На нашем сайте прошла встреча-онлайн с прозаиком, главным редактором "Российского писателя", секретарем правления Союза писателей России Николаем Ивановичем Дорошенко. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ. Николай Тертышный 1. С развитием технологий часть издательского дела переключилась на публикацию электронных книг. По-Вашему, какова эта часть? 2. С учётом первого вопроса, каким в ближайшие два-три года Вы видите свой сайт «Российский писатель»? С пожеланием долголетия и процветания Н. Тертышный
Николаю Тертышному 1. Пока можно говорить лишь о том, что появилась возможность издать электронную книгу неким тиражом и раздарить её своим друзьям или даже получить условный гонорар. А заметным на книжном рынке товаром электронная книга пока еще не стала. Поскольку читатель может приобрести планшет и скачивать туда из Интернета и классику, и современных авторов бесплатно. Например, я могу впечатать вашу фамилию в поисковик и обнаружить на сайте Стихи.ру ваши стихотворения, а на сайте "Российский писатель" ваш замечательный рассказ "Филя". К тому же, у некоммерческих авторов есть поклонники, собирающие на своих сайтах целые библиотеки из их произведений. Как к ним относиться с точки зрения авторского права, если они вас пропагандируют? Возможно, авторское право уточнится с учетом Интернета. Но, в таком случае, я уже не смогу по желанию читателей сайта опубликовать кого-то из живых или ушедших авторов без соответствующих согласований с ними или с их наследниками.
2. На сайте трудится один человек, а мне приходится заниматься многими прочими делами, и помогаю я только на уровне решений "да" и "нет". А при нашем объеме обновлений, при нашем объеме почты нужен штат из, минимум, пяти человек, чтобы ответственно прочитывался весь поток почты поступающих на сайт текстов, чтобы сайт еще и развивать. Поэтому угадать, что будет завтра, я не берусь.
* * * Александр Иванов Уважаемый Николай Иванович! После Российского литературного собрания возникла перспектива объединения писателей в единый Союз. 1. Считаете ли Вы это возможным? 2. Каким Вам видится этот единый Союз? 3. Позволит ли единый Союз русской литературе выйти их информационной блокады? 4. Хотите ли Вы лично объединения Союзов?
Александру Иванову 1-3. Полагаю, Союзы останутся в их прежнем статусе. Например, в сфере науки остаются Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) и Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) . Но на днях был создан Российский научный фонд с попечительским советом во главе с печально известным Андреем Фурсенко. И теперь уже именно в новообразованный фонд по федеральной программе были выделены деньги на развитие науки. Вот и для писателей может быть создан некий единый центр "любителей словесности", который будет осваивать бюджетные средства. В качестве его членов будут туда приглашены сколько-то писателей и из нашего Союза. Но судьба некоммерческой литературы будет зависеть от того, кто войдет в его руководящие органы и как эти, вошедшие, себя поведут. А если судить по Российскому литературному собранию, где и организационные, и "модераторские" полномочия были отданы Союзу российских писателей, а Союз писателей России оказался в роли статиста, то можно предположить, что в положении русской литературы ничего не изменится. Да и надо нам понять, что отношение нашей власти к русской литературе как к вражеской - это не каприз Путина или кого-то другого, а позиция всего либерального интернационала, которая не только в России, а и во всей Европе проявляется и в культурной, и в сексуальной, и во всех прочих революциях. Т.е. речь идет не о том, захочет или не захочет Путин или кто-то иной вывести русскую литературу из информационной блокады, а о том, посмеет ли он выйти из подчинения либеральному проекту смены коренных народов в Европе и России на трудовые ресурсы, менее социально развитые и потому менее затратные ( на гастербайтеров). А посметь - значит, оказаться в одном ряду с национальными лидерами бывшей Югославии, а так же Сербии, Ирака, Ливии, Сирии и т.д. Я уже не раз говорил об этом и опять повторюсь: нетрадиционная, модифицированная культура и литература в современном информационном обществе - это то же самое, что и газовые камеры или иные способы геноцида в век индустриальный.
