Ирина Юрьевна Сурнина

Ирина Юрьевна Сурнина, родилась на Алтае, в городе Рубцовске. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Стихи и проза печатались в «Литературной газете», «Литературной России», журналах «Москва», «Наш современник», «Сибирские огни», «Урал», «Юность», «Нева», «Континент», «Волга 21 век», «Lichtungen»(Австрия) и др. Лауреат всероссийских конкурсов. По итогам 12 Форума молодых писателей России стипендиат Министерства культуры РФ. Член Союза писателей России.

***
Как они любили и певали! -
Я смотрю советское кино, -
Выполняли планы, успевали,
Тосковали вечером в окно.

А Она проходит мамой мимо,
Светлая, у самого лица.
Да и в Нём мелькнёт неуловимо
Молодое что-то от отца.

И они, счастливые, уходят.
И стоит закат над всей рекой…

Больше ничего не происходит.
Я запомню родину такой.

ЖЕРТВА ВЕЧЕРНЯЯ
                       «Да исправится молитва твоя…»
Услышала и обомлела вдруг –
Такое петь под силу ли вокалу,
Всю боль нести и тихую опалу
И удержать, чтоб не сорвался звук?

А голос нёс и повторял холмы,
Наплывы плавные моей земли забытой,
Ещё не утонувшей, не забитой,
И души, из которых вышли мы.

Не прерывай, продли глубокий пев!
На нём одном и держится вечерне
Моя земля, припомненная вчерне
Молитвою, на ощупь, нараспев.

***
Эх, пропадом всё!
Чернеет компьютер пустой,
Слизало дотла: ни жила тебе, ни ночлега.
Вот так же, наверно, стоял горемыка простой
Один на снегу после злого, с пожаром набега.
Что толку лепить
И любовно лелеять жильё,
Детей поднимать и, потея, выхаживать поле,
Коль с криком гортанным влетит вороное ворьё
И выметет всё, и останется вольное горе?
Не плачут старухи,
Молчат глубоко старики.
Свалили страну и оставили просто времянку.
И хочется мне убежать от звериной тоски
И вырыть в лесу между трав и кореньев землянку.
И в небо кричать
Или в землю — уже всё равно,
Слова позабыть и замолкнуть, чтоб слух истончился.
А после и домик сложить — золотое бревно,
Чтоб свет из окошка на снег затаённо сочился. 

***
И май не май – так холодно и зло.
Беснуются с экрана пошляки,
И всю Москву по дачам развезло,
А я пойду туда, где старики.

Хоть этот день сквозь мутное стекло,
Мне нужно снова видеть ордена.
Смотрю, как много правды утекло –
Идёт остатком славная страна.

Стоят зеваки, замер старый бомж.
И щёлкают. Снимайте мой народ!
И можно сколупнуть коросту-ложь.
Москва. Победа. Солнце. Русский род.

***
Сдают жильё пенсионеры,
Сдают себя профессора.
Какие могут быть химеры?
Сегодня лучше, чем вчера.

Берут от жизни инженеры,
Берут врачи, учителя,
Но, соблюдая чувство меры,
А то привыкли на ля-ля!

Да будет каждому по джипу
И по зелёному рублю!
Но страшно – вдруг и я наживу
Давно, как многие, люблю?..

А я скучаю по великой,
По прошлой солнечной стране…

***
Всё-то, кажется, еду и еду,
По проходу ношу кипяток.
То мешаю какому соседу,
То он сам помешает чуток.

В духоте, тесноте, не в обиде
Хорошо уезжать из Москвы
И смотреть, если кто-нибудь выйдет,
И нестись мимо дикой травы.

А колёса несут, ошалели,
Словно кто-то стального украл.
А по правую сторону – ели,
А по левую – встанет Урал.

Только вдруг остановятся лихо,
Постоишь, где и жизни-то нет…
И проймёт вечереющий тихо,
Над Россией негаснущий свет.

***
Хорошо просыпаться,
Хорошо в холода.
Под расчёской на солнце
Золотая вода.
Никого не тревожить,
Ничего не блюсти,
А на тихой постели
Долго косу плести.
Заплетаю забвенье,
Заплетаю сама,
И в глубоком колодце
Проплывут терема.
И аукнется песня,
И метнётся испуг.
Расплеснуть и умыться –
Струи белые с рук.
И смотреть-засмотреться,
Только капли лови, 
Как легко с полотенца
Улетят журавли.

«КОМУ ПОВЕМ ПЕЧАЛЬ МОЮ?..»
Растут сугробы на виду.
Врачей белеет вереница.
Мы не хотим у них лечиться,
Как снег, бессмысленно идут.

И не бывает горячо,
Опять ледышки стетоскопов,
Молчат, ослушивая скопом
И разлетятся – сквознячок.

А мы останемся одни,
И ночь качается бездонно.
И так в глуши моей бездомно,
Такие мутные огни!

Кому повем, кому сказать?..
Нужны ли вам мои печали?
Вы сами счастливы едва ли,
Скорей отводите глаза.

И Бог растёт, безмерный Бог,
И заливает резко светом:
За то наказана, за это…
А с болью справиться слабо?

И будет «скорая» кружить,
И ни к кому не приютиться.
Ну вот, приехали. Больница.
Болеет сын – и страшно жить.

***
Дед с мороза.
Холодная кошка – в дверь.
Бросил охапку.
Будет топить теперь.
Шапку на гвоздь,
За печку пимы.
В руке моей горсть
Морозных ранеток зимы.
Дедов подарок –
Целая ветка!
Бумаги подпалок.
Огонь в клетке
Печи
Тревожно растёт,
Трещит, поёт.
Теплы кирпичи.
Известь слизну,
Усну.
Во сне расту.
А выросла – нет
Ни деда, ни печки.
Только тревожный свет

Трескучей свечки.

***
Везде ветра, а мне тепло,
Теперь не сдует, не снесёт,
Забилась к сыну под крыло –
И он опять меня спасёт.

А время льётся молоком,
Шептаться – не перешептать.
И в сына мне легко врастать,
Я в нём зародыш, тёплый ком.

***
Зима, зима
И острый норки мех,
Ленивые вразвалку разговоры.
Я далека от этих и от тех,
И нет вестей, и снег повально-скорый.

А надо жить
Навылет, напролёт,
В сквозном пальто, с горячей головою.
На окнах ночью выстеклится лёд,
И непонятно – трубы, волки воют?

А я могла бы
Чутко рисовать,
Чтоб маслом за картиною картина.
Но снами переполнена кровать,
И в них картины замерли картинно.

Не спится.
Телевизор полистать
И голубой цветок зажечь из газа.
В России так легко ненужной стать!
С экрана ведьма пользует от сглаза.

Зима, зима,
Как скучно, боже мой!
Хоть поругаться что ли для раскола!
Но из фольги ты выщелкнешь долой
Прохладную таблетку валидола.

***
 - Бабушка, что ты шепчешь?
- Молитвы.
- Непонятно.
Она зевает, бормочет невнятно,
Охает, засыпая.
А я удары сердца её считаю.
Слышу,
Как она дышит.
Трогаю тёплый, большой бок,
Зажатая между ним
И стадом оленей стенного ковра.
Далеко до утра.
И где-то есть Бог.
Наверное, строг.
Для чего смертное в комоде?
Новенькое
И какое-то грустное вроде?
А самый большой олень
Лучше всех.
Стоит уже сколько – не лень,
И глаза такие чёрные
Из-под век.
Скорее бы утро.
Боюсь почему-то.

***
Эх, Наташка, большие серёжки!
Одинокая тонкая мать.
Подломились кроватные ножки,
Раскачали вы с братом кровать.

Брат мой что – погуляет, и сдуло:
Не по духу осёдлый режим.
И теперь автоматное дуло
Наблюдает на зоне за ним.

У подружки твоей задержался
И на память двоих подарил.
А Людмила всё: «Если б не дрался!»
А Людмила всё: «Если б не пил!»

Слишком много намерено воли,
Слишком много тоскующих баб,
И не вытянуть счастья без боли –
Вот мужик оттого и ослаб.

Выйдет, плюнет: в полыни пороги,
Постарелый уже, сам не свой.
А сынок отслужил и с дороги
В новой форме поступит в конвой.

***
Отец потянется за мною
И только выдохнет:
- Уже?..
А я привыкла и не ною
На тридевятом этаже.

Помыла полки, пол, посуду
И занавески завела.
Когда ещё я с вами буду?..
Не зря приехала-была.

 - Осталась бы, помылась в бане,
Я баню быстро истоплю…
А я давно привыкла к ванне,
Но что ж застыла и стою?

И никакой-то здесь природы:
Дорога, вышка, облака
И огороды, огороды,
Болотце в грусти ивняка.

И листья тихие не летни,
Я ж на год-два, не навсегда.
И этих яблок вкус последний,

И в бочке чёрная вода.

***
Картошка выкопана, сложена.
Теплу – конец.
И в телевизор заворожено
Глядит отец.
И тянет в скважину замочную.
И тянет дом.
А листья выпали за ночь одну
Сухим дождём.
Который год похлёбка варится,
Болеет мать.
И не обнять, и не покаяться,
И не догнать.
А Рыжик с осенью сливается
И ловит блох.
И в золотой пыли купается
На полке Бог.        

***
Тихо живут старики,
Редко выходят из дома
Возле замёрзлой реки
В пятиэтажке знакомой.

И ничего не хотят,
Лишь телевизор остался.
- Бать, почитал бы хоть, а?
- Что мне читать! Отчитался.

Бродит по комнате мать,
Тихо к чему прикоснётся.
Может, окликнуть, позвать?
Вдруг вдалеке оглянётся?

Батин с железками стол,
Мамины залежи ситца.
Если их вынести, то…
Я ведь могу не родиться.

***
Мне снится: я — старообрядка,
И дом высок, и двор широк,
Привычно выполота грядка
И чисто выскоблен порог.
Соленья в погребе, брусника
И дети крепкие в избе.
В лесу ни оклика, ни крика,
И ветер выдохся в трубе.
Придёт хозяин молчаливый,
Смолой пропахла борода…
Но я не помню сон счастливый,
Меняя быт и города.

***
Сдвигается и убывает
Под белой лопатою снег.
И шаркает, шаркает, знает,
Запаренный дворник-узбек.

И стужею пахнут берёзы,
Дровами, что дед приносил.
Закружится воздух тверёзый
От белых нахлынувших сил!

А тёмные проруби стынут
Глубокой крещенской водой.
И снега достанется сыну,
И лыжник летит молодой!

 ***
В такие дни деревья как стихи –
Они растут, вывёртывая душу,
И тянут прутья жадные наружу,
И на ветру корявы и сухи.

В такие дни и шов не наложить.
Куда теперь взахлёб текущим сердцем,
Утершись наспех первым полотенцем?
И надо жить, и надо как-то жить.

О, благодать сезонных лет и зим,
Привычка жить. О, это чувство долга!
Лишь с ним и заживаются надолго,
И я пойду как робот в магазин.

Но если взять и распахнуть пальто –
Там лишь деревья, зимние деревья…

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную