Андрей ТИМОФЕЕВ

ДНЕВНИК ЧИТАТЕЛЯ
<<< Следующие записи     Предыдущие записи >>>

30.11.2012 г.

О литературном процессе

Так получилось, что я на неделю попал в больницу. Операция прошла успешно, в конце концов, я полностью выздоровел – но не описать словами всего, что я увидел!

Сначала я лежал в ожидании. Мимо меня по коридору ходили врачи и медсёстры, о чём-то разговаривали, решали какие-то вопросы, и мне казалось, что все они – один большой механизм, где каждый знает, что делать, и всё работает чётко, как часы. Мне сделали необходимые уколы и на каталке повезли по длинному коридору в операционную. Помню, как вереницей двигались по потолку лампы, одна за другой, медленно, размеренно, и было во всём этом что-то торжественное.

Ввезли в маленькую белую комнату, остановились. Кто-то стал спрашивать, почему так долго, кто-то отвечал. Я лежал, укрытый тонкой простынёй, и мне было прохладно и хорошо. Потом опять двинулись, и я оказался под огромной лампой, похожей на инопланетный космический корабль.

Помню, говорили о том, что нет какого-то препарата. Рядом беспрерывно пищал прибор, и медсёстры рассуждали, что он неисправен и теперь всегда так пищит. Врач посоветовал выключить его. Я почему-то подумал, что автор, описывающий эту картину, обязательно зацепился бы за эту подробность, чтобы показать разруху в больнице, но мне сразу же стало стыдно перед этими людьми, будто бы я нарочно подслушал сплетню о них и теперь осуждаю.

Мне сделали наркоз, началась операция. Врачи и медсёстры постоянно ходили вокруг и что-то говорили. У меня слипались глаза, но я нарочно заставлял себя сосредоточиться, чтобы не пропустить ничего. Потом будто тяжёлый предмет лёг на сердце, и стало трудно дышать.

Когда меня уже вывозили из операционной, вдруг стало так шумно, что мне показалось, что повсюду идёт весёлый праздник, а я – в самом его центре. Наконец, рядом появились знакомые лица, и стало спокойно и легко.

 

Мне повезло, в больнице не было свободных мест, и потому я ещё сутки лежал на каталке неподалёку от поста медсестры и мог слышать всё, что происходило в коридоре. В эти часы для меня в любых словах врачей, больных или их родственников была какая-то особенная значительность.

«Я была очень красивой, – говорил женский голос откуда-то сзади. – Я шла по улице, и мне говорили, какая красивая женщина!» – «Да вы и сейчас…» – возражали ей. – «Нет, ну что Вы… сейчас уже и зубиков нет… сейчас мне семьдесят семь…»

«Я не буду выходить из палаты, – убеждал другой женский голос, – вдруг заражу кого-нибудь…» Я подумал, что в хирургическом отделении никого нельзя заразить, но трогательно стало на душе от этих слов.

И даже, когда одна медсестра жаловалась на другую: «Лена, это вообще, клуша эта Лена!» – так искренне это звучало, что нельзя было не улыбнуться!

Тут, в больнице, было особенное ощущение Бога. И когда меня перевели в палату, я заметил, что над каждой кроватью висит по несколько бумажных иконок. Да и сами люди часто говорили что-нибудь такое, отчего сжималось сердце и хотелось молиться за них. «Похороните меня в Анапе, – сказала одна старушка, – там тепло и сухо…» «Все из земли вышли, в землю и пойдём», – слабеньким голосом ответил ей мужчина, не встающий с кровати уже несколько недель. А когда жена, пришедшая его навестить, захотела сходить к медсестре спросить, нет ли в отделении микроволновки, чтобы подогреть кашу, он резко оборвал её: «Не ходи никуда! Я одну ложку съем, а ты будешь клянчить!» И я понял, как тягостно ему собственное бессилие…

 

Эта неделя подарила мне одну радость – у меня нашлось время для чтения «Отверженных» Гюго, с которыми я был очень поверхностно знаком раньше. Думаю, если бы не пребывание в больнице, мне долго бы ещё не удавалось так медленно и вдумчиво прочитать этот замечательный роман. И вот среди монументальных описаний сражения при Ватерлоо, многостраничных рассуждений героев о том, как им поступить, меня особенно задела одна короткая сцена. Уже после встречи с Диньским епископом, бывший каторжник Жан Вальжан встречает на дороге мальчика, у которого отнимает монету, а потом, содрогнувшись от поступка настолько злого и нелепого, что его душа уже не способна согласиться на него, вдруг срывается с места и начинает кричать «Малыш Жерве, малыш Жерве!» Он ищет обиженного мальчика, но не находит. Заметив на дороге случайного путника, он бросается к нему и просит арестовать себя, потому что он вор. Мир рушится для Жана Вальжана, вся жизнь его меняется… Читая этот эпизод, я не мог усидеть на кровати, а потом ещё долго ходил по больничному коридору, всем телом чувствуя напряжение этого решающего момента!

После выписки у меня было несколько свободных дней, которые я провёл дома за компьютером. И вот, просматривая новости за последнюю неделю, я случайно нашёл в интернете электронную версию одной известной литературной газеты, и от информационного голода прочитал с десяток её номеров подряд.

Не хочу анализировать специфику газеты, рассматривать отдельные публикации, это тема для отдельного исследования. Но чем больше я читал, тем острее ощущал, как сильно я хочу назад! Подальше от «литературного процесса», от умных критиков, больших премий, деловитых рассуждений о том, о сём… Туда, где настоящие люди страдают от настоящей боли и где рушится привычный мир Жана Вальжана. Где настоящая жизнь и настоящая литература. Где раскалывается земля под ногами, и ты уже не можешь оставаться в рамках пластмассовой рассудительности и многословности.


Комментариев:

Вернуться на главную