4. Наш Союз писателей не разделялся в том смысле, в каком может быть разделено на части нечто целое. Даже если вспомнить расхожее мнение о том, что из Союза писателей России вышли евреи, то и оно не отвечает реальности, поскольку вышли не только евреи и – не все евреи. Всё гораздо проще: вместе с изменением политической конъюнктуры и, соответственно, с появлением вакансий в новой номенклатуре, у писателей, относящихся к литературе как к способу зарабатывать деньги, появилась возможность оказаться к кормушке поближе. Вот и было создано движение "Писатели в поддержку перестройки" во главе с Анатолием Приставкиным, Аллой Гербер и – уже не помню кто еще там был во главе. И сразу всех иных писателей это движение объявило врагами перестройки и "красно-коричневыми", мол, Чубайса и Гайдара народ ненавидит не за то, что они преступники, а по национальному признаку. Потом движение преобразилось в параллельный Союз. И все бюджетные деньги шли только этому параллельному Союзу как верному стражу ельцинско-гайдаровских реформ. А когда вместо пламенных доносов, типа "Раздави гадину", власти понадобилась не доносы, а работные книги для сексуальной и культурной революции, то номенклатурой стали Ерофеев, Сорокин, Быков, Толстая и прочие, не имеющие революционных заслуг, авторы. Для обезумевших активистов движения "Писатели в поддержку перестройки" это была трагедия по типу, может быть, "Гадюки" Алексея Толстого. Чтобы её смягчить, Приставкину дали возглавить комиссию по помиловании, но потом его и убрали за его даже но нынешним меркам великие аппетиты. Алле Гербер и другим активистам тоже что-то дали в кормление. Но "простой народ" из новодельного Соэза оказался в положении голодной массовки. И теперь, с одной стороны, сотни в напрасном ожидании распахнувших рот профессиональных писателей и тысячи принятых для убедительности графоманов, конечно же, жаждут соединиться с Союзом всего лишь просто писателей. Т.е. получилось так, что из нашего Союза сами вышли те его члены, которые пользовались пером, как ложкой, способные ради корыта на любое нравственное преступление. Так зачем же нам их опять заглатывать? Вот если бы вместе с ними наш Союз покинули писатели уровня Семичева или Перминова (я уже не говорю об уровне Распутина), то было бы о чем сожалеть. Ну, например, представьте себе, что при хрущевской оттепели от нас бы ушел Пастернак. Я бы захотел его вернуть. Но писателей такого уровня за пределами нашего, моего Союза – не имеется. А литературного балласта у нас достаточно собственного.
* * * Анна Голикова У меня к Вам вопрос: по какому принципу Вы отбираете произведения для публикации на сайте? Может ли у Вас опубликоваться начинающий, пока неизвестный поэт? Какие темы для Вас предпочтительнее?
Анне Голиковой: Разумеется, есть авторы первого ряда, которых мы публикуем автоматически. Публикуем в первую очередь мы и тех авторов, которые, в том числе и на сайте, скажем так, формируют характер и атмосферу текущего литпроцесса. Остальное – то, что в потоке поярче "блеснет". К молодым авторам мы относимся наиболее внимательно. И чем они моложе, тем мы снисходительнее к уровню их мастеровитости. А "предпочтительных тем" у нас нет. В чем больше таланта и живого чувства, то и предпочтительнее.
