15 марта извеcтному писателю-путешественнику Камилю Зиганшину исполняется 70 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" сердечно поздравляют Камиля Фарухшиновича!
Желаем крепкого здоровья, удачи и радости, новых увлекательных путешествий, новых захватывающих книг и новых читателей и почитателей!

Камиль ЗИГАНШИН (Уфа, Башкортостан)

«ТАМ ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ЗЕМЛЯ»

Отрывок из нового романа

«Там, где кончается земля» является продолжением романов «Скитники» и «Золото Алдана», рассказывающих о жизни старообрядческой общины, зародившейся в Ветлужских лесах во второй половине XIX века, одолевшей трудный путь через Сибирь и обосновавшейся в Забайкальском крае, а затем оттеснённой в глушь Алданского нагорья и хоронящейся там по сию пору.

На страницах этой книги повествуется о хождении главного героя трилогии Корнея с Алдана до Чукотского носа. Его встречах с потомками русских землепроходцев, коренными жителями Крайнего Севера: эвенками, юкагирами, якутами, чукчами. О переселении одной из староверческих общин в Маньчжурию.

…Ночью посёлок накрыл тайфун. Жизнь замерла. Трёхметровые волны, обрушиваясь на побережье, с такой яростью крошили береговой припай, что осколки льда и солёные брызги долетали до ближних к морю домов.

К концу дня напор ветра стал ослабевать. На метеостанции подтвердили: тайфун уходит. Оттой повеселел и дал команду готовиться к выходу. Было, как раз то время, когда серые киты мигрируют из Берингова моря в Чукотское, проходя мимо бухты Лаврентия.

Корней, ни разу не бывавший на китовой охоте, попросил бригадира взять его. Тот, поначалу, отнекивался, но, в конце концов, уступил.

Ещё не совсем рассвело, а китобои уже собрались / толпились на берегу. Кто с веслом, кто с гарпуном, кто с бухтами канатов, кто с кожаными буями. Сложив инвентарь и несколько карабинов на дно двух байдар, перетащили их, подкладывая деревянные катки, к месту свободному от припая. Продавив вал из выброшенных штормом водорослей, столкнули суденышки в воду. Волна гулко забила в днище из тюленьих шкур.

Длинные вёсла в ремённых уключинах, выметнулись вперёд. Несколько слаженных гребков и байдары устремилась в открытое море. Благодаря эластичности шкур, обтягивающих деревянный каркас, лодки отличались хорошим ходом, а главное, не боялись столкновения с льдинами.

Для увеличения зоны поиска, байдары вскоре разошлись. Хотя ветра почти не было, по морю гуляли размашистые волны. Лодки то скатывались по долгому склону, то плавно «взлетали» вверх.

Пробарражировав до полудня, не засекли ни одного фонтана. Лишь однажды мимо них стремительно пронеслась, распарывая рябь, стая касаток. Зверобои приуныли. Оттой уже намеривался сменить место поиска, как вдруг впереди взметнулась белая, расширяющаяся к верху, струя. Сомнений не было - кит! Теперь важно угадать направление в котором он плывёт и постараться, когда вынырнет за очередной порцией воздуха, оказаться как можно ближе. Опытный бригадир не ошибся - следующий фонтан с шумом извергся всего в метрах ста. Гарпунёр, сжимая отполированное руками прочное древко, встал на носу. В третий раз кит вынырнул на расстоянии позволяющем метнуть острозаточенный гарпун с раскрывающимся наконечником*.

Бросок получился удачным. Линь, привязанный к гарпуну, сдёрнул лежащий в байдаре буй** в воду. (В этот момент кольцам линя ничто не должно мешать: если он обовьёт чью-либо ногу, человека стянет в воду.)

Подоспела вторая байдара. Вскоре уже три гарпуна торчали в громадной спине. Волоча за собой гроздь подпрыгивающих на волнах, кожаных шаров, исполин терял скорость, а главное не мог надолго уйти под воду. Один раз он вынырнул так близко, что едва не опрокинул байдару: сквозь полупрозрачные тюленьи шкуру было видно, как зеленоватый фон воды сменился на серый. Лодка приподнялась и накренилась, к счастью несильно.

Наконец, все гарпуны брошены и оставалось ждать, когда раненный гигант ослабеет настолько, что его можно будет взять на буксир. Напоследок кит, издал предсмертный вопль, напоминающий вой ветра в печной трубе, и со всей силы забив хвостом, зацепил-таки край байдары. Верхний брус с хрустом переломился. Не будь борт таким высоким, вода хлынула бы внутрь. А так обошлось ледяным душем.

Корней, глядя на маленькие, немногим больше чем у оленя, глаза, подёрнутые смертной пеленой, прочёл в них укор. Этот взгляд потом долго преследовал его. Он, конечно, сострадал бедняге, но успокаивал себя тем, что этот кит спасёт от голода сотни людей.

