Они расстались. Или не расстались… Однажды, собравшись с духом, Валера сказал Даше:

– Я не знаю, как быть дальше. Мы с тобой загнали друг друга в тупик. Нам надо подумать… Знаешь, ты веришь своим дурацким психологам, – сказав это, он страдальчески скривился.

Даша казалась ему человеком строгим и надменным, излишне холодным и закрытым, но вдруг в ней, оледеневшей, просыпалась былая Герда – наивная девчонка, верящая психологам, советам из интернета – всему тому, что помогало понять себя.

– Ты веришь в своих психологов, – продолжил строго, – и я подумал, что есть такой способ… технология… есть такое… В общем, нам надо разъехаться на какое-то время и пожить отдельно, – выпалил он, вжав голову в плечи.

– В смысле «разъехаться»? – не поняла Даша. Казалось, она не могла и представить, что близкий человек решится на нечто подобное.

– Я сниму отдельную квартиру на месяц, может на два. А может, насовсем.

Проблем у них накопилось много. Казалась, больше, чем способен вынести один человек, но ровно столько, чтобы тянуть вдвоём, поёживаясь от неуюта. А общий груз становился всё тяжелее, Валера тянул в одну сторону, Даша – в другую. Никакой гармонии, никакого взаимопонимания. Только груз проблем, разделаться с которыми мешала извечная бережливость: они же мои, эти проблемы, истрёпанные как затасканный чемодан, но каждую потёртость знаю и люблю.

Даша давненько приносила домой журналы по психологии и вечерами, когда парень уже спал, листала их, покусывая нижнюю губу. Узнавала в пропечатанных на лощёной бумаге страдальцах себя, Валеру, их обоих?

За неделю до решающего разговора парень выудил из пачки журналов на кухонном подоконнике один такой, полистал, натыкаясь взглядом на сальные, поблёскивающие лица матёрых мозгоправов. Одна из статей привлекла внимание.  Она сопровождалась фотографией, изображающей измятую бессонницей постель, на которой спина к спине лежали модельного вида супруги. Так же, должно быть, могли выглядеть их с Дашей вечера после бурных ссор. Правда, они были не такими прилизанными и спортивными, как ребята из журнала. Суть оставалась прежней – два близких человека, стремительно отдаляющиеся друг от друга.

В статье некий специалист по выпрямлению извилин сообщал, дескать, есть замечательный способ разогреть остывшие чувства, посолить, поперчить и съесть без хлеба. Нужно лишь разъехаться по разным квартирам и тогда неокрепшие мозги тут же встанут на место, а любовники осознают неразрывную связь друг с другом.

И Валера решился. Нужно разъехаться. Оказаться в четырёх стенах, один на один с ворохом проблем и нестиранной одежды, в другие четыре стены вписать вечно недовольную Дашу и ждать, пока неземные чувства раздует налетевший ветер свободы. А если не раздует? Через месяц-другой встретятся на извилистой улочке города два одиноких человека, когда-то спавших в одной измятой постели, чувствуя тепло спины и остроту лопаток. Встретятся, взглянут друг на друга и поймут, что всё кончено. Валера не хотел такого исхода, но и жить прежней, вегетативной жизнью категорически не желал.

А если не разгорится потухшее, не воспарит разучившееся летать? Тогда искать другие крылья, мучительно стискивая зубы по ночам от осознания… Впрочем, без «мучительного стискивания».

Когда-то, за дорожным указателем «Раньше», за десятком развилок и перекрёстков, у них с Дашей всё ладилось. Казалось, наслаждение быть вместе они украли у кого-то более достойного, а потому оглядывались, не отберут ли. Но, преступно счастливые, вновь и вновь лавировали меж проблем. От указателя «Раньше» извилистая дорога вела к повороту на «Будущее», а там – пробка, там – дорожный тромб, закупорка пути и медленное истекание истериками.

В прошлом, ещё мелькающем в зеркале обратного обзора, они ссорились, но каждый раз мирились и долгими ночами, обнявшись, разговаривали о чём-то неважном. О политике, о полётах в космос, о будущем, но не своём, а каком-то общем утопическом будущем.

– Ну, так переезжай, – буднично ответила Даша.

Той же ночью, когда Валера сидел над грудой тряпья в новой, необжитой, пропитанной чужими запахами квартире, девушка звонила ему. Говорила, что он бросил её, что оставил наедине с проблемами, не поддержал. Плакала в трубку. Словно это была другая Даша, не холодная и надменная, но ранимая и одинокая.

Той ночью Валера плакал впервые за много лет. Расшвыривая сумки с вещами, громыхая по пустым комнатам, он бил кулаками о стену и плакал-плакал-плакал. Раскрасневшийся, с опухшим лицом, совсем не похожий на модельного парня из журнала.

В прошлый раз слёзы текли по щекам много лет назад. Такой же промозглой осенью умерла бабушка. Валера отчётливо помнил, как соседка по подъезду, тётя Наташа, позвонила в дверь квартиры. Мальчик дотянулся до глазка, слишком высокого для его одиннадцати лет, увидев знакомое лицо за округлой стекляшкой, щёлкнул язычком замка и приоткрыл обшитую дерматином створку.

– Привет, пацан, – натянуто улыбнулась соседка, – Взрослые дома?

Валера отрицательно мотнул головой. Тётя Наташа всегда называла его не иначе, как «пацан», будто не знала имени. Так же звала она каждого мальчишку во дворе, смешно вытягивая гласные. Обычно соседка заходила предложить дешёвые, псевдо-французские духи неизвестной фирмы. Но в то утро взгляд её сделался настороженным и цепким, а не масляным, как обычно. 

– Позже зайду, – узнав, что взрослые на работе, махнула она рукой, – Замыкайся, пацан.

Вечером, когда с работы вернулась мама, а позже пришёл со смены отец, пахнущий гарью и хозяйственным мылом, в квартире Сальниковых вновь раздался звонок. Мама пошла отпирать дверь, шаркая тапками, отец отложил извечную газету и прислушался, затем вышел в коридор вслед за супругой.

Любопытный Валера шмыгнул за ними, под руку отца.

Словно картина в раме, в дверном проёме застыла сельская Джоконда тётя Наташа. Она силилась улыбнуться, глядя на вихрастого Валеру, но как только взгляд смещался на родителей, уголки губ ползли вниз.

– Кать, мам умерла, – тихо, рубя гласные, сообщила соседка.

На долгое мгновение повисла оглушительная тишина, от которой сдавило уши и горло, а глаза мелко заморосили. Мама безвольно привалилась к стене коридора, что-то сказал отец, захлопывая входную дверь, а Валера кинулся в ванную, не переставая рыдать.

Замыкайся, пацан... Сам в себе.

Он почти не знал бабушку. В жизни Валеры статная, худощавая старушка появилась за год до трагедии, приехала из далёкого города с непроизносимым названием, чтобы помогать воспитывать внука и самой быть поближе к дочери и зятю. Возраст давал о себе знать – шалило сердце и строгая, по-дворянски глядящая сверху-вниз бабушка то и дело глотала таблетки.

Мальчик капризничал, скандалил со старушкой, когда они оставались наедине и сильная женщина, пережившая репрессии и войну, тихонько утирала слёзы обиды.  

О скольком они не договорили? Позже, повзрослев, он тысячу раз хотел вернуть всё обратно, упасть перед бабушкой на колени и молить о прощении за каждую слезинку. Глядеть на её почерневшие от непосильного труда руки, есть её пирожки. Но – поздно. Навсегда поздно.

Потом в жизнь Валеры ворвалось много мелких, мальчишеских бед: безответная любовь, предательство друзей, непонимание… Но когда его сверстники ныли в кулак за школьными гаражами, Валера упрямо сжимал зубы. Отец как-то сказал мальчику: «Ты мужик, а мужик не плачет». И Валера не плакал до той, первой ночи в чужой квартире, где даже эхо шагов казалось пугливым и незнакомым.

Он стоял у окна, глядя в распахнутую ночь. Девятью этажами ниже шумел бессонный город, измятый как постель поссорившихся любовников. С высоты съёмного жилья машины внизу казались совсем крохотными, почти игрушечными. Вслед за воспоминаниями о бабушке накатили другие, пропахшие больничными коридорами и пенициллином…

Когда Валере исполнилось семь, он мог с уверенностью сказать, что переплюнул любого матёрого уголовника, проведя добрую треть своей жизни в заключении. Четыре стены больничной палаты, скрипучая панцирной сеткой кровать и пост медсестры – вот его маленький мирок. Мальчик часто болел и частенько оказывался в больнице на две-три недели. Там он находил новых друзей, которые забывались, стоило покинуть опостылевший стационар.

Мальчика из детского дома Валера не забыл. Имя растаяло в памяти как сахар в кипятке, но черты лица паренька помнились отчётливо. Он лежал в соседней палате. Маленький, щуплый, остроносый. Частенько приходил играть в палату к Валере, точнее к Валере и его соседу, такому же шебутному и неуёмному. Детдомовцу нравились металлические игрушечные машинки, которые гоняли по палате и коридорам больницы два сорванца, и однажды безымянный мальчик выпросил одну такую у Валеры.

На следующее утро больница проснулась от криков и плача. Кричали взрослые, дежурная медсестра размазывала тушь по щекам. Оказалось, ранним утром детдомовский мальчишка распахнул окно своей палаты, взобрался по батарее и принялся катать подаренную Валерой машинку по металлическому подоконнику. Когда крохотная игрушка выскользнула из рук и полетела с третьего этажа, ребёнок, не задумываясь, потянулся за ней, силясь поймать. И не поймал. Он выпал из окна на каменистый, подёрнутый редкой травой газон и сломал позвоночник. Родители ничего не рассказали Валере, чтобы не травмировать его психику, но мальчик подслушал разговоры в кабинете кастелянши: «…он уже когда упал, очнулся и тут же эту машинку схватил. Мы его на носилки грузили, а он её не выпускал».

Валера тяжело вздохнул. Он спрятался высоко, на девять этажей выше привычных проблем, а воспоминания забрались даже сюда.

Внизу раскалённой лавой перетекали и бурлили гудящие потоки света, вспыхивали жёлтые и красные огоньки. Если прищуриться, напрягая зрение, казалось, что мчатся в ряд детские игрушечные машинки. Стоит потянуться и их можно достать ру…

– Так, стоп! – сам себя одёрнул парень, – вот этого не надо.

Он вдруг похолодел от мысли, что будь их размолвка с Дашей серьёзней, а сам Валера более эмоционален, прыжок в окно мог на секунду показаться выходом. Тьфу, бред какой. Даже думать о таком противно.

Валера хотел жить, страдать и радоваться, ссориться с Дашей и мириться с ней, ночью чувствовать спиной её острые лопатки и слушать тихое посапывание. Слушать и думать: скоро прозвенит будильник и Даша, по-детски зажмурившись, осознает, что начался новый день. Она прошлёпает босыми ногами на кухню, готовить завтрак. Там, в другой квартире, так и будет.

Позвонил коллега с работы, попросил его подменить и Валера согласно буркнул что-то в трубку.

– Извини, что разбудил, – картаво проговорил коллега, – У тебя такой голос заспанный. Пока…

После долгого плача Валера не мог нормально говорить, в горле пересохло, голосовые связки одеревенели. Заспанный голос? Да, наверное, и голос и разум.

Он сходил в ванную, окунул голову под горячую воду и снова высунулся из окна, ощущая, как от остывающих волос в октябрьскую ночь уходит столб пара. 

Наутро, опередив будильник, позвонила Даша. Деловая, собранная.

– Привет, – поздоровалась она и, не дожидаясь ответного приветствия, затараторила, – Ты с собой сканер увёз, а мне тут по работе надо кое-что отсканировать. Там немного, страниц десять. Давай, я приеду, мы всё быстренько сделаем. Там дел-то на пять минут. Скажи адрес.