* * * Сэда Вермишева Уважаемый Николай Иванович! Разрешите задать Вам несколько вопросов. 1. В последнее время идет много разговоров об объединении писательских Союзов. Но можно ли запрячь в одну упряжку «коня и трепетную лань»? Не будем уточнять, кто конь и кто лань. Но идеологические различия между союзами – факт, который невозможно игнорировать. Тем не менее, все Союзы декларируют, что они профессиональные, а не идеологические организации. Не лучше ли было четко и открыто продекларировать свои идеологические взгляды и, в соответствии с этим, целенаправленно работать именно с аналогично мыслящими писателями, постоянно стремясь расширять их круг? Разве организационно не раздельно существовали в царской России писатели различных направлений (славянофилы, западники и т. д.) Разве это было не естественным явлением и кто-то сомневался в правильности такой системы? Разве это лишний раз не подтверждает преимущества идеологических скреп над профессиональными? При этом речь не идет о снижении профессиональных требований. 2. На сайте «Российский Писатель» значительное место отведено религиозному, православному фактору. Хотя сайт светский. Я ничего не имею против религии и православия в частности. Но православный вектор на сайте значительно превалирует над идеологическим. Православие же в России существовало и при Владимире, и при Иване, и при Петре, при всей династии Романовых, и в Советское время, от Ленина и Сталина, до Горбачева, Ельцина и нынешнего президента. При этом социально политические формации означенных периодов резко разнились. Получается, что христианство индеферентно по отношению к политическому строю. По крайней мере, после того, как Петр поставил государство над церковью. И это - парадигма всего послепетровского исторического развития России, особенно советского периода. Теперь же, в постсоветский период, государство, в лице своих представителей, принципиально проводит политику ослабления государства. В этих условиях может ли церковь вернуть себе свои допетровское права и могущество? И желательно ли это? 3.В восприятии читателей Вашей повести «Прохожий» главным героем является фигура безымянного «прохожего». Но мне представляется, что главным метафорическим персонажем повести является новая дорога, "трасса", оставившая за бортом всю структуру прошлого социального и духовного уклада, который олицетворяла, в значительной мере, русская деревня. Если это так, то как Вы оцениваете эту "дорогу" в историческом контексте и куда она Россию, в конце-концов, выведет? 4. Перед прошедшим недавно в Калуге Съездом сайт «Российский Писатель» провел мониторинг читательской и писательской аудитории по поводу повестку дня Съезда. Со своей стороны я предложила решить вопрос финансирования газеты и сайта «Российский Писатель» за счет взносов региональных отделений. А так как отделений много, от каждого потребовалась бы минимальная сумма. Ни один руководитель регионального отделения, как и рядовые читатели и писатели, не откликнулись ни единым словом на это предложение. Хотя разговоров на том же сайте о соборности и общинном характере народа, дифирамбов в адрес этой общинности, звучит немало. Ведь в этом случае можно было бы издавать газету и в бумажном исполнении, не попадая в зависимость ни от государства, ни от частных лиц. Нечто подобное прозвучало в одной из публикаций постоянного автора сайта Ельшова – с призывом создания небольшого сельского предприятия, доход от которого шел на издательские нужды Союза. Не последовало ни одного комментария, ни одного отклика. 5. Не считаете ли вы, что постоянно присутствующая на сайте тема деревни с идеализацией ее архаики уводит общество от реальных проблем и трагедии русских сел, ее тяжелейшей демографической и социально - экономической ситуации? 6. Статьи и ссылки на публикации других сайтов на политические темы уже довольно давно перемещены в дальний правый угол сайта. Они, практически, не комментируются читателем, остаются за пределами его внимания, хотя именно они носят мобилизационный характер, в них излагаются конкретные меры по выводу страны из падения, переходу к реальному развитию. Может быть, стоит их публиковать в более читаемых рубриках? С уважением Сэда Вермишева