Жестокая охота, но у береговых чукчей нет иных способов добыть их. А без китового мяса и жира на этой промёрзшей, бесплодной земле, где девять месяцев зима, им не выжить.
- - - - - -
*Гарпун устроен по принципу зонтика: попадая в тело кита, наконечник раскрывается, не позволяя ему выйти обратно.
** Буй (пых-пых) – кожаный мешок, как правило, из желудка моржа либо из тюленьей шкуры, наполненный воздухом.

 

Буксировали многотонную тушу обе байдары. Приближаясь к бухте, зверобои выстрелами известили жителей об успешной охоте. Когда подходили к причалу жители посёлка уже ждали с мешками, вёдрами. В ожидании пиршества они пели, пританцовывали.

Перед тем как вытащить кита лебёдкой на берег, Оттой забрался на его спину и, опустившись на колени, исполнил обряд благодарения:

- Ръэвыт*, ты наш прародитель. Спасибо тебе, за то, что продолжаешь кормить чукчей. Прости, что делали больно, но без твоего мяса и белоснежного сала чукчи умрут.
- - - - - -
* Ръэвыт (чукотск.) – кит. Его тёмно-красное, с крупными, грубыми волокнами, мясо даже после варки остаётся жестковатым. Поэтому его предпочитают есть сырым или замороженным, настрогав тонкой стружкой.

 

Как только морской исполин оказался на берегу, рабочие приступили к разделке. Ловко орудуя острозаточенными кривыми ножами, насаженными на длинные черенки, рассекали эластичную шкуру на квадраты и вынимали её вместе с толстым слоем жира. Открыв доступ к мясу, вырезали его такими же квадратами. Помощники наполняли ими принесённые мешки и вёдра. Раздавали без ограничения – кто сколько унесёт. Довольные люди тут же спешили с «добычей» домой. Самые нетерпеливые, на ходу отрезали кусочки и, не жуя, глотали их. (Первые куски, по традиции отведали сами китобои).

- Для нас китовая шкура со слоем сала самый любимый деликатес, - пояснил Оттой. – Едим в сыром виде. нарезая небольшими кусочками. Попробуйте, это вкусно, - бригадир протянул Корнею бурую полоску с белоснежным салом.

- Действительно вкусно, - согласился тот.

Рабочие тем временем вырезали из громадной пасти сероватые, невероятно гибкие и прочные роговые пластины китового уса*. Они, были плотно прижаты друг к другу, словно листья книги. По краю пластины свисала бурая бахрома, образующая подобие щётки. Через неё киты отцеживают моллюсков, мелких рачков, рыбёшек и планктон. Когда все пластины были вырезаны, их связали в пачки и сложили отдельно.

Некоторые подходили к ним и, соскоблив ножом белый налёт, с наслаждением слизывали его языком. Эту «вкуснятину» Корней дегустировать не решился.
- - - - - -
*Китовый ус представляет собой необычайно гибкие и упругие пластины длиной до четырёх метров и шириной порядка двадцати сантиметров. При нагревании они становятся эластичными и им можно придавать необходимую форму. Кроме того китовый ус хорошо делится в длину на тонкие нити, из которых плетут самые прочные и долговечные сети.

 

Сумерки сгущались. Мгла, подсвеченная багровым закатом, заливала берег, но артельщики не прекращали работу. Когда взошла луна, на берегу остался лишь голый скелет с торчащими рёбрами (их потом используют при строительстве яранг).

Большую часть мяса и жира на тележках перевезли в ледник, вырубленный в земле неподалёку от берега. Этот запас, ещё не раз пополняемый в течение лета, поможет жителям посёлка пережить долгую зиму. Внутренности забрала звероферма для голубых песцов. Почти всё оставшееся мясо отправили в цех для засолки в бочках. Туда же перевезли китовый ус. Из него на фабрике изготовят щётки, сувениры, заготовки для обшивки полозьев нарт.

Самые нежные куски с хвостовой части туловища сложили в леднике отдельно – для общего праздничного стола. Его накрыли на следующий день. На берегу запалили костры, повесили котлы. Вскоре в воздухе завитал, призывая жителей посёлка, соблазнительный аромат. Берег наполнился звуками бубнов, песнями, танцами. Со звонкими криками носилась ребятня.

Глядя на всеобщее веселье, Корней подумал: «Какой стойкостью, каким характером надо обладать чтобы, родившись на голой, промороженной земле в окружении льдов не только выживать, но и сохранять способность так радоваться жизни».

 

После китовой охоты минуло десять дней. За это время окружающие посёлок холмы преобразились. Снег сошёл. Сквозь бурую прошлогоднюю траву из оттаявшей земли выстрелили синие, красные, белые, жёлтые цветы, образовавшие пёстрый ковёр. К сожалению, эта красота оказалась недолговечной. Уже через пять дней от неё осталась лишь однообразная зелёная щетина.