Даша замолчала. «Кап-кап-кап», – закапала из трубки тишина. Валере казалось, что он слышит частое, прерывистое дыхание Даши. Впрочем, наверняка просто казалось. В залитом дождями и неведомым эфиром пространстве телефонная сеть бережно несла их многозначительное молчание от абонента к абоненту. Где-то свыше, за облаками, сидят себе усталые ангелы-хранители и пересылают их ненужное, пустое молчание. Кап-кап-кап… Молчание людей, наверное, всё ещё любящих, надеющихся, боящихся одиночества и тишины в трубке, другой, холодной и чужой тишины. Сейчас же молчание было тёплым и домашним.

– Записывай, – буркнул Валера и продиктовал адрес, потом потянулся, разминая мышцы, и сообщил, – Но это только вечером, после работы.

Он вдруг почувствовал, как занемело всё тело, как затекли руки на чужом, удобном на первый взгляд диване. Весь день провёл, словно на этом диване, помятый и потерянный. Ждал вечера и встречи. Какой она будет – встреча? Какой она будет – Даша? Надменной, с кромсающим взглядом, выцеживающая: «Да я другого найду, лучше» или уютная и родная?.. «Как тапок», – вспомнился некстати образ из стихотворения знакомой поэтессы.

Опасения не рассеялись даже когда они встретились на остановке. Первый октябрьский снег засыпал город, грозился основательно остаться до весны, но все знали, что сбежит, сольётся к утру. Даша в своё угловатом пальто, чем-то неуловимо напоминающим казачью бурку, по-кавалерийски лихо взяла ситуацию под уздцы.

– Я ненадолго, только отсканирую и обратно.

Валера кивнул. Холодом повеяло от знакомой и незнакомой девушки.

– Ты голодная? – словно в былые времена, спросил парень.

– Да.

– Я гречку сварил. Будешь?

– Нет. Я уже ела гречку. Больше не хочу. Сыта по горло.

– Ладно. Тогда зайдём в магазин, куплю чего-нибудь, – и двинулся по улице, не дожидаясь очередной её реплики.

Даша засеменила следом, как это обычно бывало, когда он шёл куда-то быстро, размашисто и со стороны, коротконогий, казался забавным юрким зверьком. Она постоянно одёргивала, мол, «я на каблуках, я не угонюсь за тобой». Я, я, я. Они и жили в разном темпе. Валера всё пытался уместить в каждый свой день множество событий, Даша размеренно шла от достижения к достижению на каблуках.

В супермаркете, куда заскочили по дороге, Валера принялся складывать в корзину съестное. Сначала схватил с полки горячий ещё хлеб из местной пекарни, какие-то ватрушки и пироги.

– Будешь их? – Валера ткнул пальцем в корзину.

– Буду, Красная шапочка, – в тон ему ответила Даша.

Двинулись дальше, мимо стеллажей с памперсами, мимо пузатых холодильников с молоком и кефиром, мимо винного отдела.

– Что будем пить? – спросил Валера, разглядывая своё отражение в тёмном бутылочном стекле.

Он понимал – сейчас надо что-то выпить, чтобы нервы не сдавали. Вчера они сдали, и Валера, ненавидя себя за излишнюю мягкость, долго бил кулаками в стену. Потом пару раз шарахнул себе под дых. Для профилактики соплежуйства, не более.

– Давай, кагор возьмём, – предложила Даша, – Который канонический. Он дешевый. У тебя там есть, чем открыть?

– Да, штопор найдётся.

– Вот видишь, – с некоторой обидой выговорила девушка, – всё-то у тебя там есть. И магазин рядом. Можно жить и радоваться.

– Так я беру вино?

– Бери, – безразлично выдала она и двинулась к кассе.

До самого подъезда Даша цепко вглядывалась в окружающие объекты городской застройки. Считала уходящие в черноту этажи, словно пытаясь понять, в каком окне зажжён свет рукой некогда самого близкого, а может и по сию минуту самого близкого человека. Наконец, пискнул домофон, совсем иначе, чем в их общем доме, на незнакомом домофоньем языке. Иначе скрипел лифт, спускающийся с заоблачного девятого. Всё казалось Даше чужим и неуютным.

