Издано в "Российском писателе" |
||||
Лидия ДОВЫДЕНКО (Калининград) О новой книге Людмилы Воробьёвой «Миг надежды, чуда, вдохновения…»
В новую книгу известного литературного критика Людмилы Воробьевой вошли статьми о выскоких смыслах современной русской и белорусской литературы, написанные в последние годы. Минчанка, она хорошо знакома читателям таких изданий, как: «Наш современник», «Москва», «Берега», «День литературы», «Подъём», «Приокские зори», «Север», «Нёман», "Новая Немига литературная", «Российский писатель», «Осиянная Русь» и множества других, она автор книг: «Душа слова», «Время жизни, любви и подвига», «Единство вечных истин». И вот новая, великолепная книга критики. Авторское чутьё Людмилы Анатольевны, сам воздух её критики, тепло дыхания в часто холодной атмосфере равнодушия обретают полноту и цельность при, казалось бы, таких разных творениях современников в их отражении действительности, в жанровом отношении, но скреплённых точностью схваченных деталей при разных ситуациях, пережитых героями статей, созданных Людмилой Воробьёвой. Она видит в творчестве выбранных ею авторов реющие стяги истины, находки сердца и ума, души и образной речи поэтов и прозаиков, подчеркнуто дистанцировавшихся от постмодернизма и постчеловека, провозглашающего толерантность, но на самом деле такого далёкого от терпимости и благородного восприятия. Она различает иногда несовпадение автора книги и его героя, по-разному отыскивающего свой собственный путь в творчестве, сохраняя национальную самобытность. Как говорил Михаил Пришвин в своих дневниках: «Содержание произведения есть сам художник», поэтому так пристально всматривается Людмила Воробьева в отмеченных её вниманием литераторов. «У правды стоят всегда двое: тот, кто сражается против неё, и тот, кто стоит за неё», – пишет Людмила Анатольевна, размышляя о творчестве Игоря Григорьева, отмечая схваченную им и отражённую в поэтических строчках подлинность бытия, тернистый путь России в поэмах: «Стезя», «Обитель», «Русский урок». «Несчётные суммы утрат» должны получить оправдание и должны быть восполнены, что особенно актуально в контексте вечного противостояния цивилизаций. Анализируя творчество Натальи Егоровой, автор сборника критики внимательно всматривается в тему русской поэтической традиции, выделяя её триединство: Бог, Вера, Православие, сохраняя нравственно-философские и духовные ориентиры русской культуры, соединяя надмирное и повседневное. Выражение в слове непостижимого, «душ высоту, что идут по судьбе, как по водам», – это планетарный взгляд русского поэта Натальи Егоровой, утверждающей силу и энергию самой жизни. Её творчество – доказательство того, что могучие реки поэзии по-прежнему полноводны в России. Неподдельная искренность отмечается в книгах Михаила Позднякова, это «школа простоты», «поход в детство», как когда-то ходили в народ, уважение к маленькой личности, и в основе всего – мелодия белорусского слова. «Божественный свет любви и покаяния» льётся со страниц книги Натальи Советной «Угадывай любящим сердцем». Промысел Божий заключает в себе великую тайну о человеке. Это книга для каждого, потому что освещает «наше личное движение к Истине». Она направляет на труд души, даёт откровение, взывая к лучшему в сердце. Покаяние, духовное исцеление, подлинная картина бытия, широта мысли и евангельский свет – книга как органическое целое философии и литературы. Нравственный императив самоусовершенствования личности доминирует в творчестве Анатолия Андреева. «Ундина. Монолог Маринеско» – это философско-психологичексое произведение ставит во главу мысль об ипостаси гуманности. Борьба души, ума, психики и сознания становится предметом анализа Анатолия Андреева через образ Маринеско, его дилемму возмездия и прощения, невероятно сложный духовный путь к правде. Забытый подвиг поднимается из глубин забвения на поверхность жизни. Невозможно перечислить все книги, которые анализирует Людмила Воробьёва, но это список реакций её затаённого внутреннего мира, где просторно большим смыслам для созерцания и соучастия, для расширения панорамы и внимания «субъектам» в их видимой единственности. |
||||
Из новой ниги
ПРАВДА ВОЙНЫ И МИРА «Если тронуть страсти в человеке, Имя Анатолия Андреева, писателя и ученого, доктора филологических наук, профессора, автора более 160-ти научных работ в области истории и теории литературы, культурологии, сегодня достаточно известно не только в Беларуси, но и в России. Писатель и литературовед теперь постоянно живёт и работает в Москве. Анатолий Андреев в своё время зарекомендовал себя как один из самых ярких представителей русской изящной словесности Беларуси, её «минской школы» современных писателей андеграунда, о чем свидетельствует и его многогранный цикл романов, охарактеризованных критиками как «мужская проза», тонкая и остроумная. Наиболее популярные из них: «Маргинал», «Игра в игру», «Для кого восходит Солнце», «Срединная территория», «Лёгкий мужской роман». Кстати, события, о которых идет речь в романах писателя, происходят в Минске. Интеллектуально-философская доминанта – главная составляющая творчества Анатолия Андреева. Автору близка судьба отдельного человека, мыслящего по-иному, совершенно не так, как другие, человека, занимающего острую нравственную позицию. Его маргинальный герой способен на честную, предельно откровенную исповедь. В своем двенадцатом романе «Авто, био, граф и Я» Анатолий Николаевич представляет значимый нравственный императив самоусовершенствования личности: «Познай себя, – говорит он, – и тебе откроется весь мир». И здесь русской литературе Беларуси, несмотря на авторскую вполне справедливую оговорку, что у нее «нет статуса», все-таки удается заявить о себе, удается быть услышанной в общем славянском литературном пространстве, сделав это вопреки сложной судьбе русской словесности быть «в эмиграции без эмиграции». Известный поэт Анатолий Аврутин поразительно точно отразил реальную суть сложившейся литературной ситуации: «Вдали от России непросто быть русским поэтом, / Непросто Россию вдали от России беречь». И превозмочь этот мультикультурный феномен – «русские писатели Беларуси» – также непросто. Впрочем, Анатолию Андрееву давно тесно в этих схематических рамках, что и доказывает провозглашенная им универсальная концепция, предельно конкретная и ясная: «Я – гражданин Вселенной. / Моё отечество – СССР. / Моя родина – русский язык и русская литература. / Мой дом – Беларусь». Ощущая себя частью большого русского мира, писатель в своем творчестве следует классическим традициям, берущим начало еще в пушкинском «золотом веке». Современный литературный процесс протекает в постоянном поиске – смыслов, новых жанров и стилей. И в ритме вечности пишет Анатолий Андреев свое философско-психологическое произведение «Ундина. Монолог Маринеско», весьма неожиданно для его прозаического творчества представленное в произвольной поэтической форме нерифмованного стиха. Вторая мировая война и вызванная ею вселенская катастрофа, охватившая человечество в двадцатом столетии, включают события, ставшие темой авторского повествования. Многие задаются вопросом: стоит ли ворошить прошлое, то черное время, наполненное безумием и ужасом? И приходят к выводу, что всё-таки нужно – чтобы извлекать из него соответствующие уроки. В этом плане военная тема остается по-прежнему неисчерпаемой. Анатолий Андреев обращался к ней неоднократно, находя ее противоречивые и болевые точки. Так, его популярный рассказ «У каждого своя война», включенный в Программу русской литературы Беларуси, затрагивает абсолютно диаметральные ситуации войны, выявляя у его главных персонажей различия взглядов и отношений к тем или иным военным моментам. Здесь сталкиваются сладко-розовое представление Людмилы Дорофеевны и прямолинейно-суровое – Орфея Ивановича, который подчеркивает, обращаясь к ней: «У меня была другая война…» Не секрет – в нашем прошлом происходило всякое. К тому же любой предмет имеет и свою невидимую, оборотную сторону. «Ничего нового о мире уже давно не говорится; но это не значит, что хорошо усвоено ранее сказанное», – когда-то высказался в своих афоризмах и Анатолий Андреев, понимая двоякую сущность бытия и то, что «настоящая мудрость взята из мира людей – мира крови и грязи», ведь замалчивание правды всегда таит в себе серьезную потенциальную опасность. Видимо, пришло время анализа самых сложных проблем. Где та извечная грань между добром и злом? Как воспринимаются нами война и мир в нашей новейшей истории? И возможно ли признать абсурдность войны и мира? Правомерна ли подобная постановка вопроса? Судя по всему, обычные категории нравственной оценки здесь уже не подходят. Отчасти такие рассуждения возникают из-за того, что у нас до сих пор нет целостной истории Великой Отечественной войны, которая, по мнению специалистов, основательно исследующих данную тему, едва ли когда-нибудь появится. Всё чаще они заявляют, что на сегодня достоверны лишь две даты: 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года, а между ними – белые пятна. Однако правда войны глубже и страшнее, чем кажется порой. Об этом и первые строки «Монолога Маринеско»: Нет правды на земле. Но правды нет и выше. Перед нами предстает персоноцентричный образ легендарного моряка-подводника, независимого и по-своему маргинального. Анатолий Андреев словно выходит «за буйки» вместе с героем монолога, подвергая сомнению и ревизии некоторые общепринятые истины. И мы предчувствуем непредсказуемый эпилог столь своеобразного произведения, где основной модус многомерности восприятия задан автором с самого начала. Литературный дар писателя и заключается как раз в способности мыслить образами. На суше, на море и в воздухе воевала тогда наша советская литература, являя миру классический образ героя своего времени, помогая ему одержать победу в 1941–1945 годах. И если история категорически не приемлет сослагательного наклонения, то литература, наоборот, благодаря образному мышлению творит своих героев-спасителей. Такого героя, вкусившего и славу, и горечь разочарования, мы видим в произведении А. Андреева, в котором автор показал противоречивую и двойственную человеческую природу. Многие вещи и явления имеют скрытые подводные течения, в результате чего герой и «злодей» очень часто неожиданно соединяются в одном лице.
Александр Маринеско с тринадцати лет начал плавать учеником матроса, мечтая служить в торговом флоте. Однако судьба распорядилась иначе: невероятное бесстрашие, воля к победе сделали его настоящим хищником необъятных водных просторов. «Мне на роду написана связь с морем, «Вчера опять среди кромешной тьмы, А вот как выразил трагизм памяти о войне другой русский писатель Леонид Андреев в рассказе «Красный смех»: «Происшедшее не переходит в прошлое. Точно вырвавшись из-под власти времени и смерти, оно неподвижно стоит в мозгу – этот труп прошедших событий, лишенный погребения. <…> проходит ночь, наступает утро – и снова перед ним, заслоняя собою мир, все собою начиная и все кончая, неподвижно стоит окаменевший, изваянный образ…» Таким образом, образом его неискупаемой вины для Маринеско стала Ундина. «Она, не опуская глаз пустых, – поэтический язык автора метафоричен, и свободная композиция стиха напоминает верлибр, в котором нет определенного строгого размера, но присутствует некая плавность ритмизированной строки. Форма эта требует соответствующей подготовки и не так проста, как кажется на первый взгляд. Стиль произведения Анатолия Андреева в чем-то близок метареализму, он изображает особую действительность, используя сгущение словесных красок, когда видны грани реальности и то, что за гранью, – нечто метафизическое, измененная материя, сокрытая внутри самой метафоры. В идеале каждый художественный текст стремится к мифу, к поэтике многомерной реальности. Миф тексту, в особенности поэтическому, всегда нужен для выражения чего-то загадочно-непостижимого. Анатолий Андреев наполняет монолог Ундины бездонной глубиной отчаяния, какой-то недетской вселенской тоской, доходящей в ее пронзительно-обнаженных словах до полного отрицания войны: «Мне было страшно. Больно было мне. Немецкий писатель Гюнтер Грасс в романе «Траектория краба» в какой-то мере тенденциозно освещает потопление «Густлова». Собственно, и немецкий историк Карл Беккер в книге «Расплата за войну» намеренно бросает тень на личность Маринеско. В своем аналитическом обзоре, создавая психологический портрет известного моряка, совершившего январский рейд «С–13», он приводит нелицеприятные факты из его биографии, пытаясь не только принизить подвиг Маринеско, но и заведомо обвинить его в военном преступлении. Но исторически и фактически доказано, что лайнер не был обозначен специальными знаками, он имел камуфляжную окраску, к тому же его сопровождал боевой корабль флота Германии. «Но цель – настаивает главный герой и в произведении А. Андреева. Да, во всяком случае, в этом сам он не сомневался, хотя история атаки имела и свои тайны. Нет точной цифры погибших: либо более 7000 человек, либо даже более 9000. Ничего удивительного: о многих цифрах, связанных с той войной, всегда сложно, вернее сказать, практически невозможно узнать окончательную правду. 30 января 1945 года «Вильгельм Густлов» – крупнейший по тоннажу теплоход – был потоплен советским подводником, названным за эту операцию «подводником № 1», несмотря на то что «С–13» на тот момент считалась «штрафной подлодкой» советского флота. Но её капитану был дан судьбоносный шанс, и он его использовал. В послужном списке Маринеско значится еще и потопленный им крупный транспорт «Штойбен». Анатолий Андреев не только представляет другой взгляд на войну, но затрагивает и жизненно важные проблемы мира человеческой души. «Хочу сказать тебе сегодня громко – здесь явственно прочитываются эмоционально-экспрессивные приемы письма, когда герой должен сделать выбор, когда уже никуда не уйти от чувства ответственности за свои поступки. И монолог переходит в диалог двух главных действующих лиц: Маринеско и Ундины. Диалог – одна из любимых художественных форм автора, для которой, если обратиться к теоретику культуры и искусства Михаилу Бахтину, характерна «сквозная умонастроенность, таящаяся в глубинах всех сфер». Внутритекстовой и подтекстовой диалоги – модус поэтики А. Андреева. Вечные споры о вечном – неотъемлемая философичная часть русской интеллектуальной культуры, сопряженная с постоянным поиском истины. Слияние литературы и философии, науки и религии – это союз ума и души. «Сегодня мы требуем от поэзии, – утверждал писатель Умберто Эко, – а зачастую и от прозы, не только выражения чувств, рассказа о действительности или нравственного урока, но также и символических озарений, такой в своем роде истины, которой мы более не требуем от религии». И Анатолий Андреев не описывает и не списывает предмет, а поэтически воссоздает его, учитывая остроту момента. «Диалектиком может считать себя тот, кто преклоняется перед истиной, сохраняя в себе уважение к человеку», – неоднократно подчеркивал он, открывая в творчестве свой диалектический реализм. Именно эта ипостась гуманности более всего волновала и волнует писателя. Мы наблюдаем в монологе пересечение смысловых координат, вызванное неизбежным столкновением культур, когда авторская мысль испытывает некое раздвоение, которое присуще и его героям. «Совсем запуталась: где есть моя вина, – текст писателя лишен всякой схематичности, исходят болью слова Ундины, догадывающейся, что воля одного адского гения Гитлера становится причиной мировой катастрофы. Война – путь обмана, зачастую нивелирующий и поражения и победы. И образ Маринеско тоже кажется остовом давно затонувшего, вытащенного на поверхность и изъеденного морем корабля. Писатель раскрывает многомерность его личности, страдающей в «постылом» одиночестве и страхе: «Что буду без тебя? Так, казусом войны. – обращается герой к Ундине. Вот он, великий закон жизни, за смерть платящий смертью, закон, хранящий тайну вселенского возмездия. И в черном мраке ночи, полном безмолвия, таинственно и магически звучит голос прекрасной Ундины: «– Нет вечности, мой милый Маринеско. «Монолог Маринеско» близок к исповедальному откровению, в нем явственно слышны исцеляющие ноты духовного освобождения, истоки которого кроются в старой традиции катарсизма. «А мне бы – жить да жить. Но не судьба. – автор ставит новые теоретические проблемы художественной правдивости, тесно взаимосвязанные с исторической объективностью изображения феномена