Скитник к тому времени успел обследовать весь посёлок и его окрестности. Поднимался на ещё заснеженные сопки, где видел отпечатки медвежьих лап. На расползающемся снегу, они казались особенно огромными. На протаявших участках краснела, сохранившаяся с осени, брусника. Побывал на метеостанции, звероферме, проведал Орлова, познакомился с братом Романа.

Прошёл несколько километров вглубь залива. Небо над ним было серым от тысяч птиц, беспрестанно снующих к морю и обратно, чтобы выкормить своих птенцов. Среди скал мелькали чёрные косматые головы мальчишек. Размахивая сачками, они ловили птиц на лету.

И теперь Корней не знал, чем ещё заняться. Ему была в тягость царившая в посёлке скученность, слякоть, угольная пыль. А до прихода «Арктики» не меньше двух месяцев…

Скитник развернул свою замусоленную, потёртую на изгибах карту и нашёл на ней бухту Лаврентия. Хорошо изучив ломаную линию побережья, решил, вместо того чтобы маяться в ожидании парохода, ехать в Уэлен и поджидать «Арктику» там.

Когда бригадир вернулся с работы, Корней, несколько смущаясь, обратился к нему:

- Оттой, я вам всем очень благодарен за гостеприимство. Люди у вас хорошие, добрые, но я хочу отправиться в Уэлен, чтобы по дороге посмотреть, как чукчи в стойбищах живут. В Лаврентии ведь даже настоящей яранги нет. До парохода ещё два месяца, успею. Думаю завтра и поеду.

- Корней Елисеевич, я вас понимаю, только, как вы через залив переправитесь? По берегу далековато. Бухта у нас языкастая - километров на шестьдесят в материк уходит и берега крутые.

- Да как-нибудь, не привыкать.

- А знаете что? Мы послезавтра опять на охоту идём. Вас на байдаре можем переправить.

- Спасибо, Оттой! Отличный вариант.

 

***

Волны с ленивым шуршанием накатывали на косу, заваленную тёмно-зелёными водорослями вперемешку с поплавками от сетей. Здесь особенно сильно ощущался запах йода. Байдара, подняв донную муть, мягко наехала на эту мешанину. Зверобои помогли Корнею выгрузить нарты, поклажу. Через полчаса собаки уже везли его по мшистой тундре.

Впереди, на высоком берегу показались приземистые яранги Нунямы. Возле одной белело что-то похожее на арку. К селению, с моря подходила большая байдара*. Смуглолицые рыбаки в брезентовых бушлатах, кожаных штанах и сапогах из нерпичьей кожи, спрыгнули в воду и, подхватив причальные концы, вытянули судёнышко на берег. После чего стали переносить нерп и мешки с рыбой к леднику. Добытый ими огромный морж плавал, привязанный верёвкой, сзади байдары. Из него торчала трубка, через которую в живот закачали воздух (чтобы туша не утонула).

Корней остановил упряжку и направился к ним. Командовавший разгрузкой невысокий, ловкий в движениях, чёрноволосый, несмотря на почтенный возраст, бригадир приветливо улыбнулся:

- Еттык!*

- И вам здравствуйте.

- Табак есть?

Корней достал из котомки пачку махорки.

- Угощайтесь.
- - - - - -
*Еттык – форма приветствия, в переводе – пришёл!

Чукча вытащил из голенища костяную трубку; заправил её и протянул пачку обратно.

- Нет, нет! Это вам. Я не курю.

Чукча удивлённо заморгал глазами:

- Как так – не курю?

- Вера не позволяет.

Обрадованный зверобой быстро сунул пачку в карман и с наслаждением затянулся.

- Откуда и куда едешь?

- Сейчас из Лаврентия, а еду в Уэлен. По пути хочу посмотреть как живут настоящие чукчи.

-Гаврила! - окликнул бригадир, атлетически сложенного парня, нёсшего на плече мешок с рыбой, и продолжил что-то по-чукотски. А повернувшись к Корнею, сказал: «Пошли, покажу, как живём».

Тем временем Гаврила, подойдя к корнеевским собакам, высыпал им полмешка рыбы.

Белая арка оказалась китовой челюстью. Под ней мясная яма, прикрытая огромной китовой лопаткой. Хозяин открыл дверь, взявшись за ручку из моржового бивня:

– Заходи!

Яранга представляла собой шатер из моржовых шкур, натянутых на каркас, вертикальный в нижней части, конусообразный в верхней. В центре дымовое отверстие. Основа для нижней части яранги деревянная, а верхняя из китовых, уже сильно прокопчённых, рёбер. За счёт того что стены на высоту человеческого роста вертикальны, яранга, при одинаковом диаметре основания, вместительней чума. Одно плохо – в ней довольно дымно. В чуме, видимо, благодаря конусообразной форме, дым лучше вытягивается.

