|
ГОРОД-ФЛОТ
Привыкая к непокою
субтропических широт,
кто над бухтою морскою
в клубе яхтенном живёт?
Кто, купаясь в отраженьях
пёстрых вахтенных огней,
плавает в трёхстах саженях
от военных кораблей?
Тропы, а не коридоры
чьих не перечтут шагов
в парке, заложил который
флотоводец Ушаков?
Чьей душе близки отныне
до скончания времён
херсонесские святыни
и Малахов бастион?
Кто на целую неделю
отрешился от забот
с уважительною целью
въявь увидеть город-флот?
Грусть прощанья, как потерю,
от досужих глаз тая,
окончательно поверю,
что счастливец этот я.
РАДОСТЬ
Двести раз поклонись виноградной лозе,
чтобы сочными вызрели ягоды.
Эти грозди в небесной густой бирюзе
оправдают садовничьи тяготы.
И живительный сок потечёт в сентябре
из-под пляшущих ног виноградаря.
Эта радость откликнется в каждом дворе
от таврических сёл до Анадыря.
С ней раздольнее даль, достижимее высь,
прямодушней мужчина и женщина...
Только прежде лозе до земли поклонись,
двести раз поклонись, как завещано.
GENIUS LOCI
Гостиница — у самого причала.
К автобусу идти крутой тропой.
Меня на полпути она встречала
и словно приглашала за собой.
Непуганая уличная кошка.
У нашенских обычай не таков:
с прохожими ведут себя сторожко,
а эта не боится чужаков.
Наверно, побирушка, прихлебала.
Сейчас начнёт выпрашивать еды.
Но кошка молча камни огибала,
минуя чьи-то ложные следы.
И понял я, что это гений места,
а проще и точнее — дух тропы,
которая достойна экшн-квеста,
где офисные клерки рвут пупы.
Спасибо за урок хвостатой фее!
Спустя три дня она ушла. И пусть.
С годами я, конечно, стал тупее,
но верный путь усвоил наизусть.
А если заскучал по ней, то трошки —
чуть-чуть, литературно говоря...
Чудесны севастопольские кошки.
Волшебен Крым в начале сентября.
КАМЕННЫЙ ЧЕРТЁЖ
Былое уничтожить без следа
не в силах ни пожары, ни подрывы.
Лежащие в руинах города
фундаментами каменными живы.
Любые стены можно разломать,
сравнять с землёй и крепости, и зданья,
но бережно хранит природа-мать
их вросшие в планету основанья.
Раскопками раскроется чертёж,
где чётко прорисован мир вчерашний.
На карте циклопической прочтёшь:
тут были храмы, там стояли башни.
Вверху — амфитеатр на сотни мест,
у моря — склад, общественные бани.
Часами изучать не надоест
историю на самом крупном плане...
Над бухтой чайки вьются и кричат.
Залётный люд на древности дивится.
Блаженны те, кто зорок и крылат,
кто смотрит в мир глазами очевидца!
Что смог увидеть, то в душе сберёг.
Ведь я не только ради интереса
излазил за день вдоль и поперёк
ожившие кварталы Херсонеса.
КРЫМСКОЕ ПРАВО
Здесь начат — с корсунской купели —
крещальный путь родной земли...
Потом ордынцы здесь осели.
А после — турки в Крым пришли.
В былых владеньях византийских
велись невольничьи торги:
сбывали здесь рабов российских
Москвы старинные враги.
И слала отчая держава
войска налётчикам вдогон.
И, как никто, имела право
вернуть сюда Христов закон.
Когда же турок поборола,
то хан, вчерашний их вассал,
в Крыму отрёкся от престола,
и Крым форпостом нашим стал.
В мундире флотском и армейском
у нас особенная стать.
Султан в костюме европейском
не может прошлого не знать.
За что Нахимов пал от пули?
Куда Толбухин вёл полки?
Мы лишь своё себе вернули.
И вновь терять не дураки.
«ФОНТАН СЛЁЗ» В БАХЧИСАРАЕ
Подруги нет. Оплакан прах.
И лучший резчик ханом нанят:
«Пусть мрамор в мастерских руках
как сердце плачущее станет!»
Уже давно за миллион
гостей у ханского фонтана.
И чуть не каждый умилён
тоскою любящего хана.
А я друзьям из разных стран
напомню с вежливым смиреньем
о том, что жалостливый хан
грозил России разореньем.
О том, что он селенья жёг,
людей гноил в неволе рабской,
пока не помер в должный срок
от яда в ставке бессарабской.
А вот подругу хана жаль —
рабыню, если кто не в теме...
Ну а господская печаль,
как дым, развеялась в гареме.
В ЛЕВАДИЙСКОМ ДВОРЦЕ
В покоях императорской семьи
есть школьная доска. На ней простые
примеры слов с «десятиричным i»:
«Левадiя», «Марiя» и «Россiя».
Когда низвержен был последний царь
своим же окружением столичным,
новаторы урезали букварь.
Покончили и с «i десятеричным».
Не дремлет реформатор в пору смут,
ведь ветер перемен — его стихия.
И вот уже себя не узнают
Левадия, Мария и Россия...
Какие завтра ждут нас времена,
не вычитать в прогнозе самом смелом.
Но школьная доска у всех одна,
и пишут на доске, как прежде, мелом.
И будет то киношный «мел судьбы»
иль просто стерженёк известняковый,
не так уж это важно: только бы
писал им кто-то добрый и толковый.
Не режьте по-живому, аки тать,
язык родной, традиции родные!
Тогда и внуки смогут прочитать:
«Левадия», «Мария» и «Россия».
|
МЕМОРИАЛ В СЕВАСТОПОЛЕ
Здесь память никогда не умирала
о воинах, кто смертным сном уснул.
На площади, у плит мемориала,
сменяется почётный караул.
Поднявшись по ступеням строгим строем
к огню, что почитается святым,
подростки, точно перед аналоем,
колени преклоняют перед ним.
Как будто припадают к изголовью
героя, чьими ранами болит
сама земля, пропитанная кровью,
запёкшейся в граните скорбных плит.
Где место юным на больной планете?
Их будущее скрыто от меня.
Одно скажу: не станут эти дети
прикуривать от Вечного огня.
ПЕЩЕРНЫЙ ГОРОД
На выгнутой скале
вблизи Бахчисарая
стоит Чуфут-Кале
среди земного рая.
Коричневато-сер,
как высохшие кости,
глазницами пещер
грозит идущим в гости.
Былые дни свои
он ищет в пёстрых долах.
И мы — как муравьи
в его глазницах полых...
Он помнит со времён
ордынского улуса:
вели сюда в полон
и ляха, и уруса.
От родины вдали
ждала славян темница:
не выкупят — могли
до смерти в ней томиться.
Бросали их тела
тюремщики с обрыва...
Безбожные дела.
Разбойная нажива.
Цветущий мирный край
кривой скалой распорот.
У врат из ада в рай
стоит пещерный город.
АВТОТРАССА «ТАВРИДА»
На солнечной земле, манящей лаврами,
пьянящей спелым соком винограда,
когда-то жил народ, который таврами —
«быками», стало быть, звала Эллада.
Но вот сюда, не спрашивая, вправе ли,
нагрянули кочевники с востока.
Тавриде и названья не оставили...
И шли на Русь, и грабили жестоко.
Герой, принявший с мужеством стоическим
немирный край в российские владенья, —
недаром князь Потёмкин стал Таврическим
по имени сего приобретенья.
Широк географический тезаурус.
Возврат названий требует привычки.
Уже открыл «Тавриду» русский «Аурус».
Пора снимать с топонима кавычки.
СТРАНА
Тайга на Западном Саяне
от снега кажется седой,
а бухты Крыма и Тамани —
с двадцатиградусной водой...
Страна родная, ты большая,
и чуть не каждый житель твой,
из края в край переезжая,
доход потратит годовой.
А жить на что? И потому-то
гнетёт сознанье, душу ест
не хворь — безжалостная смута:
я въявь не видел стольких мест!
Недосягаема Камчатка.
И недоступен Сахалин.
С дисплея, с фотоотпечатка
не веют ветры их долин.
В экранном стойбище ангарском
не щиплет ноздри терпкий дым.
И запах трав под Красноярском
для соцсетей неощутим.
Кому, широкая Россия,
откроешь дивные места?
Мы на две трети — крепостные,
а крепостница — нищета.
СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ ВЫСОТЫ
Впивая в небо хищные антенны,
встаёт многоэтажная скала...
Неужто сдастся город белостенный
под натиском бетона и стекла?
Поверженный врагом в руины дважды,
он дважды обретал былую стать.
Сменялись архитекторы, но каждый
старался прежним город воссоздать.
А роль архитектурной вертикали
как символа небесной высоты
курганы с обелисками играли
и храмы, возносящие кресты.
Но в пору новой смуты и раздора,
в эпоху перекройки вер и карт
опять открыла свой кувшин Пандора,
и в людях ожил рваческий азарт.
Застройщики настойчивы и бойки.
Скажите, кто, а главное, когда
поставит точку в точечной застройке,
уродующей наши города?
Не уступайте, граждане, ни сотки
земли делягам, цепким, как осот!
Пускай не застят пошлые высотки
святых церквей и памятных высот.
ЗА КОРМОЙ
Севастополь — город многоярусный:
бухты оторочены холмами.
Медленно отплыл эскадрой парусной
берег с белостенными домами.
Люд на туристическом судёнышке
радуется солнечной погодке,
радуется дремлющим на солнышке
крейсеру, фрегату и подлодке.
Ялту атакует ветер яростный,
сносит лодки, спутывает снасти.
Севастополь, город многоярусный,
за горами спрятан от ненастий.
Всё здесь круто: лестницы ли, тропы ли,
что ведут по балкам и курганам.
Крут и нрав живущих в Севастополе —
если гость окажется незваным.
Вьётся за кормою пряжей гарусной
рябь морская, сине-золотая.
Севастополь, город многоярусный,
уплывает, в сердце западая...
РОМАНС НА ЗАКАТЕ
Вспоминаю прощальный парад
черноморского рыжего солнца.
По воде рассыпает закат
золотую казну до червонца...
Я от моря живу далеко.
Я грущу по таврическим зорям.
Есть у нас в городке озерко —
это капля в сравнении с морем.
Но и в капле ютится заря,
поднебесных цветов не утратив,
и кленовый наряд сентября
не бледнее платановых платьев.
И над озером рыж небосвод,
и от солнца вода желтовата...
А в мечтах в Севастополь ведёт
золотая дорожка заката.
Сентябрь-октябрь 2021
В Херсонесе Таврическом
|