– Скажи мне, подруга дней моих суровых, – с улыбкой начал парень, как только ворчливый лифт потянул вверх, промахивая этажи, – как жизнь?

– Живу, как видишь.

Прошёл лишь день с момента расставания, и теперь их нелепая парочка казалась Валере детьми, поссорившимися из-за пустяка и дующимися друг на друга лишь потому, что каждый боится извиниться первым.

В квартире тут же включил свет во всех комнатах, скомандовал:

– Только разувайся.

– Боишься, что я тебе пол выпачкаю?! – вдруг неожиданно выпалила Даша.

У неё такое бывало частенько. Злилась, в запале говорила много лишнего, а когда успокаивалась, было поздно – Валера всё усердно записывал на свой счёт, каждое болючее слово.

– Да нет, – пожал плечами парень, – я вчера весь вечер оттирал квартиру от грязи. До меня тут жила какая-то свинья мясной породы. Так загадить дом надо уметь.

Гостья тут же успокоилась, надела тапки, заранее поставленные у дверей, и прошлёпала, как дома по утрам, на кухню, оттуда – в ванную, в комнату. Словно впущенная в новое жильё кошка, едва не обнюхала каждый угол. В итоге легла на застеленный пледом диван и констатировала:

– Неуютно у тебя здесь. Шумно очень, район такой, знаешь… – с минуту подбирала нужный эпитет, – проходной.

– Наверное, – отозвался с кухни Валера.

Он уже ловко откупорил кагор и хлебнул вина из горла, отметив, что вполне себе неплохо пьётся.

– А ты точно гречку не будешь? – крикнул он, и тут же понизил голос, увидев как Даша вышла из комнаты.

– Чайник лучше поставь, я ватрушки поем.

Чтобы гречка не смотрелась на тарелке сиротливо, сварил несколько сосисок. На них Даша и налегла, отрезая по кусочку и съедая вприкуску с хлебом.

Пили вино, молчали. Гостья бросила Валере шутку про одиноких мужичков, он поймать не успел, и шутка закатилась под стол, к домашним тапкам. В голове у парня роились упрямые мысли. Он пытался сосредоточиться на какой-то одной из них, но не выходило.

Вместе ли они ещё? Зачем это всё? А что, если его переезд на деле окажется способом безболезненно расстаться навсегда? Валера хотел сказать об этом, но засвистел закипающий чайник и прервал раздумья. Словно пьяный, метнулся он через кухню, зажал пальцами яростно свистящий, исходящий паром свисток, обжёг руки, выматерился. Со звоном вытряхнув из буфета две кружки, разлил кипяток, проливая на стол и на пол. Чертыхнулся вновь, когда из буфета посыпались чайные пакетики, падая в разлитую на столе воду. Валера лишь кинул сверху полотенце.

– Ты чего психуешь? – с упрёком посмотрела на него Даша.

За окном проносились машины. В общем ярком потоке искрились проблесковые маяки трёх или четырёх пожарных машин и карет скорой помощи. «Вот где беда! – хотел выкрикнуть Валера Даше или самому себе, – И все наши с тобой игры в любовь – абсолютно ничто по сравнению с синими проблесковыми маячками скорых». Хотел, да не выкрикнул.

Напружиненный и нервный, Валера вернулся к столу, допил остатки вина. Перешли на чай. Заварился разговор о прошлом и настоящем. Вспоминали общие радости, маленькие, аккуратные, домашние радости. За них хваталась Даша, за них хватался Валера. Оба хотели удержаться, сохранить важное.

Зачем она заговорила о неуюте квартиры? Валера отламывал ещё совсем тёплый мягкий хлеб с хрустящей корочкой, откусывал медленно-медленно, что-то бубнил себе под нос, не осознавая, о чём говорит. Даша что-то говорила в ответ и с каждым сказанным словом с её губ слетали крошки. Валера смотрел на эти губы, на эти крошки и пропускал мимо ушей всё сказанное.

Он задохнулся от желания заплакать. Наедине с собой, чтобы она не видела, чтоб никто не видел и никогда не узнал, словно не было этой слабости. А сам себе он бы не признался.