Внутри два помещения: чоттагин и меховой полог. Чоттагин – холодная часть жилища. В нём горел костерок, над которым посипывал чайник, а рядом, на гудящим голубым пламенем* примусе, стояла большущая кастрюля с аппетитно пахнущим варевом. В центре яранги, на крючках, две керосиновые лампы. В глубине - меховой полог. По сути большой, многоместный спальный мешок, натянутый на каркас прямоугольной формы метра два в ширину, три в длину и полтора в высоту. Освещается он пламенем светильника - каменной плошки, заполненной жиром. Полог - единственное место, где всегда тепло. В сильные морозы в нём не только спят, но и едят. Повсюду висят связки вяленой рыбы.

На приспособленной под стол ещё одной китовой лопатке, деревянные блюда с горой варёного мяса, рыба, стрелки дикого лука, лепёшки, алюминиевые кружки и бутылка спирта - хозяйка хорошо подготовилась к встрече мужа и членов его бригады.

*Примус – бесфитильный нагревательный прибор, работающий на керосине или бензине. Перед приготовлением пищи, в латунный бачок с топливом необходимо подкачать воздух. До шестидесятых годов ХХ века в стране были популярны ещё керосинки и керогазы.

Земляной пол застелен гладкими моржовыми шкурами. Они хорошо защищают от холода вечной мерзлоты и с них легко сметать мусор щёткой из китового уса.

Умывшись и переодевшись, подошли и расселись на китовых позвонках, застеленных оленьими шкурами, остальные члены бригады..

Выпили, закусили. Мясо ели, отрезая ножами прямо у губ. Корней по просьбе хозяина подробно рассказывал о своём путешествии, о гостеприимстве юкагиров-оленеводов.

- Легко быть гостеприимным, когда еда вместе с тобой ходит. Наши оленные чукчи тоже хорошо живут. Голода никогда не знают. У них одна забота – волков отгоняй. А наша еда в море. Чтобы её добыть байдару сделай, шкурами обшей, карабин, огнеприпасы купи. Тюленя сумей выследить, застрелить, из воды вытащить. Если море в сплошных льдах их месяцами не видишь. Тогда чтобы не умереть с голода варим лохтачьи шкуры, соскабливаем со стенок бочек остатки жира, выковыриваем в ледниках примёрзшие кусочки мяса.

- Что же сами тогда оленей не заведёте?

- Зачем нам кочевая морока? Ярангу разбирай, собирай. Она такой тёплой, как у нас никогда не будет.

Беседа шла в табачном дыму – чукчи все поголовно курили. Что интересно, кашляя, они прикрывали рот левой рукой, а не правой: чтобы при рукопожатии не передать микробов.

Выпили ещё. Захмелевший Гаврила, поёрзав на «стуле», неожиданно запел ровным чистым голосом «Ой мороз, мороз! Не морозь меня…»

- Красиво поёшь! Проникновенно, душевно! – похвалил Корней.

Польщённый юноша покраснел:

- Люблю русские песни. Они такие распевные. Столько в них чувства, такие хорошие слова.

«Какие на Севере удивительные и сильные люди, - думал восхищённый скитник. – Живут там где под ногами вечная мерзлота, а зимой промерзает и всё остальное; не растёт ни картошка ни рожь, армады кровососов залепляют глаза и рот, не дают дышать. Но они, даже терпя лишения и нужду, духом не падают и при этом поют».

***

Ехать Корней старался по берегу. Во время «короткой» воды – отлива, дно обнажалось, и он набирал полный котелок полюбившихся крабов. Вечером, отварив в морской воде, лакомился их нежным мясом.

Как-то из-за увала показался бурый медведь. Он, то рылся в водорослях в окружении многочисленной птичьей братии, то ворочал камни в поисках затаившейся на время отлива живности. Обнаружив выброшенную на берег нерпу, тут же принялся потрошить её. Услышав упряжку, подслеповатый зверь привстал на задние лапы и устремил угрюмый взгляд глубоко посаженных, маленьких глаз в сторону источника шума. Стоило ветру донёсти запах собак и человека, как он пустился наутёк, подпрыгивая будто мячик. Собаки протухшую нерпу есть не стали.

Яранги береговых чукчей стояли почти в каждой бухточке. Возле них бочки с керосином, соляркой. Пустые уже приспособлены для хозяйственных нужд: кто-то сделал железную печь, кто-то коптильню, кто-то хранил в них продукты – в бочках они недоступны грызунам.

Весть об одноногом русском, прошедшем в одиночку не одну тысячу километров, быстро облетела побережье и, неизбалованные встречами с новыми людьми, чукчи собирались поглядеть, послушать отважного путешественника.

Встречи с местными жителями Корнею нравились, но от предложений ночевать в яранге он вежливо отказывался: предпочитал спать у моря. Усаживался на берегу и, разведя костерок, наблюдал, под завораживающий рокот прибоя, как волна гоняет мелкие камушки, стараясь перетереть их в песок. Стояли белые ночи*, и в прозрачной воде можно было разглядеть качающиеся в такт волнам, молочные чаши медуз. Бескрайность моря успокаивала и, в тоже время вызывала грустные воспоминания о родных.
- - - - - -
*На Чукотке в этих широтах не бывает ни полярного дня, ни полярной ночи.

 

В одной из бухт на пустынном берегу увидел пирс. Рядом с ним небольшое кирпичное здание. В рамах без стёкол свистел ветер. От пирса за холмы, уходила уже заросшая дорога. Корнею стало любопытно - куда она ведёт?

Через пару километров показались кирпичные и железобетонные постройки. Среди них выделялись два огромных ангара. На одном красным выведено «Наше знамя – знамя Победы». На соседнем - «Армия и народ едины». Между ними штабеля круглых, потемневших брёвен, сотни бочек с нефтепродуктами и целый парк гусеничных тракторов. Чуть в отдалении здания поменьше. Стоят как новенькие, без намёков на разрушение. Как же так? такие хорошие дома и брошены. Нелепость этого расточительства не укладывалась в голове Корнея. Ведь на Чукотку абсолютно весь стройматериал, начиная с гвоздей, кончая брёвнами завозится на пароходах*.

Скитник заглянул в одно из окон. На крашеном полу валяется алюминиевая посуда. «Столовая» - сообразил он, - Так вот откуда у береговых чукчей столько кружек, мисок и бочек!»
- - - - - -
* После 1947 года американцы стали сосредоточивать на Аляске большое количество военных кораблей, включая авианосцы, и были серьёзные основания ожидать воздушных атак с высадкой десанта. В связи с этим по решению Сталина создавался Северный сектор береговой обороны. Техника и строительный материал в конце 40-х годов доставлялись судами из Владивостока. Но через год после смерти вождя, Хрущёв закрыл этот дорогостоящий проект, а саму Северную 14-ю армию расформировал. Военные дисциплинированно покинули чукотские берега, оставив множество готовых объектов (казармы, блиндажи, бомбоубежища, аэродромы) и ещё больше недостроенных.

Следующая бухта порадовало десятками приземистых яранг. К самой большой из них Корней и направился. Навстречу вышли двое. Чукча с заплетенными в две косы чёрными волосами и совсем молоденький белобрысый, с апостольской бородкой паренёк.

- Корней Елисеевич, мы вас уже второй день ждём. Вот познакомьтесь. Это председатель сельсовета – Бориндо Юрьевич, а я учитель - Эдуард Яковлевич. Для вас просто Эдик. Учу чукотских детей грамоте или, как они говорят - «записывать разговор». Проходите, - он откинул меховую завесу, заменявшую дверь, - Вот здесь пока и учу. На днях обещают лес с брошенной базы для школы завезти.

Встреча с жителями селения как всегда, затянулась. Учитель уже несколько раз подрезал фитили, подливал керосин, а люди все не расходились...

Когда ярангу покинул последний слушатель, Эдуард посочувствовал:

— Ох и замучили наши вас.

- Да нет. Мне и самому было интересно.

- У нас народ не избалованный – любой новый человек, а тем более такой, как вы, здесь событие… Пойдёмте, Бориндо Юрьевич ждёт нас. О собаках не беспокойтесь, их уже покормили.

Завершили ужин бессчетными чашками чая, приправленного соленым китовым жиром. На память о встрече председатель подарил Корнею моржовый клык, с вырезанными на нём самим, сценками охоты.

Вернувшись в «школу» скитник сразу раскатал спальный мешок и, отстегнув культю, плюхнулся на него.

- Эдик, ты хотел что-то спросить. Говори, я слушаю.

Парнишка замялся:

- Корней Елисеевич, скажите, смогли бы вы остаться жить на Севере?

- Врядли. Побывать, поработать в разных местах хорошо и полезно, но человека, как и птицу, тянет к родному гнезду… А почему ты об этом спрашиваешь?

— Понимаете, я здесь почти год, но никак не привыкну. Всё время кажется, что это сон. Вот проснусь — и нет ни воя ветра, ни льдов, ни тошнотворного запаха прокисших шкур, табака. А я в родном Ленинграде, рядом мама... Не понимаю, почему так, я ведь с детства грезил Севером. Мечтал забраться в арктическую глушь, приносить пользу стране. Добивался, чтобы сюда направили. Чукотский язык выучил... И что? Тоска и постоянное чувство одиночества. Никак не привыкну к этим запахам, однообразной и невкусной еде… Иногда так тошно, что готов пешком уйти отсюда.

— Друг мой, — начал Корней, чувствуя жалость к этому растерявшемуся парнишке. — Я могу тебе сказать лишь, как сам поступил бы в такой ситуации. Ежели Господь направил бы меня сюда, я со всем старанием, дабы не стыдно было перед ним, отслужил урок. И ты постарайся взглянуть на свою работу глазами человека, который несёт этим людям знания и веру в то, что, научившись читать, они откроют для себя мир, в котором столько всего интересного! Сам говоришь, что они очень любознательные. Вот и помоги им.

Когда поймёшь важность того, что делаешь, будешь по-другому относиться к своей работе и к тесноте в яранге. Чукчи люди простые, последним готовы делиться, а взамен ждут лишь твоих знаний и уважительного отношения.

— Как хорошо, Корней Елисеевич, что я с вами об этом заговорил. А то ведь боялся, стыдно было… Теперь полегче стало…

Учитель замолчал и, глядя в никуда, погрузился в свои мысли. Через минуту, словно очнувшись, произнёс:

- А ведь и вправду, не так всё плохо. На днях завезут материал, построим просторную, светлую школу. Там не будет этих неприятных запахов.

- Теперь представь, как в дальнейшем, где бы ты ни оказался, не только тебя, но даже твоих детей, будет греть мысль о том, что это ты построил школу. Я догадываюсь, как трудно тебе после города. Даже я, всю жизнь проживший в тайге, к некоторым местным особенностям до сих пор не могу привыкнуть. Но это все мелочи и относиться к ним надо спокойней. Надо думать не о них, а о людях. Сам видишь, чукчи практически дети. Живя веками на одном и том же месте, они мало что видели, мало что знают, а ты закончивший университет, для них практически пророк. Кстати, если хочешь, можно ещё раз собрать народ. Расскажу о тех великих людях, которые открыли для мира эти земли.

- Здорово! Мне и самому это интересно.

- В общем, так: прочь сомнения и за работу. Вон Семён Дежнёв 19 лет без жалования трудился, а сколько для Отечества сделал.

- А почему не платили?

- Да просто никто не знал, куда ему пересылать жалование, да и жив ли он вообще. А потом, когда вернулся в Москву, получил деньги за всё время своего служения.

На следующий день Корней, прислушавшись к совету Бориндо Юрьевича, попросился на почтовый катер, отправлявшийся в Уэлен. И правильно сделал: дальше берега были изрезаны глубокими фиордами, и собакам пришлось бы не сладко. Некоторые бухты до сих пор, как ни странно, забиты льдом. На каменистой террасе одного из островов было лежбище моржей. Одни лежали спокойно, другие, отыскивая мясистых моллюсков, рыхлили клыками гальку на мелководье, третьи, всплыв, отфыркивались, выплёвывая створки раковин. На появление катера животные никак не реагировали.

- Здесь заповедник, - прокомментировал рулевой Юра. - Вы в Уэлене к кому?

- Да ни к кому. Просто надо дождаться прихода «Арктики».

- Можете у меня остановиться. Живу один, дома бываю редко. Всё в разъездах, работа такая.

- Вот спасибо! Тебя мне видно ангелы послали.

- Ангелы тут не причём! Сегодня я помог, завтра мне помогут. Без этого у нас никак.

 

Как только катер, ровно урча, прижался к пирсу, обвешанному покрышками, матрос опустил трап и закрепил швартовый конец. На берегу ни души. Да и кому интересен местный катерок? Вот если бы пришло судно с материка, тогда всё население было бы на причале.

Уэлен располагался на длинной, узкой полоске суши, возвышающейся над уровнем моря всего-то на метра два-три. При этом некоторые дома стояли почти у самого среза. Корней, невольно забеспокоился - может ведь и смыть.

Берингов пролив был чист ото льда. За островами, тёмная полоска суши.

«Это ж Аляска! Оказывается она совсем близко. Где-то в тамошних лесах Елена, а может быть и внуки. Хоть бы одним глазком глянуть на них» - размечтался Корней.

 

В посёлке помимо жилых построек, имелись школа, радиостанция, погранзастава, магазин, почта и большая косторезная мастерская. Судя по тому, что весь берег в байдарах основное занятие местных всё же зверобойный промысел и рыбалка. Число жителей в Уэлене за последний год, благодаря переселенцам с Наукана, заметно выросло.

Среди стоящих у берега судов, одно выделялось ухоженностью и нерусской надписью на носу. Это была американская шхуна, арестованная за незаконное вхождение в наши воды. С неё по трапу спускался человек в белой душегрейке. При виде Корнея, его чуть хищноватое лицо с глазами-буравчиками, на миг вытянулось, но тут же расплылось в любезной улыбке:

- О! Старый знакомый! Вот уж не ожидал здесь увидеть. Вы теперь на Чукотке знаменитость! Торбазное радио только про вас и гудит. Узнаёте меня? Капитан Каменев, - протянул он руку. - А я вас сразу признал. Помните, на Лене документы спрашивал, вы на лодке с товарищем плыли. Я ведь тогда всё же про вас справки навёл: в наших краях "стружек" хватает. А вами восхищаюсь - дошли! Какие сейчас планы?

- Дождаться «Арктики» и домой. Капитан обещал забрать.