войны, исследуя на примере судьбы Маринеско глубины индивидуального подсознания как эстетический ключ к тайнам и философии бытия нации ХХ – начала ХХI столетий. Безусловно, это и проверка на подлинность личной исторической памяти. «Чумы коричневой, Я, победитель, – восклицает отважный подводник, задумываясь не только о своей роли в той войне, но и попутно пытаясь разрешить неоднозначные философские проблемы, касающиеся и оценки роли отдельной личности в истории. Иван Грозный, Георгий Жуков, Иосиф Сталин и многие другие известные личности – кто же они? Почему сегодня и мы подвергаем переоценке эти когда-то совершенные образы безукоризненных героев? Искать истину нужно всегда, освобождая ее от надуманных иллюзий, но нужно уметь и остановиться, смело взглянув правде в глаза, уметь четко расставить акценты, чтобы, отсеяв все лишнее, сохранить главное во имя грядущего. «Неужто все герои – лишь наполовину, – герой не сдаёт своих сильных позиций, бросая вызов тем, кто считает чьи-то былые заслуги перед родиной бессмысленными. Фактура стиха Анатолия Андреева порой жёстка, напряжена до предела. Не всегда цена подвига измеряется лишь голыми арифметическими цифрами, она может быть воспета и увековечена поэтически. Ради каких целей велись и ведутся войны? История, конечно, эти задачи и цели объясняет, но потрясённое трагизмом войн человеческое сознание склоняется к тому, что практически все войны не имеют никакого смысла. И не стоит забывать: любая война далека от романтики, о чем напоминает и Анатолий Андреев, ставя эти тягостные вопросы перед своими героями: «И что же получается: Ундина – Поэт Михаил Кульчицкий сохранил о ней отнюдь не радужные воспоминания: «Война ж совсем не фейеверк, / А просто – трудная работа…» Такой же архисложной работой, по словам писателя-фронтовика Виктора Астафьева, стала для него одна из самых трудных книг «Плацдарм», в которой он говорит о том, что «не просто решил написать войну, но и поразмышлять о таких расхожих вопросах, как что такое жизнь и смерть, и человеческое между ними». «Может быть, наивно, может, и упрощенно даже, но я все же пытаюсь доскрестись хоть до верхнего слоя той горы, на которой и Лев Толстой кайлу свою сломал», – признанный мастер военно-патриотической прозы не хотел лгать, выстрадав эту многоликую тему ценой собственной жизни, ценой беспощадно украденного человеческого счастья. Лев Николаевич Толстой, к слову будет сказано, в первом варианте своего эпохального романа «Война и мир» уделяет гораздо больше внимания обычной жизни, глубоким психологическим коллизиям, сплетающим судьбы его героев, когда захватывает и поглощает сам мир, а вовсе не война – явление, как замечал выдающийся писатель, противное человеческой природе, жестоко разрушающее его душу, потому что далеко не каждый способен выстоять в войне. И образ Маринеско сопоставим с образами его капитана Тушина, Жилина, но никак не Костылина. Он им никогда не стал бы, что подтверждает и его яростный монолог, содержащий «ответ такой: Идите все вы к черту, упыри! Как видим, задача расставить «все точечки над i» оказалась почти неподъемной. Война 1941 года не была для русских людей абсурдна, недаром она называлась Великой Отечественной, она была поистине войной народной. И костылины на ней не могли побеждать. Разве дошли бы они до Победы, сомневаясь в правоте общего святого дела? И не эти ли многоликие костылины, так ловко устроясь после войны, и сегодня кричат: «– Герой раскаявшийся – не герой…»? Нынче все меньше среди нас таких, как Маринеско, как Карбышев. И чья победа может состояться в третьей мировой, в грядущей атаке наступившего нового века, которая уже не считается мифом, а приобретает все более четкие очертания и реалии?! Опыт литературы гораздо ценнее, чем опыт той же истории, до сих пор пытающейся укрывать правду от собственного народа. Маринеско обладал холодным и дерзким мужеством, непреоборимой твердостью духа, неведомой врагу. Но самую тяжелую победу он одержал над собой, совершив свое восхождение к правде. «Осудите сначала себя самого <…> Не в другом, а в себе побеждайте врага», – эти мужественные слова поэта Булата Окуджавы подходят и для Маринеско. «<…> Сам себе я – Анатолий Андреев высвечивает драматический интеллектуальный парадокс, происходящий с его персонажем, когда вступает в свои права универсальная схема Пушкина, утверждавшего основной принцип борьбы души и ума, психики и сознания. «Монологу Маринеско», представляющему человека в драматической жизненной ситуации, присуще экзистенциальное измерение, которое возрастает за счет силы страдания, причиненного войной. Тема войны экзистенциальна сама по себе. «– Прощальный вопль девятипалубной громады – слова Ундины не дают покоя Маринеско, вой этой сирены словно разрывает пространство мира и пространство одинокой человеческой души. Тонкие нюансы подобных «всепроникающих, всепобеждающих чувств», вызванных войной, с оголенной натуралистичностью описывал Леонид Андреев: «как будто самый древний, седой закон, смерть карающий смертью, давно уснувший, чуть ли не мертвый в глазах невидящих – открыл свои холодные очи, увидел убитых мужчин, женщин и детей и властно простер свою беспощадную руку над головой убившего». Гюнтер Грасс в романе «Траектория краба» художественно ярко представляет эту величественную трагичность, этот «тысячеголосый вопль…» ни в чем не повинных детей. «<…> Нет, ты дьявол, Маринеско. – режут сердце, будто скользя по острию ледяного железа затонувшего лайнера, и откровения Ундины, постигшей «с рожденья истину простую» – истину любви. Маринеско же, в отличие от нее, «шел через войну к любви». «Я за любовь сражался – вот в чем штука», – бесконечное противостояние добра и зла, непостижимое слияние вечной жизни и вечной смерти заключает в себе ответ защитника Родины. И Ундина, словно ради торжества жизни, произносит никого не щадящий монолог, похожий на реквием, олицетворяя собой всех тех, кто убит, кто стал жертвами той войны: «<…> Сколько нас, убитых, «Морским убийцей» нарекли Маринеско те, кто завидовал его славе, кто считал его «несносным героем», потому что он не вписывался в общую систему правил и установок, строго регламентированных советской властью, не нравился политрукам, которые не хотели учитывать тот факт, что именно он потопил рекордное количество немецких кораблей. «Рой завистников, так плавающих мелко», – называл их отважный подводник, все-таки получивший за «Густлова» Орден Красного Знамени. «Крутая откровенность», по меткому выражению литературоведа Льва Аннинского, когда трагедия обнажает свою логику, присуща и последним главам произведения, достаточно сильным по своим эмоциональным позициям, не только обнажающим архетипы войны, но и говорящим о неповторимости человеческой личности в частности и уникальности человеческой жизни вообще. И Анатолий Андреев постепенно, отдельными штрихами раскрывает биографию своего героя, поражающую изнурительной борьбой за жизнь, хождением его души по мукам, когда он сталкивается с повседневным абсурдом послевоенного бытия. «Я, Александр Иваныч Маринеско, – писатель должен создавать новую реальность в эпоху цифровой революции, подключая и прошлое, и настоящее и будущее. Тексты автора словно идут из иной ментальности, они требуют для понимания не только логики, но и интуиции, сочетая в себе как рациональное, так и иррациональное, вовлекая читателя в другие измерения, притягивая его таинственностью человеческой судьбы. Анатолий Андреев как-то заметил: «<…> Осмысленная жизнь – жизнь трагичная». Исповедь его главного героя Маринеско трагична по своему восприятию, она насквозь пронизана страданием и болью: «Хотя мне кажется, что пал я жертвой – здесь явственно звучит мотив ощущения неотвратимости близкой смерти. Напряжена авторская строка, подводящая нас к моменту истины, когда приходят на память беспощадные слова древнего пророка Заратустры: «Если жизнь не удается тебе, если ядовитый червь пожирает твое сердце, знай, что удастся смерть». Она настигла Маринеско в 50 лет. Лишь спустя годы непростительно опоздавшая и уже негромкая слава нашла его: в 1990 году ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Анатолию Андрееву удалось отразить подлинную суть образа Маринеско: «Но я не совесть очищал, приказы