– Мне уже пора, – вдруг сорвалась с места Даша, завтра много дел…

– А как же сканирование?

– Я… – она замялась, – оставлю тебе всё, завтра сможешь мне переслать на почту?

– Да, конечно.

– Тогда вызови мне такси.

– Может, останешься?

– Нет-нет, мне домой… Завтра много дел.

Валера пожал плечами, набрал номер диспетчерской и через несколько минут на телефон капнуло смс: «К вам подъехала чёрная Лада 99…».

– Собирайся, – тихо произнёс парень, – такси у подъезда.

         Даша согласно кивнула, быстро оделась и выскользнула на лестничную клетку. Валера, накинув лёгкую куртку, шагнул следом.

Вызвали лифт. Шесть металлически долгих секунд вслушивались, как хрустели позвонки девятиэтажки. Наконец показались тонкие губы лифтовой шахты. Загрузив пассажиров, короб отсчитал этажи в обратном порядке: девять-восемь-семь… три-два-один.

Машина стояла у подъезда и водитель, пожилой седовласый дядька, ждал, положив ладони на рулевое колесо. Когда Даша подошла к машине, включил свет в салоне. Чёрную «Ладу» залило мягкой желтизной. Через пару минут большой светляк с пассажиркой упорхнул из двора.

Жалобно пискнул домофон и Валера вбежал в подъезд, в прыжке перемахивая первый, куцый лестничный пролёт. Как в детстве, когда была жива бабушка, а безымянный детдомовский мальчишка не познакомился с его машинкой. Тогда он так же прыгал через все ступени, стараясь добраться до верхней площадки раньше, чем бабахнет за спиной подъездная дверь. Добежал – значит, успел и вымышленный враг не выстрелил в спину. А если не успел – ба-бах, падай, ты убит.

Валера успел. Ловко, как заправский стрелок с Дикого Запада, крутанул на пальце связку ключей и нажал на кнопку вызова лифта. Сейчас он вернётся в квартиру, где по чужим обоям сползает жёлтый, тусклый свет, такой же, как в машине, увозивший самого понимающего человека. Он вернётся в квартиру и останется до утра наедине с жёлтым светом, будет метаться от стены к стене, припадать лбом к холодному окну, выискивать в потоке машин «чёрную Ладу 99» и может даже найдёт. Но это будет потом, а сейчас он – маленький Валера, да нет же – лучший ганфайтер Запада, разыскиваемый живым или мёртвым по обе стороны…

На очередном витке вокруг указательного пальца связка с ключами вылетела из руки и щель между площадкой и полом лифтовой кабины тут же сглотнула её. Бабах, ты убит.

         Валера несколько секунд растерянно смотрел в прожорливую щель, а когда двери лифта закрылись, нажал на кнопку и… смотрел снова. Секунду, другую.

Догадавшись, он выудил из кармана телефон, включил на нём фонарик и принялся светить в темноту. В голубоватом свечении были видны какие-то лестницы, бетонные перекрытия, куча мусора. Но ключи тоже прятались там. Часы на телефоне показывали без пяти одиннадцать.

Чуть успокоившись, парень набрал номер диспетчерской, услужливо намалёванный краской прямо на двери лифта. Сначала гудки уходили в безответную тишину, потом кто-то соизволил снять трубку.

– Да, слушаю, – низкий женский голос, вобравший в себя всю скорбь трудового народа, прозвучал совсем тихо. Валера едва его различил, словно диспетчер сидела, зажав трубку между щекой и плечом, а руки тем временем были заняты чем-то иным: чистили картошку, красили ногти, набирали любовное сообщение на мобильнике.

– Здравствуйте, – деликатно начал парень, – понимаете, я тут ключ уронил в шахту лифта. Глупая ситуация…

– И что? – прозвучало чётко, внятно и громко.

– Ну… Можете кого-нибудь прислать, чтобы достали?

– Вы на часы смотрели, молодой человек? – в голосе диспетчера прорезалась ярость, – двенадцатый час уже, все специалисты дома спят. Завтра утром звоните. В восемь.

Валера не успел и междометья вставить – так плотно складывала слова неизвестная усталая женщина, так притирала друг к другу, буковку к буковке.