- Ну что ж, благополучного возвращения. Кстати «Арктика» уже вышла из Владивостока. Дней через десять будет… Не забудьте зарегистрироваться на погранзаставе. Она вон за тем забором. Порядок такой.

 

На заставе о его прибытии уже знали – была радиограмма с Лаврентия. Дежурный приветливо улыбнулся:

- Добро пожаловать в Уэлен. Здесь граница и мы обязаны соблюсти формальности. Ваши документы, цель и время пребывания?

Записав все данные в журнал, старший сержант не удержался, расспросил о путешествии, что больше всего запомнилось в пути, много ли было трудностей?

Корней вкратце поведал о переходе, особо отметив, бескорыстную помощь местного населения.

- Товарищ командир, мне бы печать на справку, чтоб ни у кого не было сомнений, что я был на самом восточном краю нашей страны.

- Не проблема. Могу даже подписаться... Кстати, где остановились?

- У Юры.

- Почтовика?

- Да.

- Отличный парень. Передавайте привет. Питаться можете в нашей столовой. Повара предупрежу.

- Товарищ командир, а на Аляску можно будет сплавать?

- Вот чего нет, того нет. Запрещено! … А что это вас на Аляску потянуло?

Корней понял, что ляпнул лишнего.

- Просто интересно. Это, оказывается, совсем рядом.

***

Третий день бушует, нагоняя лёд с Чукотского моря, шторм. Резко похолодало. Льдины, наезжая на берег крошились, образуя вдоль косы торосы. В довершение повалил крупными хлопьями снег.

В трёх километрах от посёлка к берегу прибило громадную льдину. Когда море успокоилось, местные зверобои отправились на неё, кто на собачьих упряжках, кто пешком поохотиться на морского зверя. К вечеру большинство вернулось домой кто с одной, а кто и с двумя нерпами.

У Юры следующий день был свободным, и он предложил гостю тоже попытать счастья. Корнею почему-то не хотелось ехать, но, чтобы не обидеть парня, согласился. Тронулись, едва стало светать. Пургу, с подросшим Шустрым, оставил на привязи – груза немного, какой смысл гонять всех. К тому же молодой мог голос не вовремя подать.

Три километра до льдины и два до её края одолели махом. Остановив упряжку в метрах пятидесяти от открытой воды, Корней воткнул остол в лёд и, строго глядя на собак, приказал: «Сидеть!» Лайки послушно свернулись калачиками. Лишь Борой, чуть слышно скуля, забил хвостом: просил, чтобы его освободили. Когда хозяин отстегнул от потяга, он дисциплинированно лёг рядом с остальными.

Подойдя к высокому краю ледяного поля, Корней с Юрой увидели множество более мелких, тонких льдин. Между ними чернела вода. Из неё то и дело показывались круглые, усатые головы нерп. Глотнув свежего воздуха, исчезали. Одна, перевернувшись на спину, куда-то поплыла, лениво пошевеливая хвостом.

Справа, почти упираясь в поле, возвышался громадный с плоской вершиной айсберг, окружённый белым поясом ледяного крошева. Его грани красиво сияли в лучах уже взошедшего солнца.

Подъехало ещё несколько упряжек. Чтобы не мешать друг другу, зверобои разошлись вдоль края льдины. Корней устроился, ближе к айсбергу, за снежным надувом, Юрий в метрах шестидесяти от него.

Нерпы то и дело выныривали, но на льдины не забирались. (В воде стрелять бессмысленно – пока зацепишь «закидушкой» утонет). Поругивая себя, за неудачный выбор позиции (некоторые зверобои уже были с добычей), Корней продолжал терпеливо прощупывать взглядом разводья.

Наконец, почти под ним из чёрной воды вынырнула усатая голова. Нерпа, плыла к небольшой льдине, собираясь, по всей видимости, погреться на уже хорошо припекавшем солнце.

Когда она, помогая ластами, выбралась на лёд, Корней нажал на спусковой крючок. Раздался сухой металлический щёлчок – осечка! Нерпа вместо того чтобы сигануть в воду, беспокойно завертела головой. Этого времени хватило для повторного выстрела. И в этот же момент со стороны айсберга донёсся шелест. Корней мельком глянул на ледяную громаду. Ему показалось, будто её вершина качнулась. Точно - она медленно удалялась от него! Лёд под Корнеем жалобно заскрипел. Перепуганные собаки вскочили и в ужасе завыли.

Столообразная макушка айсберга замерла, но через пару секунд стала резко уходить. Корней не мог видеть, что под водой не менее резко, только в противоположную сторону, поднимается массивная подводная часть. Она упёрлась в льдину и, разломив её, вышла вся в потоках воды. Край обломка, на котором находился Корней, задрало, и скитник заскользил к воде. Его спасла находчивость и быстрота реакции - выхватив из голенища нож, он со всей силы вонзил его в лёд. А вот собакам не повезло - разлом прошёл прямо под ними и вся упряжка очутилась в воде.