выполняя, – всё это говорит о целеустремленности и мужестве легендарного подводника. Так же, вопреки всем обстоятельствам, он жил и в мирное время, хотя в этой жизни места ему не нашлось и приходилось мучительно бороться за каждый прожитый день, что не поддается никакой здравой логике! Он стал для Родины, который отдал себя сполна, ненужным, «лишним человеком». Как с горечью писал поэт Борис Слуцкий: «Когда вернувшись с войны, / Я понял, что мы не нужны. / Захлебываясь от ностальгии, / От несовершенной вины, / Я понял: иные, другие, / Совсем не такие нужны». Человеческое достоинство, дух независимости и свободы, словно вновь завоеванные вместе с великой Победой, пугали власть, привыкшую держать народ в повиновении. Пожалуй, самая честная и правдивая книга о Маринеско – это книга «Капитан дальнего плавания» русского писателя и драматурга Александра Крона. «Растворенный в народе не может стать личностью; из личностей же не создашь народ. При всем том народ может гордиться только личностями», – такая оригинальная мысль-афоризм, принадлежащая А. Андрееву, позволяет ему выйти за рамки того исторического сюжета, что вмещает лишь скупые факты биографии Маринеско. Писатель талантливо разглядел в нем личность-символ, сумел угадать чувства своего героя. Потрясающе много сказано и в лаконичном финале произведения, сжатом и сконцентрированном по мысли, уже не удивляющем горькими прозрениями, но вопреки всему вселяющем надежду. Зачаровывают и холодная красота поэтики, и философско-эстетические мотивы произведения. «<…> И вечер пал. И выл гудок. Игрушечный. – нельзя не признать, что автор во многом эстет. Он, как интеллектуал-гуманист видя перспективу развития литературы и философии, затрагивает животрепещущую проблему совести – самую больную проблему прощения, ведь старинный спор между справедливостью и милосердием продолжается бесконечно. «И прощенье, которое она несла с собой, – писатель блестяще решает эстетическую задачу выхода из дилеммы возмездия и прощения, когда побеждает не только воля отдельной личности, собственное право памяти, но и право памяти исторической. Примечательна в этом контексте книга «Против забвения» писателя-фронтовика, участника обороны Ленинграда, пережившего блокаду, Даниила Гранина. Он поведал миру историю Инге Френкен, дочери немецкого лейтенанта Хейнера Гейнца, считавшего гибель сотен тысяч людей нормальным явлением и подтверждавшего столь чудовищное откровение в своих письмах, адресованных родным. Инге Френкен, которая даже, по малолетству, не помнит своего отца, прочитав эти письма, а также свидетельства переживших ленинградскую блокаду, признает личную вину за деяния отца и берет его страшные грехи на себя. Факт невероятный. Но Гранин находит в происшедшем закономерность, считая, что «никто не отменял понятие чести рода, чести фамилии». «Честь заключается не только в защите репутации предков, но и в честности», – пишет он в своем очерке, вошедшем в книгу памяти. Не будем забывать, что земной суд творят потомки. И государство не может призвать человека к душевному труду. История Инге, по словам писателя, – это собственная заслуга, её самой, история нелегкого и долгого восхождения её души. Герои Анатолия Андреева тоже не совсем обычны, их духовный путь к правде также невероятно сложен. Предельно лаконичен категорический кантовский императив, когда, увы, повелевать поздно. Возможно, из морских глубин придёт к Маринеско смерть, но там есть прекрасная девочка, которой суждено его оплакивать в бездне океана.
«Маринеско! Зачем ушел из снов моих ты навсегда? Конец легендарной истории ознаменован расстановкой всех точек над «i». Всепобеждающая сила правды и правда великой человечности во весь голос звучат в финале произведения «Ундина. Монолог Маринеско». И, безусловно, Анатолию Андрееву удалось на сакраментальном языке поэзии достаточно пронзительно и смело сказать о трагическом и героическом, явить миру позабытый подвиг, подняв его на поверхность жизни из глубин вечного забвения. |
||||
Наш канал на Яндекс-Дзен
|
||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
||||
|
|
||||
|
|
||||