Сэде Вермишевой 1. Позвольте ответить на этот вопрос более чем обстоятельно. Отказ от государственной идеологии на уровне Конституции - это, в первую очередь, отказ либерального государства от общенациональной культуры, которую традиционное государство всегда оберегало и использовало как свой духовный ресурс (вспомним роль культуры и литературы в нашей победе над фашисткой Германией, объединившей против нас половину Европы). Потому что культура – это система запретов, запретов более радикальных, чем, например, запреты, составляющие систему идеологии. Не только потому, что практический смысл идеологии очевиден, а значение культуры не всем дано постигнуть за всю свою жизнь. В первую очередь потому, что для идеологии все средства хороши при достижения некоей вроде бы человеколюбивой цели, а в культуре цели и средства в противоречие не вступают. Да и нежизнеспособна та идеология, которая произрастает не из культурной почвы. Но, с другой стороны, поскольку идеология часто бывает не родным дитем культуры, то возникают между ними противостояния. Причем, не только противостояния в пространстве культуры. Да, весь Маяковский состоит из идеологии. Но и Бальзак был убежденным роялистом, а вот в романах своих он помимо собственной воли оказался антироялистом. Чтобы понять, в чем сходство между Маяковским и Бальзаком, я сошлюсь на вот это суждение Лихоносова о Распутине: "В разгромные для нашей страны годы все почему-то считают позицию писателя В. Распутина политической. А это просто состояние его совести". Т.е. Маяковскому просто повезло в том, что его совести не противоречила идеология советского государства. А вот коммуниста Шолохова совесть вынудила сострадать Григорию Мелихову, который вместо того, чтобы выбирать между красными или белыми в пользу красных, возвращается к родному сыну и к не белой и не красной родной земле. Вот и писателей сегодня разделяют на Союзы не разные идеологии, а наличие или отсутствие совести. По крайней мере – разница в степени её концентрации. А совесть от идеологии отличается точно так же, как благодать отличается от закона. Что касается деления на "славянофилов" и "западников" в Золотом веке русской литературы, то его могли себе позволить лишь писатели, которые, по словам Герцена, "как двуглавый орел смотрели в разные стороны" и у которых "сердце билось одно". Бьется ли у вас, уважаемая Сэда Константиновна, одно сердце с каким-нибудь порнографом и русофобом? Не станете же вы выбирать между монархистом Достоевским и коммунистом Шолоховым? То, что есть общего между Шолоховым и Достоевским – объединяет нас сегодня в единый Союз. Всё прочее – в других Союзах.
2. Если на улице снег, то и в Союзе писателей мокро. Если среди современных русских писателей все больше верующих, то, значит, и на сайте их присутствие становится заметным. Что касается роли Церкви в жизни государства, то это зависит от нравственного и духовного развития общества, а не от наших с вами ожиданий. Я был бы монархистом, если бы монарха пришлось выбирать внутри церковной ограды. Идеальное государство – это монархия, где Государь осуществляет наше право жить по закону, а Патриарх – право жить по совести. А когда общество за церковную ограду выходит, то монархи свою сакральность утрачивают, превращаются в шутов при власти новых и уже не сакральных политических элит. Например, королева Англии, являющаяся светской главой Англиканской Церкви, вынуждена была на бракосочетание родного внука приглашать содомитов только потому, что они в Англии весьма влиятельны. С другой стороны, привычка Европы видеть в Церкви политический инструмент стала причиной того, что священники там стали венчать однополые браки. Нас пугают влиянием Церкви до тех пор, пока она остается Церковью, а не те тем, что у Достоевского в "Легенде о Великом Инквизиторе" заменило собою Иисуса Христа. Что касается Петра I , то он нетерпеливо, как и лучшие из коммунистов (как Шолохов, как Чапаев, как многие и многие), решил благо сотворить вручную, не дожидаясь "манны небесной". Нам же остается делать выводы из этой его торопливости.
3. Я не думал о том, о чем вы спрашиваете, когда повесть с наслаждением сочинял. Но задним числом, уже подумавши, могу сказать, что "трасса" – это символ того, что вторгается в нашу жизнь механистически, как следствие чьего-то осуществленного заговора, а "прохожий" – это живой инструмент этого заговора, который обладает человеческой речью, у которого можно о чем-то спросить. Но "прохожий" проходит сквозь народ и все молчат в ожидании, что он сам что-то скажет им. А он прошел молча, поскольку ничего доброго, всеми ожидаемого не может сказать. Но, например, такой же "прохожий" на волне ожиданий пришел в Ливию – богатейшую в арабском мире страну. И что-то ожидаемое все-таки сказал, но – на свой лад. И теперь Ливия – это мясорубка. Хотя – это я уже выхожу за пределы смысловой метафоры своей повести. А весь оптимизм моей повести состоит в том, что один из её героев даже из мертвых восстает, чтобы только дознаться, кто таков "прохожий". И на ваш вопрос, куда "трасса" приведет нас, я отвечу так: зависит это от того, восстанем ли мы даже из мертвых, чтобы успеть догадаться, куда у "трассы" путь лежит, чтобы, может быть, успеть спрыгнуть с поезда. Но и это неправда, потому что у художественного мышления вовсе не та логика, к которой я прибегаю, пытаясь ответить на ваш вполне законный вопрос.
4. Когда-то я был главным редактором первой оппозиционной и, конечно же, патриотической газеты "Московский литератор". Это была ведомственная газета Московской писательской организации. Подписного индекса не было. Подписчикам рассылалась она по почте, а в продажу её вывозили в подземные переходы и к метро старушки, которые принципиально не хотели иметь прибыли от продажи. Интеллигентные, тихие, нищие москвички, все с высшим образованием, они полагали, что своим подвигом спасут страну от ненавистного им предателя Горбачева и прочих "агентов влияния". Без слез я на них глядеть не мог, но однажды они и сами явились ко мне в слезах с непроданными газетами. Оказалось, что активисты "Памяти" стала их прогонять из подземных переходов и от метро под тем предлогом, что "Дорошенко оказался засланным казачком", а теперь вот "истинные патриоты создали газету "День", и победа не за горами". Я утешливо поздравил старушек с тем, что появилась еще одна патриотическая газета, но потом оказалось, что эта газета обслужила Жириновского, чтобы он на выборах после кровавого октября 1993 года собрал голоса протестного электората и поставил их в услугу имеющему нулевой рейтинг Ельцину. И много прочего нехорошего было у этой "утешливой" газеты. Подписной индекс мне позволили получить, когда я уже стал банкротом, когда много оппозиционных (например, "Литературная Россия" Эрнста Сафонова), и псевдооппозиционных изданий появилось, а потом и Московскую писательскую организацию после либерального Михайлова возглавил "патриот" Гусев, отобравший у газеты последнее – помещение. Далее я продолжил на коленке делать газету, а заодно и был главным редактором ТВ "Парламентский час", опять же расстрелянного в 1993 году, был редактором отдела общественно-политической жизни газпромовского журнала "Фактор", опять же закрытого, был секретарем правления Московской писательской организации по творческим вопросам и общественным связям, был и членом политсовета партии "Союз реалистов", от которой Лужков выдвигался в президенты, – чтобы только помочь Московской писательской организации приватизировать здание. Но, когда Лужков поставил свою подпись, – был я изгнан и из Московской писательской организации за особое мнение относительно финансов, получаемых от аренды приватизированного здания. И вот теперь я нашел прибежище в Союзе писателей России, и вроде бы я даже создал сайт. И в пику ему – появился сайт ГЛФР, с богатым спонсором, посулившим успехи многим значительным русским писателям (кому охота, можете зайти на этот сайт и посмотреть их иконостас), но – не получилось. Потом другие литературные сайты стали под большие инвестиции создаваться. Последний называется очень уж заманчиво, с оглядкой на самого Блока – "12", и в нем откровенные постмодернисты разбавлены постмодернистами скрытыми или даже писателями обыкновенными, но ищущими тайных троп ко всемирной, как у какого-нибудь Ерофеева, славе. Полагаю, у этого намыленного инвестициями сайта тоже не получится заменить "Российский писатель", поскольку "бренд" Союза писателей России всё еще значит больше, чем даже самые большие деньги. Разумеется, я тоже искал спонсоров. Через писателя Козлова вышел на писателя Мизгулина – банкира, которого можно печатать без ущерба для своего художественного вкуса. Но банкир, инвестирующий даже окололитературный Питер, на мою просьбу откликнуться не решился. И на мой выставленный на сайте призыв к писателям издавать сайт вскладчину (стоимости годовой подписки на средний журнал хватило бы нам даже на развитие) откликнулись за все годы не более десяти писателей, которым я благодарен хотя бы за то, что не один же я, скажем так, такой. И, к тому же, меня ободряет еще и то, что будет хуже в первую очередь для равнодушных, если я стану с ними в один ряд.
5. Не думаю, что этот упрек можно адресовать нашей поэзии. Даже одна эта строфа Сырневой – " Церковь закрыта в двадцать восьмом,//школа – в две тысячи пятом.//Плавает пух сорняков над селом,//Силясь приткнуться куда-то" – может вины поэзии перед современным русским селом оправдать. А вот с прозой дела обстоят сложнее. 90% добротных рассказов я с раздражением не печатаю, потому что в них – проблемы крестьян советских. Возможно, проза уступает поэзии, и даже истаивает. Она затратна, требует много сил и времени, а отдачи – нет. Даже моральной отдачи нет, поскольку стихотворение хотя бы можно прочитать товарищам во время нечаянного застолья или, например, перед аудиторией на литературном вечере. А прозу читать не будешь. А надо кормить семью, потому что некоммерческая проза гонораров теперь не сулит. У меня самого, уже пенсионера, больше отложено на то далёкое будущее, когда я, отчаявшись, "куплю домик в деревне". Но – появился молодой иркутский прозаик Антипин – и я готов поменять свои тревожные предчувствия. Жизнь не такая, какою нам кажется, а такая, какая она есть на самом деле. И кто знает, какая она есть.
6, Есть много политических сайтов. У нас же сайт литературный. Т. е . сапожник должен тачать сапоги, а пирожник – печь пироги. Хотя не только в нижнем правом углу, а и повыше мы публикуем статьи политические, но – лишь для контекста, чтобы вот эти ваши строки " Мы тонем в омуте свободы, – //Волна растет, сметая броды//А ближний берег//Наг и крут..." не выглядели сиротливо и одиноко.
* * * Людмила Владимирова Глубокоуважаемый Николай Иванович! Рада приветствовать тематику встречи. Мои вопросы и, если позволите, рассуждения: 1. Известно, что многие издания, в т.ч. сборники научных конференций, съездов и др. практикуют предварительную оплату своих публикаций. Не считаете ли Вы возможным введение такой практики на сайте «РП»? Небольшая, подъемная, варьирующая сумма могла бы решить ряд вопросов: оплаты Вашего и коллег немалого труда; в какой-то мере – заслона от слабых работ; более критического отношения авторов к себе, совершенствования; воспитания вкуса читателей; повышения авторитетности сайта и др. 2. Удручают иногда вспыхивающие «скандальчики», оскорбления, недостойные сайта СПР. Возможно, причиною невыдержанности (как и малограмотности) является то, что комментарии даются под «никами»? Не стоит ли ввести обязательность подписи комментария полным именем, возможно, и с указанием региона, членства авторов в СПР, в других союзах? Анонимов блокировать, ибо анонимы руководимы либо трусостью, либо – злобой, пусть они самореализуются в иных местах? 3. Просматривается слабое участие в обсуждении некоторых уважаемых авторов. Что за этим стоит? Чрезмерная занятость? Равнодушие ко всем, кроме себя? Снобизм? М.б., стоит разработать, ввести какой-то «показатель соучастия-сочувствия»? И, если он слишком низок, не торопиться печатать таких авторов? Община, союз не могут существовать без определенных обязательств по отношению к другим. 4. Не допускаете ли Вы возможности создания на сайте адресной книги? Иной раз хочется более активного, конфиденциального общения, возможно, взаимополезного. Желающие могли бы предоставить свой интернет-адрес (e-mail), доступ в книгу мог бы быть ограничен, определен, например, членством в СПР? Думаю, компьютерщикам разработать условия было бы несложно. С глубоким уважением, Людмила Владимирова (Одесса). Л.В.
Людмиле Владимировой: 1. После того, как несколько лет назад власть нас лишила права сдавать в аренду часть своих помещений, весь аппарат Союза писателей России работает без зарплаты. А еще надо находить чудовищные суммы на оплату коммунальных расходов. Т.е. платить гонорары даже условные – я не могу, поскольку сам добываю себе на пропитание не гонорарами.
2. Вы предлагаете "анонимов блокировать, ибо анонимы руководимы либо трусостью, либо – злобой, пусть они самореализуются в иных местах". Я с вами согласен. Но и не согласен в том смысле, что эти анонимы – тоже читатели. И в них тоже наше слово "отзывается". Но уже столько досады они во мне взрастили, что если это будет не только ваша просьба, то стану их удалять.
3. Очень я вам благодарен за то, что вы даете мне повод сообщить о том, как мне жалуются на невнимание к себе в комментариях именно те писатели, которые сами комментариев не пишут. И я им, прошу прощения, как малым детям, задаю вопрос: "А взволновало ли вас что-то в статье Людмилы Владимировой (ну, кто стоит на главной странице, того и называю)? И писатель мне, если я вашу публикацию ему называю, начинает рассказывать, как благодаря вам он стал рыться в собрании сочинений Пушкина или иных. "Так почему же ты об этом не сообщил Людмиле Владимировой в комментариях?" – задаю я наводящий вопрос. "Но я комментарии не пишу!" – чистосердечно сознается автор, получивший комментариев маловато. "Вот и твои читатели не пишут!" – открываю я ему великую тайну. И еще я заметил, что отзывчивые писатели получают вполне обильные отзывы на собственные публикации, поскольку сродняются с теми, о ком все-таки отозвались. И еще, к сожалению, в комментариях иногда задают тон, и не только под псевдонимами такие, скажем так, неинтересные читатели, что интересные вянут под их игом и – наблюдают молча. Бывают такие неприятные и даже противные не анонимные бури, что мне хочется сайт поменять на долгожданный "домик в деревне". Но, с другой стороны, мне достаточно уверенности в том, что в дневниках Эммы Меньшиковой и Нины Ягодинцевой только-то и теплится русская душа и русская мысль. Да только в том, что после публикации Виктора Кирюшина я почти разорился на междугородних и зарубежных поздравлениях по мобильному телефону – мне уже приятностей больше, чем неприятностей. А разорялся я на продлении разговора, мол, почему в комментариях ты не написал того, что мне сообщаешь. "Да я такой человек, что в комментариях не мараюсь. Но тебе, так меня порадовавшему, я благодарен!" И я, конечно же, благодарен, хотя моя жена стала благоразумно требовать, чтобы я после ужина выключал сайтовский телефон. Одна только Надежда Мирошниченко и пишет комментарии, и потом в личных ко мне письмах по электронке добавляет то, что недосказала. А других писателей у нас нет. Чтобы было представление о том, как слово отозвалось, мы создали рубрику "Самое читаемое", где сообщаем имена четырех самых читаемых в минувшие сутки авторов.
4. Такой замысел уже давно у нас есть. Но – нет трудового ресурса, времени хватает только на то, чтобы успеть обновиться. А еще боремся с вирусами, с хакерскими атаками, а еще присылают сотню стихотворений вполне достойного поэта, чтобы мы выбрали лучшие для подборки, а еще, например, все забыли о Тряпкине и надо самим собрать его подборку в день его памяти. Ресурса хватает на то, что уже есть, а на развитие – надо создавать соответствующий штат.
* * * Екатерина Уважаемый Николай Иванович! Большинство из писательского имущества распродано, чтобы обогатились литературные олигархи. И вот на сайте опубликован крик Геннадия Старостенко о том, что уже и здание московских писателей начинает распродаваться, причем, объявили, что продают чердак и крышу, что подразумевает нечто большее, поскольку чердаками и крышами не торгуют. И в ответ Геннадию Старостенко, в лучшем случае, только ухмылки. И "Литгазета" опасливо молчит только потому, что еще можно что-то сделать, еще можно имущество московских писателей спасти Неужели вот так, на наших глазах, совершится еще одно преступление против писателей?
Екатерине: Вы не посмели назвать своею фамилию. Другие, видимо, тоже не смеют высовываться. А Геннадий Старостенко посмел написать. Мы посмели опубликовать. Остальное – за московскими писателями.
* * * Игорь Тюленев Дорогой Николай Иванович! Единый Союз писателей – это нереально. Мы же не бараны, чтоб загонять нас в одно стойло... А вот о чистке СП России нужно подумать? Слишком много графоманов-шмелей набилось в наш писательский улей. Предлагаю ужесточить приём в СП России! Тюленев Игорь
Игорю Тюленеву: Я тоже считаю, что надо ужесточить прием. И на съезде об этом мы вроде бы договорились. А нас уже более семи тысяч. С другой стороны, в какой-нибудь малонаселенной скандинавской стране – писателей не меньше на душу населения . И еще – у нас теперь профессиональные писатели, живущие гонорарами, менее подобны писателям, чем те, которые живут не на гонорары, которые пишут как любители, даже являясь членами СП. Я не знаю, сколько должно быть членов Союза писателей в России, чтобы они в своей массе стали фактором присутствия литературы в нашей текущей жизни. При условии, что русская литература, мягко выражаясь , запрещена, сколько нас должно быть, чтобы запрет преодолевался? Например, в моей родной Курской организации её умнейший глава Николай Иванович Гребнёв решил этот вопрос вполне мудро. К Курскому отделению СП России он добавил надстройку в виде Курской писательской организации, в которую вошли почти все активно пишущие. И вся Курская область наполнена теперь литераторами, не достигшими, может быть, твоего мастерства, но – своим, от души, "глаголом жгущие сердца людей". Это здоровая жизнь, это Русь, где самодельный лубок и местное скоморошество заряжает энергией ожидания истинных местных мастеров, где если попадутся "Коробейники" из самого Некрасова, то их запоют все . Выход из обозначенной тобой проблемы я вижу в опыте Курского отделения СП Р . Уж если кто-то живет, как поэт, а должного мастерства не обрел, то пусть и он будет рядом с нами. А уж будучи на виду, будучи не отверженным, он может пенять только на себя, если мастером так и не стал, если в СП России его не приняли . Хотя – Кожинов не стал профессором, а для русской литературы он повыше многих академиков. И – нам не дано предугадать. Я за устрожение приема в СП, но и мечтаю о том, чтобы во всех регионах появились такие, как у кропотливейшего Николая Ивановича Гребнёва, надстройки, дающие возможность всем пишущим, всем мечтающим выдохнуть из себя собственное волшебное "В горнице моей светло…" были рядом с нами, чтобы у них, наших братьев по высокой болезни , не было ощущения одиночества и отверженности . Ну, если уж русский поэт уровня Виктора Кирюшина по замыслу либерального интернационала недоступен широкому русскому читателю (а его я могу поставить в один ряд с нашими классиками!), то пусть, как ты выражаешься, графоманы-шмели по всей стране в читательских душах сохраняют соты для его меда. ВСТРЕЧА-ОНЛАЙН С Н.И.ДОРОШЕНКО (26.12.2013)
|
|
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter" | |