| |
ДУРАЧОК ВАСЯТКА
Днём и ночью напролёт
Зарядила морось.
А поутру косохлёст
С ветрами поссорясь
Напросился в старый дом
Через дыры в крыше.
Что ж такого? В доме том
Был народ, да вышел.
Здесь домов таких, подсчесть,
Будет с два десятка.
Лишь в одном хозяин есть
Дурень дед-Васятка.
Попросили присмотреть
За добром соседи,
Дали шанс разбогатеть.
Жди, мол, как приедем.
Двадцать лет усердно ждал,
Тешился надеждой.
Надоело, подустал –
Сам уже не прежний –
Слеповатый и хромой.
Думы о погосте.
А у брошенных домов
Ветер крыши сносит.
По подворьям проросли
Ясени, осины,
Стены гнуться до земли
Ветхой древесиной.
Нет тропинок у плетней –
Всё бурьян - агрессор.
Часть картофельных полей
Порастает лесом.
Не дождаться барышей,
От былых хозяев.
Дед набрал себе «вещей»,
По дворам пошарив,
Пса приблудного пустил,
В сторожа зачислил.
Им вдвоём чего грустить?
Есть другие мысли...
Закипает на плите
Почерневший чайник.
Дремлет в полной темноте
Сторож. А начальник
Философствует сидит,
Греет пёсьи уши –
Столького нагородит...
Кто б ещё послушал?!
УТОМИВШИСЬ СУЕТОЙ...
Утомившись суетой,
Ну её, неладную,
Бесприютной сиротой
За душевным снадобьем,
Вдаль от городской черты
И от глаз прохожего,
Я пойду искать пустырь
По тропе не хоженой.
Проберусь бурьян-травой
К тайному пристанищу.
Мне сюда идти впервой
(Спасеничка* та ещё).
С путеводною звездой
До зори беседуя,
Как монахине седой
Я на жизнь посетую.
Нервы – туже тетивы...
Снять бы натяжение
Каплей стойкости травы
И берёз терпением.
В благодарность о добре,
С помыслами ясными
Посажу на пустыре
Я дубы да ясени.
Пусть врастают в небеса
Молодыми ветками,
И пичужек голоса
Песнь поют рассветную.
Приукрасится бурьян
Тропочкой исхоженной,
И пребудет у меня,
На душе хорошее...
_____________
* Спасеничка - богомолка, отшельница
КРЫЛЬЯ
О сколько могут вынести спина
И плечи, что склоняются всё ниже?
Опять в пути опора не видна.
Уйти, сбежать туда, где не услышат
Мой горький вздох, протяжный боли стон,
Туда, где нет давящих стен и крыши,
Где широко распахнут горизонт,
И небеса. К ним поднимусь, повыше
И, встав у самой кручи на мысу,
И распрямив натруженную спину,
Спасителю молитвы вознесу,
Под музыку бушующей стремнины.
Любуясь окружающей красой,
Страницы книги памяти листая,
Задумалась о барышне с косой,
Да мысли прервала воронья стая.
И вдруг – вперёд отчетливый толчок
К той бездне, над которой пребывала.
И странный шум, и воздуха поток,
В лицо и плечи. Раньше не летала!?
Так это были крылья за спиной?
Они росли, а я не понимала!!!
Стоп, радость! Стоп! А цвет у них, какой?
Цвет облаков иль чёрного сандала?
ГОЛУБИНОЕ
Ещё не полдень, а уже жара,
И ртутный столбик забежал за тридцать.
Я – на вокзал. Мне уезжать пора
Опять в ту жизнь, где отдых только снится.
Тенистый Симферопольский перрон.
Голубкой облюбован тёплый камень –
Сидит напротив. С крыши, оперён,
Певец ей на любовь сдаёт экзамен.
Воркует неустанно: «Угу-ух».
Колокола отсчитывают время...
Щемящий сердце расставанья дух,
И ветерок, что обдаёт колена.
Пора идти. Уж подан мой состав.
А как же голубиная поэма?
Поднимется ли, друга не предав,
Голубка к небесам? Мне непременно
Вдруг захотелось сблизить этих двух.
Как будто бы без моего участья
Останется глухое «угу-ух»
Прощаньем ускользающего счастья...
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Поздний вечер, вновь не спится.
А за шторами окна
Серебристый свет струится –
Полноликая луна.
В темном мраке поднебесном
Затерялись облака,
И звучит ночною песней
Стрекотание сверчка.
Пахнет скошенной травою,
Тянет марево с полей.
За кирпичною стеною,
В пышной кроне тополей
Лунный свет играет в прятки.
Вдруг осветит чей-то лик,
И, смущаясь от догадки,
В темень ускользает блик.
Еле слышен тихий шорох,
Лязг цепи. У конуры
Успокоен злобный ворог –
Получил свои дары.
От волнений чаще бьётся
Сердце в молодой груди.
Стук в стекло: «Я у колодца!
Умоляю, выходи!»
ЦЫГАНКОЙ ОСЕНЬ...
Предлагает фальшивое золото,
Разноцветным подолом трясёт,
Напевает: «Что весело – молодо,
Только верь, и исполнится всё!»
Нагадала: «Душа налюбуется –
Звёзды с неба тебе собирать,
Все красавцы, прилюдно, на улице,
Злато под ноги будут бросать.
Песнь на славу исполнят хвалебную,
Чтоб рекою вино потекло,
И с тебя ничего не потребуют.
Ты ж, своё подари им тепло!»
Отзвенела плясунья монистами,
Унесла с собой яхонтов цвет.
А вдогонку ей ветер насвистывал:
«Я любви твоей жду много лет!»
БЫЛОЕ И ДУМЫ
В объятьях тишины
Уснул холодный дом.
Хранятся до весны
Следы былого в нём:
Теплом отрадных дней –
Лихих застолий шум.
Морзянкою дождей –
Грусть сокровенных дум.
Он помнит звук шагов
И в ставни робкий стук,
Под треск каминных дров,
Тень от сплетенья рук...
Покинут в спешке был
«Свидетель тайных встреч».
Любви горячей пыл
Застыл в огарках свеч...
Венчает пыльный стол
Засохших роз букет...
И дружит с пустотой
Коробка от конфет...
В бокалах красный лёд –
Был марочным вином...
И память в них живёт
О времени хмельном.
На хрустале – печать
Прикосновенья губ –
Здесь не дано звучать
Оркестру медных труб!
Сквозь мёрзлое стекло
Сочится тусклый свет.
Всё в прошлое ушло,
В поток минувших лет!
|
МОЕМУ ДЕДУ
Белову Константину Васильевичу,
ветерану ВОВ
То ли сон, то ли вправду видела,
По спине прошлось холодком,
В плащ-палатке мой дед. Он, видимо, –
Воевать... Опять? Стариком?
Ты же знал про весну победную?
Отгремела твоя война,
Отзвенели под трубы медные
На груди твоей ордена.
Сколько «горькой» во славу выпито,
Сколько праздников на счету –
Похоронная справка выдана
В девяносто-лихом году.
— Я слыхал, ты стихам обучена, –
Голос прошлого в тишине
— Напиши пару строчек, внученька,
Для потомков, и обо мне.
По рассказам моим, без ретуши,
Пусть узнают, что был не трус.
— Понадеюсь на память, дедушка,
И в неведенье повинюсь.
Я заботой твоей обласкана,
Чёрных дней была лишена.
Мне казалась ужасной сказкою
Растреклятая та война.
Я смотрела на мир, упрямая,
Через розовые очки.
А она расписалась шрамами
На запястье твоей руки...
Каждый раз, в годовщины майские –
Планки орденские, пиджак,
И слезились глаза солдатские...
Я, быть может, пишу не так?
О войне моя память мизерна,
Но народная – велика!
В ней заслуга твоя прописана,
Там о каждом – своя строка,
Про награды, раненья, подвиги,
Про доставшийся в жизни крест.
Дед шепнул: «Лишь бы внуки помнили»,
И исчез. Только свет с небес...
С ПЕРВОЮ ВЕСЕННЕЮ ПРОТАЛИНОЙ...
С первою весеннею проталиной
Отопью берёзовую грусть,
Отправляясь в путь-дорогу дальнюю
У святого храма помолюсь
И, подобно клину журавлиному,
Распахнув уставшие крыла,
Прокричу с небес тебе, былинная,
Что за боль мне душу обожгла.
За реками, долом, перелесками
На далёко-дальней стороне,
Хлебосольной и богатой песнями,
Гибнут те, кто помнил обо мне...
Были мы навек дружны вчера ещё,
А теперь - проклятия в бреду...
Мне б дождём пролиться на пожарища,
Ураганом размести беду.
От наветов души заскорузлые
Исцелить и от любых невзгод –
Оберег на лоб (очелье русское)
Раздарить. Пусть снова мир придёт.
Защебечут птицы счастьем пьяные,
Зацветут сады – тогда вернусь,
Навсегда покончив с окаянными,
Что пытались обесславить Русь.
КВИТЕНЬ (апрель)
Ей с врагом не поквитаться –
Зри костлявой торжество.
Капли вязкого багрянца
Густо окропили ствол.
Оторвало взрывом ветку,
Отщепило часть коры,
И на памятные метки
Пули вражии шустры.
В пору рассуждать о вечном!
Но пришёл зиме конец –
В перекошенный скворечник
Певчий залетел жилец.
Как заутренней вседневной –
Песней начинает день,
Над разбитою деревней
Распевает: «Кви-тень-тень!»
По древесным жилам соки
Потекли – благая весть –
Набухают почки в сроки –
Будет жить и будет цвесть!
МЕРИЛО ВРЕМЕНИ
Из колбы «будет» в колбу «всё прошло»
По узкой горловине «настоящее»
Струится дней несметное число,
За исходящим следует входящее...
Количество, размер – всё сочтено,
Особо в отношении «начинки».
Неспешно горкой сыплются на дно
Мгновений разноцветные песчинки.
Создателя работа не проста...
Он, не таясь и замыслов не пряча,
По дням усердно подобрал цвета
И чью-то жизнь вдохнул в сосуд прозрачный,
Чтоб слой за слоем светлые года
Перемежали лет унылых танец
И будней наболевших череда
Поздней приобретала яркий глянец.
Мерило времени заключено в стекло,
Творец доволен, и не скрыть восторга –
От основанья колбы «всё прошло»
Растёт неспешно красочная горка.
Но не известен никому ответ:
Когда же опустеет колба «будет»,
Как много отведённых жизни лет
Хранится в том таинственном сосуде?
СТИПЛЕРЫ*
Гарцует у цели и смотрит окрест
мой взмыленный конь –
Победа за нами, в душе благовест,
а в сердце огонь!
Хлестали в пути нас ветра перемен,
И вот он – финал!
Но просится сердце, награде взамен,
На старый причал.
Туда, где остались родительский дом,
и детские сны,
Где красками юности пишет любовь
начало весны!
Где время в теснину песочных часов
течёт не спеша,
И жадно к познанию жизни азов,
стремится душа.
Растеряны в бешеной скачке давно
друзья и семья,
Последней победой потешена вновь
гордыня моя.
Вкусив одиночества горькую смесь,
шепчу себе: стой!
Зачем мне победа, признание здесь
такою ценой!
________________
* Стипль-чез (реже стипл-чейз; англ. steeple-chase) — первоначально скачка по пересечённой местности до заранее условленного пункта, например, видной издалека колокольни (англ. steeple). Лошадей, участвующих в стипль-чезах, называют стиплерами, так же, как и их жокеев. Лошадь-стиплер никогда не участвует в гладкой скачке. Её тренируют специально для скачек с препятствиями.
ТИРЕ
Солнце, улыбка, ласка и нежность мамы...
Слезы, обиды, драка, болячки, друг...
Счастье, любовь, надежда, измены рана...
Деньги, работа, отдых – за кругом круг.
Сплетни, долги, провалы терзают душу.
Мыслями полон – сколько ночей без сна...
Важно, необходимо и срочно нужно....
Ладно.., потом.., успею... Придёт весна...
Знаю... решу... по плану... вы только верьте –
Масса эмоций пешки в большой игре.....
Между двух дат, от рождения и до смерти,
Всё уместится в маленькое тире.
|
Светлана Тюряева – член Союза писателей России.