Пономарь Преображенского храма Алексий с утра был сам не свой. Вчерашний вечер убил известием: тяжело ранен зять, майор, лежит в госпитале. Дочка чуть с ума не сошла, хотела сразу ехать, но отговорили. Надо все разузнать, а то в спешке можно наломать дров, время сейчас такое…

«… И Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков», — возгласил малую ектению отец Николай, настоятель, протоиерей, — строгий, иногда слишком, но, к счастью, отходчивый. Перед началом службы Алексий, подавая поручни, замешкался, и получил замечание. Теперь держи ухо востро…

«Ох уж эта война! — думал пономарь. — Поначалу патриотический угар: «Шапками закидаем!», «За три дня сомнем!» И вот уже не три дня, а третий год солдаты гибнут, мёрзнут и болеют в окопах и в блиндажах с крысами, а в столице богачи как с цепи сорвались, гудят по ресторанам, да по интересным заведениям. Ещё бы! Кому война, а кому мать родна… Снарядов не хватало в первый год, казенную мошну растрясли знатно. И воровство, и взяточничество огромное. Особенно банкиры жируют. Как же я ненавижу это ненасытное племя!..»

«Яко да под державою Твоею всегда храним…» — чуть не сипел отец Николай от воодушевления, а пономарь, хоть и не положено, тем более в алтаре, но никак не мог избавиться от беспокойных мыслей:

«Цены растут на всё. Дикая усталость на фронте, ропот в тылу. Особенно страдают жёны мобилизованных. А Государственная Дума не думает, а играет да красуется перед избирателями. И Верховный… говорит и говорит, всё у моря отдыхает, живёт в каком-то сказочном неведении, у него все хорошо. А у нас?..»

— Восстани, Боже, в помощь людем Твоим и подаждь нам силою Твоею победу…

«Изо всех сил молимся, и днём, и ночью, мечтаем о ней! — затрепетал Алексий. — И когда она придёт, эта победа, доколе ждать её, Господи?..» Помянник убиенных воинов, который он читал каждую службу и на панихидах, рос как на дрожжах. И сейчас среди прихожан, заполнивших храм, — да так, что не помещались в притворе, толпились даже на паперти, — стояли казаки, скоро и им на фронт.

Из алтаря торжественно вынесли Чашу:

— … И причет церковный, братию святого храма сего, казачество, сестричество (сестрички в белоснежных фартуках с красными крестами на груди теснились тут же, в женской части храма), вас и всех православных христиан да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков.

Алексий молился у Престола, как никогда! Под громкий и густой бас дьякона: «Главы Ваша Господеви приклоните!» он наклонил голову и, выпрямившись, вдруг узрел в сиянии под главной иконой странную и невероятную картину в движении: пожары, взрывы, летящие самолёты, ползущие танки, сжимающиеся в страхе лица власть предержащих, и огонь, кругом огонь… А в центре видения — чей-то широко раскрытый окровавленный рот! И только укоризненный Лик Спасителя был недвижим…

Пономарь внезапно осознал, что скоро, совсем скоро, через несколько месяцев, в России грянет жестокая, небывалая смута…

— … Камилавку!

Алексий очнулся и с ужасом увидел мелко дрожащую от возмущения седую бороду протоиерея. Пономарь засуетился и подал убор… не той стороной.

— Это ещё что такое? — голос отца Николая зазвенел. — Алексий, человек Божий, что с тобой?!

— Простите, отче!

— Бог простит.

Шёл тысяча девятьсот шестнадцатый год…

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев: