее отец был одним из немецких специалистов, зазванных из Германии для организации часового производства. Альфред Райхельт создал в Москве семью и полюбил Советскую Россию всей душой. (Что в общем и неудивительно – если вспомнить Фейхтвангера с его «Москвой 1937»). В многотиражке «За советские часы» от 2 ноября 1935 года вышла статья Райхельта «Только тут я вижу счастливую жизнь». А через три года его счастье закончилось: его взяли в НКВД, в недрах которого он и исчез. Для его дочери - моего учителя английского языка и классного руководителя - это уже не нюансы, конечно же…

Но заводского музея давно уже нет, как и сам 1-й МЧЗ давно уже предан разрухе, и теперь я, позванивая Эле Викторовне (отчество у нее по отчиму), всегда держу в голове свою вину перед ней.

А ведь и сама Глебовская птицефабрика, по соседству с которой стоит поселочек, в котором я рос у родителей матери и где я окончил школу, была когда-то флагманом аграрного производства, самым крупным птицеводческим объединением, снабжавшим цыплятами чуть не всю Москву. А нынешний «Огонек», один из разрушителей прежнего строя жизни, (в декабрьской публикации «Победители свалки») печалится уже в другую сторону: «Сегодня эта легендарная птицефабрика в 68 км от Москвы — настоящий город-призрак на площади в 600 га, с десятками пустующих аварийных строений, все железные конструкции из которых выломаны и сданы на металлолом. Повсюду разбросаны разноцветные кассеты для яиц… Порос бурьяном и монумент "Символ трудовой славы", на котором в советские времена при сборе каждых 100 млн яиц загоралась новая звезда…»

И еще: «…В этом году, похоже, появился просвет. Все дело в том, что на сентябрьских выборах в совет депутатов сельского поселения 11 из 15 мандатов — вероятно, от полной безнадеги — получили местные общественники, выдвигавшиеся от КПРФ и ЛДПР…»

Вот молодцы-то, и тут они за правду, г-да из «Огонька»… Неважно, чей он теперь – березовского или усмановский, принцип все тот же… Напрасно, кстати говоря, считают, что на волне сокрушающего умы патриотизма либеральные издания потеряли вес: по итогам публикации (с охами по поводу разора и протеста депутатов-земцев против самоуправства районного начальства) на Глебовку нагрянула двуглавая делегация - глава московской области Андрей Воробьев и глава президентской администрации Сергей Иванов. Разбирались…

Без пафоса

И все же поигрывающие в симулякры властные соцпроектировщики держат нос по ветру. Эти ребята хорошо усвоили: политик – это тот, кто говорит то, чего взыскующие справедливости сердца хотят услышать. Давай имидж на полную катушку! Но даже если нынешняя попытка «поднять тему», заговорить о судьбах производительного класса всего лишь очередная пиар-кампания власти – все равно есть повод напомнить стране, что другого способа, чем поднимать производство и возрождать престиж рабочих профессий, у нее просто нет. Теперь мы это видим невооруженным зрением – и надо в ноги поклониться тов. Обаме, устроившему нам этот сеанс массового прозрения.

Но как возрождать – вот вопрос? Ведь четвертая телевизионная власть, ассистируя остальным, наштамповала одних потребителей – с позывами к «деловой активности», с разглагольствованиями о «своем деле» - и нежеланием делать что-то руками, с гипертрофированными представлениями о собственной личности на фоне выраженной политкорректности и политпослушания. И с буржуазной, а не пролетарской психологией. Сейчас красиво говорят – с предпринимательской. Миллионы хватких с виду мачо и альковных тунеядок, которым страстно хочется что-то перепродать и тут же райски насладиться плодами перепродажи. Не забывая о комфорте пребывания в офисе. И репродуцировать они будут себе подобных, а вовсе не «людей труда».

К тому же у четвертой власти и политической элиты есть боязнь – если гальванизировать «труп социализма», не попытается ли он, как некий Франкенштейн, уничтожить и самих реаниматоров? И вообще – как пропагандировать это грязное рабочее дело? Да и самим PR-агентам и TV-пропагандистам не очень понятен коммерческий смысл, скажем, такого понятия как «рабочий очерк». Вот перетащить какую-нибудь «лицензионку» и с этого иметь стабильный навар – это другое дело, привычное. Или поставить в студии друг супротив друга профессиональных демагогов с лужеными глотками – и включить камеру, только и делов – валяй записывай, а рейтинги растут…

И еще незадача: мало кого из журналистов можно заподозрить в наличии элементарного интереса к нынешнему плебсу, к простолюдянам, к рабочее-крестьянству как таковому. Ну, что интересного тебе может сообщить человек монотонного некреативного труда? Иное дело «креативный класс» - с ним и нескучно, у него и психология гибче, у него и интервью брать интересно – например, в дорогом заведении общепита, под кофе или со стаканчиком виски с водичкой...

И еще вопрос. Ну, хорошо: поставят задачу – натужно реанимируем профтех-образование (пока видим иное – минобр сокращает выпуск по 150-ти специальностям, - из выступления по «Народному радио депутата Г.Д.Федоткина), насоздает рабочих мест тот же Дерипаска, а что дальше? Ведь и рабочий класс понимает, что под иностранной юрисдикцией находится около девяноста процентов российской собственности. Например, большая часть фирм, входящих в «Базовый элемент», принадлежит BasicElementLtd, зарегистрированной на острове Джерси. Сама BasicElementLtd – стопроцентная «дочка» фирмы F-Finance, зарегистрированной на Виргинских островах. Бенефициаром ее выступает небезызвестный олигарх Дерипаска, а что он там, кому и что он там дальше… в общем понятно. От невеселых мыслей обо всем этом и моральный стимул к труду размывается – особенно в части энтузиазма приобщенности к свершениям…

Да – рабочему уже привили к извилине, что он такой же свободный субъект рыночных отношений, как и все прочие. Продает свои навыки в зависимости от конъюнктуры. Но другой своей извилиной, работает ли за сложным станком или в горячем цеху, он все равно понимает, что современное большое производство может быть эффективным и со стороны производственных отношений. Он еще помнит те трудовые отношения и сопоставляет их с этими…

Я уже писал, что, задавленную мифологией и бесологией соцдарвинизма, социалистическую идею обрекли на деградацию, сделали золушкой, популярности нуль. Под это дело, в стремлении скинуть с рук и в поисках источников бюджета правящий класс и последние госпредприятия стремится распродать. Между тем и «Роснефть», которую собрались расчленять, еще вчера признавалась самой эффективной из нефтяных компаний в стране – и самой высокотехнологичной. Бравировали совокупными ее (то есть нашими) углеводородными запасами, научно-техническим потенциалом. Теперь же этим хвастаться не время. И опыт и госпрактика Норвегии с ее «Статойлом» и «Норск-гидро» - нам не пример. Сама «Роснефть», пока еще не раздраконенная, недавно заявила, что ее прибыль увеличилась втрое !...

Вся эта бесконечная приватизация стратегических предприятий для общества - прямая дорога в преисподнюю. Между тем давно уже время пришло не давить уже идею социлистических производственных отношений и не гасить идею справедливости, а создавать народные предприятия – пусть и страшно нелюбимые г-ми чубайсами. Подлинно народные предприятия – каким, к примеру, 1-й МЧЗ был к началу перестройки – вполне социальный, с одной стороны, и самоокупаемый – с другой. Прошедший и через репрессии, в том числе, и через десятилетия становления. Вполне жизнеспособный – но сваленный наземь, со спины - шилом под лопатку.

И создавать для начала предпосылки для открытой и честной конкуренции каптруда и соцтруда. Хотя бы и ради эксперимента – соблюдя его чистоту. И превратить это в увлекательное шоу – пусть доказывают, кто лучший, по всем параметрам, включая и социалку. Хотя, конечно, нет смысла отрицать, что за идеей свободного рынка и тотальной приватизации стоят интересы глобального банковского лобби и транснаци, облеченные в наступательный треп г-на Поппера и ему подобных. А у идеи справедливого труда есть только один ресурс – самоорганизация масс. Или государство – если таковое имеется.

Вот тогда можно и престиж рабочей профессии поднимать, и профтехучилища восстанавливать, и «Весну на Заречной улице» показывать, и социальный мир укреплять.

Одно плохо – правительственная власть все еще пребывает в инерции приватизации, дележа и отъема собственности. И не просто потому, что чего-то недопонимает, а потому что является чужеродной для тканей российского общественного организма. Он ее отторгает – а она маниакально упорствует: нет - я сделаю по-своему, я все-таки согну тебя – или сломаю хребет, я раздавлю тебя, гадина…