А потом вновь поплыли гудки.

– Тварь! – парень с досадой саданул кулаком в двери лифта, – а мне спать где прикажешь?

Он вновь набрал номер диспетчерской, но на этот раз было занято.

– Трубку с рычага сняла, гадина, – прошипел себе под нос и сел на ступени. Думать.

Вариантов оставалось всего два: позвонить Даше и ехать ночевать к ней, либо закутаться в куртку и покемарите прямо тут, на бетонной, захарканной лестнице.

Выудив из кармана телефон, набрал Дашу.

– Алло, – тут же ответила она.

– Приехала уже? – с внезапной злобой спросил Валера.

– Подъезжаю.

– А я ключи прос… потерял, в общем. Не могу домой попасть.

Даша какое-то время молчала, в трубке слышалось шебуршание, хлопали двери, что-то гудело.

– Вот, теперь приехала, – довольно сообщила девушка, – у подъезда стою. Ты куда ключи-то дел?

– В шахту лифта, – произнёс Валера и самому захотелось смеяться от нелепости произошедшего. Да в тысячу раз выше вероятность, что он выбросил их сам, чтобы появился повод вернуться домой!

– И как ты теперь? – сочувственно спросила Даша.

– Не знаю. Только утром их достанут.

– Приезжай, – тут же, без раздумий предложила она, – переночуешь у меня.

Валера виновато бросил:

– Еду.

Уже через пару минут он шагал через двор, набирая номер диспетчерской таксопарка. Там точно не скажут: «вы на часы смотрели?»…

– Алло, девушка, можно машинку заказать? Да, я уже заказывал недавно с этого номера.... Нет, всё в порядке… Ещё одна нужна по тому же адресу… Спасибо большое, жду.

Пока дожидался такси, похлопал себя по карманам, где с сентября, будто как раз на такой случай, остались двести рублей. Вот ведь, а не носил эту куртку недели две – слишком прохладно было на улице.

Вскоре во двор влетела беленькая японская машинка с грузным, улыбчивым водителем. Пока мчались через ночной город, разговорились о политиках, о плохих дорогах, о казаках с радарами скорости.

– А ты в гости? – спросил водитель, наверняка почувствовав от Валеры запах алкоголя.

– Да ситуация дурацкая получилась. Родственники приезжали в гости. Я их отправил только-только на такси, вошёл в лифт и ключи выронил. Домой не попасть никак, теперь вот еду ночевать к родственникам, которых полчаса назад сам принимал.

– Во всём надо искать плюсы, – философски заметил водитель, – Хорошо ведь когда есть общение, когда глаза в глаза, а то все эти планшеты… никакого живого тепла.

– Это точно, – кивнул Валера, – останови прямо тут, возле дома, мне дойти два шага.

Машина лихо вильнула и воткнулась в парковочный карман справа от дороги.

– Всё, спасибо! – махнул собеседнику парень, выбираясь из машины.

– Ещё бы за проезд заплатил – и вообще красота, – беззлобно напомнил водитель.

Валера похлопал по карманам, извлёк смятые сотенные бумажки и передал их в салон. В протянутую ладонь сыпанула мелочь.

– Вот теперь точно всё. Удачи с ключами, – и, лихо развернувшись, таксист усвистал прочь. 

Постояв с минуту, парень двинулся вдоль домов, привычно выстраивая маршрут, огибая низкие заборчики, перепрыгивая через взявшиеся ледком лужи. Всё привычно, словно не было никакой размолвки и, стоит сунуть руку в карман – там звякнут ключи от квартиры. От их с Дашей съёмной квартиры.

Девушка ждала у подъезда. Настороженная, пытающаяся понять, реальна ли история с ключами.

– Ты есть будешь? – повторила она сегодняшний вопрос Валеры.

– Гречку? – усмехнулся он.

– Гречки на сегодня хватит. Зато есть суп. Ты не разучился, часом, суп есть? Это такое жидкое, вкусное, что одинокие мужики себе не варят.

Квартира встретила привычными звуками, под руку тут же легла лопатка для обуви, а с кухни повеяло куриным супом. Даше особенно хорошо удавались такие блюда.

Он был голоден – эмоциональный накал последнего часа выжег всю внутреннюю энергию. Валера в куртке прошёл на кухню, сел на табурет, потом вдруг подскочил и принялся мыть посуду, лежавшую в раковине. Под струёй воды, казалось, легче скрыть мелко трясущиеся руки.

– Даша, я только чай буду…

Посидели, поговорили. По-сиротски смотрелась квартира без его вещей, без магнитиков на холодильнике, без пузатых стеклянных бокалов.

Спали вновь на одном диване, спина к спине. Снилось нечто жуткое. Валере всё казалось, что ночью кто-нибудь выкрадет из лифтовой шахты ключи и вломится в съёмное жильё, что загорится проводка, разморозится холодильник, в открытое окно начнёт захлёстывать дождь.

Сквозь дымку мучительного сна он услышал:

– Может, это судьба… с ключами?

Голос был Дашин, но не понять было, говорит она во сне, сквозь сон или вполне осознанно. А история с ключами сблизила их больше, чем долгие часы разговоров. Наутро, правда, Даша и Валера расстались вновь, и каждый направился по своим делам. Она – на работу, он – искать ключи.

Женщина из лифтовой компании подошла к подъезду сразу же после  звонка с вопросом: «Когда ждать специалиста?».

– Вы бы вчера сразу сообщили, что домой попасть не можете, – говорила она, копаясь в сумке с инструментами, – и ребята бы вам ключи сразу же достали.

– Да ладно, – махнул рукой Валера.

– Ну, ладно – так ладно, – тоже махнула работница и попросила, – поднимитесь до третьего этажа и выйдете из лифта. Мы его там остановим, и можно будет забраться внутрь.

Парень послушно выполнил все просьбы, а когда спустился по лестнице на первый этаж, его собеседница уже лихо вскрывала Т-образным ключом дверь лифтовой шахты.

– Сами полезете? – спросила она.

Конечно, сам. Валера без раздумий шагнул в темноту, подсвеченный со спины мощным фонарём и принялся спускаться по короткой, грязной лестнице. Отыскать среди мусора связку ключей труда не составило и уже минуту спустя он, довольный собой, отряхивался от пыли.

– Я, наверное, один такой – криворукий? – спросил он с иронией.

– Иногда кто-нибудь роняет то ключи, то телефон, – со знанием дела сообщила лифтёрша.

На свой девятый, заоблачный этаж Валера поднимался пешком. Сквозняком отпертую дверь буквально бросило к нему в объятья. На кухне и в прихожей горел свет, в распахнутое окно сквозил неуёмный октябрь. На столе стояла пустая бутылка из-под кагора.

Он простоял на пороге минут пятнадцать. Не хотелось ни смеяться, ни плакать. Ничего не хотелось. Лишь мучила изжога от всего происходящего.

А снаружи просыпался город. Шла на работу Даша, в диспетчерской лифтовой службы хохотали, гоняя чаи его спасительница и вчерашняя хабалка. И новый снег срывался с облаков, намереваясь остаться надолго.

Тихонов Александр Александрович родился 19 мая 1990 года в п. Большеречье Омской области. Живёт в г. Омске. Заведующий экскурсионным отделом Исторического парка «Россия - моя история. Омская область». Произведения публиковались в журналах «Наш современник», «Роман-газета», «Молодая гвардия», «Сибирские огни» и др.  Автор книг стихов «Облачный парус» (Омск, 2014) и «На вечном наречье» (Омск, 2020), романов «Охота на зверя» (М: АСТ, 2016) и «Синдром героя» (М: АСТ, 2017), соавтор научно-популярной книги «Сила Сибири. История Омского края» (Омск, 2016) и пьесы для детей «Волшебный планшет Джинна» (2017). Лауреат литературных премий: им. М.Ю. Лермонтова (Тарханы, 2015), им. Ф.М. Достоевского (Омск, 2015), «В поисках правды и справедливости» (М., 2016), «Русские рифмы» (СПб, 2018).

Вверх

Комментариев: