* * *
Среди обледенелых глыб
В космических полях
Смешным цыпленком среди мглы
Нахохлилась Земля.

Ей горе, впрочем, не беда:
Она внутри чиста –
На ней и воздух, и вода,
И – след стопы Христа.

Вот человеку  черт не брат,
А может быть и брат.
Придет вечерняя пора –
Я выйду на Арбат.

Ведь там кучней всего земля,
Тучней всего толпа.
Орда расхристанных гуляк
Пьет водку от пупа.

И я остался бы в толпе,
Но мне милей покой.
Несется поезд по трубе
От станции Тверской.

Там пахнет тленом и землей –
Нахохлилась Земля,
Я – пассажир в ночи земной
В космических полях.

* * * 
                 А. Кувакину
Осенний вечер за окном
Спускается с небес.
Но мы не пустим сумрак в дом –
Эй, окна занавесь!

Нальем фужер огнем! огнем!
Сладка беседа перед сном –
Нам нечего скрывать.
Поговорим, поговорим –
О том, чем дышим и горим.
К чему нам горевать!

Пусть речь течет, блестят глаза
В кругу друзей и муз.
Нам есть от сердца что сказать.
И, словно двести лет назад, –
Прекрасен наш союз!

И пусть хрусталь блестит звеня,
Как много в комнате огня,
И пылкий шепот муз.
И вещим кажется сердцам –
Мы знаем их по голосам,
Их нежный шелест уст.
Осенний вечер вдаль ведет.

Звезда вечерняя падет 
На поле и на лес.
Зажжем огонь, нальем вина
Осенних сумерек без дна.
Почуем ход небес -
Озябший путь небес.

* * *
Я только один из людей,
Один из людей, да и только,
Душою тоскующий здесь,
На утлом земном неустройстве.
Да что там, лишь мысли длинны,
Лишь сердце иззяблось. Лишь стены
Молчат. Мне нужны 
Иные просторы Вселенной.
Уж лучше стихи не писать
И в утлой хибаре родиться,
Чем мчаться на всех парусах
К обрыву. А после разбиться.
Продлись, ожидание дня,
Скажи мне, случайный прохожий,
Что в жизни постигнет меня,
Поэта без плоти и кожи?
Я - весь ожиданье. Мой час -
Безмерный, бессрочный - настанет.
Мы вечность несем на плечах,
Как быстро года мои тают.
Я только один из людей,
Но я не один в Поднебесной,
Отчизна, откликнись, я здесь,
Я твой человек неизвестный.

ОСЕНЬ
(песня)
Долго ли, быстро – лето пройдет,
Осень лазейку в город найдет,
И потекут золотые дожди
По тротуаров мокрой груди.

Серое рваное солнце из туч
Больше не выпустит солнечный луч.
Будет скакать зайчик впотьмах, -
Солнечный зайчик в мохнатых клубах.

И по бульварам пойдут сквозняки,
А в сквозняках побредут старики,
Дамы с собачками, мамы с детьми,
Дяди с портфелями, люди с людьми.

Плачет ли осень, смеется ли грусть,
Я в этот город однажды вернусь.
Буду бродить по бульварам пустым,
Осень, оставь мне хоть тень красоты.

Осень, как женщина, манит и жжет,
Осень последний свой вздох бережет –
Вот почему та пора мне мила,
Женщина-осень, оставь мне тепла.

Долго ли, быстро ли – лето пройдет…

* * *
Остановите время, я сойду.
Мне осенью так хочется забыться,
Среди аллей растаять на ходу
И никогда назад не воротиться.

Остановите время – я устал
От мельтешенья и жужжанья речи.
Я сам себя навеки испытал –
Мне птичья песнь дороже человечьей.

Так смутно и привольно на душе.
Идя осенней липовой аллеей
Я понимаю: нам не цвесть уже –
Под снегом утро серое белеет.

А посему – остановите дни,
Которые, наверно, не напрасно
В раздумьях сердце вещее хранит.
“Остановись, мгновенье, ты прекрасно!”

НЕ  ГРУСТИ
(романс)
Не грусти, пусть за окнами гаснет закат –
Синеокая ночь впереди.
Не смотри на нее, отведи же свой взгляд,
Не грусти, не грусти, не грусти.

Так случилось, что наши года коротки,
Точно зимние дни в забытьи.
Их расхитила вечность,
                           как птица с руки –
Не грусти, не грусти, не грусти.

Так подбрось же огня
                              в золотистый очаг
И негромкую песнь заведи,
Чтобы пламя рвалось
                        и огонь твой не чах –
Не грусти, не грусти, не грусти.

Так уж было не раз,
                          что кончается день,
Чтобы новым на смену придти.
Новой жизни мелькнула
                            прекрасная тень –
Не грусти, не грусти, не грусти.

* * *
Земля была безвидна и пуста...
И не узреть распятого Христа.
Еще до времени, ступая год за годом,
Он проходил как будто мимоходом
По пыльным переулкам Иудеи
Меж змеевидных чванных фарисеев.

Земля была безвидна и пуста —
Но кедр ливанский вызрел для креста.
Он силу набирал и, зеленея,
Впитал земные соки Иудеи.

Вот в центр земли корнями жадно впился
И не отпрянул от ее ядра.
Померкло солнце, Бог изрек: «Пора!
Спаситель здесь. Он к вечери явился».

И потекли евангельские строки
Одной тяжелой огненной струей
Последних дней. Но в горнице высокой
Зажглось окно над сумрачной землей.

* * *
Они считали деньги –
До ночи. И опять
Вползали по ступеням
К высокому распятью.

Они Христа пытали:
Зачем пришел с небес?
Мы жить с Тобой устали,
Нам ненавистен Крест.

Мы слабые, мы злые,
Мы подлые порой,
Зачем в края  иные
Зовешь нас за Собой?

Был лик Христа невесел,
Он тихо отвечал:
Я знаю ваших песен
Нездешнюю печаль.

И где слеза прольется – 
Я тихо подниму,
И где дитя споткнется –
Я руку дам ему.

И молча отползали
Мятежные рабы,
И ноги лобызали,
И преклоняли лбы.

* * *
По переулкам гаснет день,
А ночь белым-бела.
Бродячий пес меня, как тень,
Проводит до угла.

Я не спешу домой давно:
Мне некуда спешить.
Пусть дни мелькают как в кино –
Не им судьбу вершить.

О город, жарче пламеней!
Глубоководный спрут
В пучине щупальца огней
Раскинул там и тут.

Мутится воздух перед сном.
В расселинах земли
Попрятались все те, кто днем
Пытали жизнь и жгли.

Один лишь я крадусь как тать,
В расселинах людских
Я должен встречных испытать 
В теснинах городских.

СТАРАЯ МОСКВА
Вся в заплатанных обносках,
А в глазах – тоска, тоска…
Зябко в тень у перекрестка
Жмется Старая Москва.

Заблудилась, заплутала,
А в глазах голодный блеск –
“Ах, беспамятная стала,
Позабыла свой подъезд”.

По арбатскому Бродвею,
С иноземцами вольна,
С “могендоидом” на шее
Ходит блудная жена.

Жадный глаз с витрин сметает
Все, что жжется и блестит,
Лишь змеиный хвост мелькает
Меж раздвоенных копыт.

А вокруг пылит пустыня,
Мерно плещется волной
Говорящий на латыни
Город власти над страной.

ДЕРЕВНЯ
Пью жидкий изумруд
Из травянистых вен.
И жизнь – бессмертный труд,
И смерть – бессрочный плен.

Понятный всем напев –
Кузнечик струны жжет.
Я выйду по тропе 
На солнечный лужок.

Клубится солнцепек
Дыханием ста трав.
Душа – как мотылек –
Одуматься пора…

Мне жаль прощаться. Пусть
Над тихою рекой
Проляжет Млечный путь
До пристани людской.

Уеду. Поклонюсь.
Навеки. Насовсем.
Я прирасти боюсь
И отцвести, как все.

Прощай и будь мудра,
Живи, цвети тайком,
Земля, не мать – сестра,
С которой незнаком.

* * *
Холодные пальцы власти,
Как сон о загробной страсти –
На шее сомкнутся вдруг.
Прощай, и тепло, и счастье,
Когда тебя в одночасье
Запрут, как кота в сундук.

И будешь ты шагом, шагом
Стучать по бетонным плитам.
Подошвы твои сотрутся, 
Глаза потеряют цвет.
И тень твоя ляжет рядом
Безмолвно, как пес побитый.
И, мысленно содрогнувшись,
Ты скажешь, что Бога – нет.

* * *
Арабески на плоском небе —
Все созвездия взаперти.
Не заботься о бренном хлебе,
Было б только вино в горсти.

Только б ноги влачить по свету,
Только б злую не клясть судьбу,
А судьба твоя — быть поэтом,
Даже если лежишь в гробу.

Мне приснилось прикосновенье
И шагов торопливый шелк.
Было, было в моих мгновеньях
Незабвенно и хорошо.


* * *
Мы платим за наше счастье.
Много, мало ли — не считали.
Кто над волей своей не властен,
Тот блажен в поднебесной дали.
Мы считаться с судьбой не стали,
Стоя в дымке предвечной тайны, —
На краю страны чужедальней
Мы земную боль отстрадали.
Выпускай нас на свет печальный,
В мир погоста, где нет печали.
Где под солнцем, в тенистых кущах
Занавешенных дней ушедших
Нам, наверное, будет лучше:
Наши души забвенье лечит.
За стеною дождя прохладной
Сердцу в горести станет легче.
Сон не станет за грех расплатой,
Ведь младенцы не виноваты
В том, что было невесть когда-то.

* * *
Наши чада — цветы
Из дымящихся, трепетных жерл,
Наши души — лишь дым,
Из земли вырастают фонтаном.
Не сумев побороть
Злую немочь стареющих тел,
Имя ищет свободы,
Покинув остов безымянный.
Новый парус кроится,
И прочь уползает заря.
На пурпурных сосцах
Закипает вино молодое.
Это утро стучится —
Вот и кровь налита в якоря,
И веревочный стяг
Распустился тревожной листвою.

КОШКА
Лишь солнца путь невыносимо светел
Пуд соли съеден, чем теперь запить?
Все минуто, и судеб многолетье
Вдали чернеет. Рядом кошка спит.
И спящим существом владеет ласка,
И нежностью повеет взаперти.
Так здравствуй, сонный зверь, 
Зверь-небожитель, здравствуй!
Ведь Ноев наш ковчег
                       в божественной горсти.

* * *
Взвесь, поэт полночный,
Строки на весах -
Голубь непорочный
Замер на часах.
Оттого так чисто,
Так свежо вокруг,
Что нечистой мысли
Не помыслишь, друг.

* * *
Много пьяных людей на Москве, 
Чаша смерти полна до краев.
Люди-люди, я тоже в тоске,
Мы из чаши забвения пьем.
Не излечишь себя без любви.
Под гортанные крики татар
Льются деньги, молчат соловьи -
Не театр этот мир, а базар.
Много пьяных людей на Москве
Мне встречается этой весной...
О туманный, властительный век,
О тупик человечий, чумной!

* * *
Помилуй, Боже, тьма над Петроградом,
И над Москвой полуночной зима. 
Мы далеки,  сердца –
                        должно быть, рядом.
Нас заточила Родина впотьмах.

Так отчего же грустная, седая
Метель-старуха за окном метет
И тянет душу… Только вот отдай ей –
Она тебя за море унесет.

* * *
           Блажен, кто молча был поэт.
Блажен, кто молча был поэт.
Он, в ризы темные одет,
Стоит, прикован у столпа,
Пред ним беснуется толпа.
Минута – и поэт сгорит.
Он ничего не говорит,
Одни глаза блестят с чела –
Так жизнь блеснула и прошла.

* * *
                    А. Кувакину
Они стояли в подворотне
И спички жгли, огонь роняя.
Там, сдвинув веки плотно-плотно,
Зима косила их слепая.

Она раскинула метели
Своим покровом вдохновенным,
А мимо них века летели
Из подворотни всей вселенной.

«Ну что ж, - сказал один. - Напьемся,
Коль века ход так неизменен?»
Другой ответил: «Нет, прорвемся –
Ведь призрачен напитка гений».

Они стояли у порога 
Времен последних, незабвенных.
Весна притихла, недотрога.
Зима царила во вселенной.

ЛУННЫЙ ПЕС
Спит Земля, обвитая цепями
Непонятных, страшных, дальних звезд,
И под их колючими лучами
Все, что есть, навеки и всерьез.
Спит Земля и, подогнув колени,
Спят младенцы в чревах матерей,
В лунном свете города белеют,
Сном укрыт и нищий, и злодей.
Спит и Фауст, и Гобсек, и Ницше,
Спит и Маркс, обнявши "Капитал",
Лишь бездомный пес по свету рыщет,
Обратив к Луне зубов оскал.
И летают лунные стрекозы
Меж уснувших призраков земных.
Чует пес, как пряный лунный воздух
С той, запретной, веет стороны.
И, фосфорецирующим оком
Озирая цепи дальних звезд, 
Рвет когтями Землю одинокий,
Воющий, голодный Лунный пес.

* * *
Соловья ослепили, чтоб пел -
Так Гомера судьба ослепила,
Чтоб лепил он свой вещий удел,
Чтобы песни, не видя, лепил он.
И на кончиках пальцев Гомер
Создавал неземные созвучья,
И глядел на него Люцифер
Из Аида, от зависти мучась.
Соловья ослепили, чтоб пел,
Чтобы вечная ночь продолжалась
И неведом был жизни предел.
Чтоб душа наших лиц не пугалась.

ЗВЕРЬ 
Я заведу себе дружка-
Не кошку – нет - и не щенка,
И не гремучую змею:
Я тварь иную полюблю.
Её не манят облака,
Ей жизнь сладка,
А мне – горька.
Она игрушка и палач,
И тень моих земных удач.
Она – Нарцисс, а я - родник, 
Я этой твари не двойник.
Пусть старый. Фрейд рассудит нас,
Я ж – зверю подолью вина 
И накормлю, и причешу, случись-
И плеткой пригрожу: 
Пусть знает, что хозяин строг,
Пусть знает место и порог.
В хоромы зверю путь закрыт,
 Он на меня шутя рычит, 
Две страсти у него в крови: 
Он ищет смерти и любви.

* * *
Я  живу, ни за что не плачу, 
Только плата моя не в деньгах: 
То на крыльях полночных лечу, 
То плетусь, как солдат, в сапогах. 
Я  за жизнью, невольник, бегу,
Я споткнулся, упал, я продрог, 
И ночую в дому, как в стогу –
Дождь стучит за окном в водосток. 
Дорога моя плата, отнюдь 
Я не даром по жизни иду, 
И горька моя вещая суть: 
Я одною ногою в аду.

* * *
Как трудно жить, как просто умереть.
Уйти в безвестность ничего не стоит. 
Ни ветер веять и ни солнце греть 
Уже не смогут под травой густою. 
И будет плыть безмолвный мой ковчег-
Куда? 3ачем? - Навеки, без возврата. 
И станет надо мной журчать ручей-
Весной, - а осень понасыплет злата.
Был я иль не был Божий человек, 
А может, окаянный и пропащий... 
Я больше не пекусь о голове,
Я в вечность стал заглядываться чаще, 
Коль есть она, к чему на мир смотреть: 
Ведь можно даже вовсе не родиться.
Как трудно жить, как страшно умереть,
А потому – не надо торопиться.

СПАСИБО
Спасибо за кровь и за кров,
За кротость, за краткость, за ясность
Осенних сырых вечеров,
За вешнюю ярость ненастья.
Прости мой варяжий набег: 
Сама же меня выбирала.
Россия, твой сумрачный брег 
Изведал я. Легче мне стало.
Спасибо, родная, прости. 
Словами твоими горжусь я 
Измучился я на Руси, 
Но как надышаться мне Русью!
Спасибо, родная, тебе
За то, что – поэт и не боле,
За то, что в бессильной мольбе
Ломаю железную волю.
Спасибо, родная, прости 
Мои суетливые мысли, 
Сама им предел очерти, 
Сама их согни коромыслом.

* * *
Есть сила свыше и слова в тиши,
Единственною музой огласимы.
Не оборвать сей век, сей мир не сокрушить,
И жалкие слова не сделать золотыми.

И, одинокие в немом пространстве лет,
Как бабочки, летим в огонь, сгорая век от веку,
Рожденные – гореть. И наш печальный свет -
Свет невечерний льется над планетой.

И ты гори, но знай: так истина черна,
Когда один во тьме блистаешь искрой рока!
Визжат лишь голоса, сереют времена,
Да имя не в чести, да впереди дорога.


* * *
Цепочка следов колдовская
На первом декабрьском снегу,
Кто шел – никогда не узнаю,
Пусть даже и вслед побегу.

Он был, без сомнения, первым
Тем утром морозным, седым,
По веточке зимнего нерва
Он первым проложил следы.

Тем утром, больным и морозным,
На сером пустынном дворе
Я понял: теперь уже поздно.
Я понял, что начал стареть.

* * *
Пришли на погост графоманы, 
Поэта пришли помянуть -
Он умер от колотой раны, 
Он в вечность сумел заглянуть
Они обступили могилку-
Вокруг колыхался репей-
И солнце пекло им затылки, 
И тут же свистал соловей.
И вот появилась колбаска 
Селедка с зеленым лучком… 
Но водка нужна для завязки -
И водка явилась рядком.
 Ну что, открывай, да помянем.
Стихи он когда-то писал, -
Сказал графоман Соловьянин 
И взглядом ушел в небеса.
Там солнце пекло по-июльски, 
Ни тучки окрест, ни дымка. 
Испей-ка, Серега, по-русски, -
И дрогнула чья-то рука.

ДУША УМЕРЛА
В городе люди быстро стареют,  
В городе время мчится стремглав, 
В спину прикладом: быстрее! быстрее! 
Смотришь, душа догорела дотла.
Что остается - иль просто напиться, 
С другом печальную новость деля: 
Вот мол, пропала душа, застрелиться 
Или уехать – большая земля.
Иди цинично смотреть на прохожих, 
Видя сквозь лоск подноготную их? 
Знаю, я чище был. Знаю, моложе. 
Жизнь! Канитель! Эй, ожги вороных!
В городе люди быстро стареют, 
Ночь скоротаешь – полжизни долой. 
Зеркало - вдребезги! Прочь! Поскорее! 
Голову - пеплом, душевной золой!
Нет, все непросто. Бесстыжие тени 
Ночью настигнут, покажут - старик. 
Иль среди дня подползет омерзение-
Дурно! - и ты оборвешься на крик.
Что утешает. Серьезные дети
Смотрят подолгу, будто врачи.
Я улыбаюсь, не в  силах ответить, 
Сердце легчает, лепечет, стучит.

* * *
Что-то в округе так весело,
И на душе широко.
Даль распахнулася вешняя —
Птицы поют высоко.

Тихо село заоконное
В утренней дымке плывет —
Будто в домах под иконами
Больше никто не живет.

Нет никого в мироздании,
Небу просторно в груди.
Лишь за лесами за дальними
Будущий день впереди.

Что там мне ныне назначено? —
Сонно в моем закутке,
Только за спящими дачами
Месяц плывет по реке.

Выйду, и в синь непорочную
Молча гляжу и гляжу.
Нет ни души в моей вотчине,
Где я живу не тужу.

* * *
В храме Бог меж людьми обитает.
Гулко бьется мирская капель,
И взволнованный ангел слетает
На младенца в святую купель.

Ради этого все начиналось,
И невеста свой плод зачала —
Ведь Пречистая Матерь все знала
Наперед — и дитя сберегла.

А на улицу выйти — так дико,
Так безумно сверкают глаза,
Что родными мне кажутся лики
И близки так, что ближе нельзя.

В храме Бог посылает мне слезы —
Плачет сердце над жизнью моей.
Все мне кажется: каяться поздно —
С каждым годом поздней и поздней.

Пусть дитя, что ликует в купели,
Наперед углядит свой удел
И запомнит, как ангелы пели,
Чтобы жить, как Господь повелел.

* * *
Кругом пустота с пустотой играет
И пыжатся пузыри.
Не надо ада, не надо рая,
Не знаешь — не говори.

За пышным столом одна смерть пирует —
Шершавая, как доска.
Мы жмемся, сиротский кусок воруем,
Будто два голодных щенка.

Нам мало жизни, в ней все уныло,
Лишь ветер как пес кружит
И вновь близнецов разрывает милых,
Судьбу рассекает жизнь.

Неправда, солнце, что все спасемся
На утлом мостке луны.
Как волчий хвост, на ветру трясется
Акулий хребет волны.

Пусть флаг Небесного коммунизма
И плещется над водой —
Какое дело до вечной жизни
Тому, кто горит звездой!

* * *
Я знался с горними людьми,
И в тонком полусне
Александрия снилась мне
На вороном коне.
И Клеопатры тонкий стан
Свивался, как змея.
Цвели лилейные уста,
Томленье затая.
Остыли ныне зеркала,
Века покрыла тьма.
Судьба дала мне два крыла
Да толику ума.