Когда буруны и тугие водовороты успокоились, а льдина, на которой распластался скитник, перестала крутиться, он огляделся. Увиденное повергло в ужас: бурлящими потоками его отнесло довольно далеко. Вокруг обломки льда. По краю того, что осталось от ледяного поля, бегали люди. Они что-то кричали, махали руками.

«Чего мечутся? На заставу бежать надо, катер вызывать!» - подумал Корней. Сзади раздался странный звук: как будто кто-то отряхивался. Повернув голову, ахнул! На небольшом, похожем на блин, обломке в метрах двадцати стоял Борой.

- Дружочек! Миленький! Жив! Плыви ко мне!

Услышав голос хозяина, пёс радостно завилял хвостом и, чуть потоптавшись, сиганул воду. Подплыв, никак не мог взобраться на высокий край льдины. Корней достал из котомки моток вёрёвки и бросил конец собаке. Умный пёс тут же вцепился в него зубами. Оказавшись на льдине, ошалевший от счастья Борой, даже не отряхнувшись, бросился на грудь хозяину и принялся лизать ему руки, лицо.

- Умница! Вдвоём не пропадём, - бормотал растроганный Корней.

Когда оба немного успокоились, скитник в очередной раз поглядел в сторону Уэлена. Берег ещё больше отдалился - подхваченную морским течением льдину несло в открытое море. Скитник понимал, что помощи ждать не стоит. От сознания того, что от чёрной бездны его отделяет лишь хрупкий лёд, у него противно заныло под ложечкой. Корней достал отцову иконку с ликом Николая Чудотворца и принялся страстно молиться:

- Всесвятый Николае, извечный заступник странников и путешественников, помоги мне грешному. Умоли Господа даровать нам спасение…

От молитвы отвлекло тихой поскуливание Бороя.

«Есть просит», - догадался скитник и полез в висевшую на боку сумку.

- Ну что ж, дружище! Давай посмотрим, чем мы располагаем? Так, сухари, шмат тюленьего сала, фляжка с водой, банка сгущёнки – как же без неё! Ого! Какое счастье! – Юра подложил ещё варёного мяса и полбуханки. Живём!!!

***

Пошли четвёртые сутки, как друзья дрейфуют, подчиняясь течению, на юго-восток.

Проснулся скитник от того, что озяб. Всё вокруг залито влажной мутью. Меховая одежда отсырела и почти не грела. Немного выручало то, что спал не на льду, а на шкуре убитой позавчера нерпы. Да и с питанием проблема решена!

Туман был настолько густ, что остатки нерпы, лежащие в трёх метрах от него, едва различались. Настроение хуже некуда – непонятно где они, куда их несёт. Земля, может быть, в ста метрах, а он не знает об этом. Кричать бессмысленно – голос вязнет в тумане, как в вате. Ладно, хоть не штормит. Оставалось продолжать молиться и ждать когда молочная мгла рассеется.

Утолял жажду Корней просто: доставал из-за пазухи алюминиевую фляжку и пил, а освободившееся место набивал ледяной крошкой и опять засовывал за пазуху. Экономя силы, он старался побольше спать или хотя бы дремать. Во снах к нему неизменно приходила Дарья. И так явственно, что очнувшись, он непроизвольно начинал искать её глазами. Эти видения поддерживали, отгоняли мрачные мысли. Он то и дело истово молил Господа:

- Отец всемилостивый! Сжалься! Сотвори чудо! Обрати милосердие Твоё на грешного раба Корнея и пса его Бороя, не дай сгинуть в этом бездонном вместилище воды…

Как-то он проснулся от необычного шума и лая. Ветер не шелохнёт, а море вокруг словно кипит: отовсюду несутся всплески, сопение, шумные вздохи, странные звуки, напоминающие клёкот и хрюканье. Какие-то огромные, сильные существа быстро проносились мимо льдины. Они то погружались, то всплывали, выстреливая из отверстия в затылке струю влажного воздуха. Подойдя поближе к краю, Корней разглядел ослепительно белую, блестящую как эмаль, спину огромного, похожего на гигантское веретено, животного. Это была белуха – представитель семейства зубатых китообразных.

Их стая атаковала косяк трески. Хватая рыбу широко раскрытыми пастями, они сталкивались друг с другом, с шумом били по воде хвостами. Всё это буйство продолжалось около получаса.

Десятка два рыбин, спасаясь от белух, вылетело на льдину. Корней, собирая нежданный «улов», благодарил Господа за столь щедрый дар. Борой, с лаем бегавший вокруг, был несказанно рад и пару штук съел сразу.

Подул ветер, но не настолько сильный, чтобы полностью разогнать белёсую муть. Туман стал отрываться от воды и таять в вышине лишь после полудня. Однако скрытое тучами солнце появилось не скоро. Зато, когда оно выглянуло, вода, пронизанная его лучами, сменила чёрный цвет на изумрудный. Мир из мутного и скукожившегося до размеров льдины, сразу стал светлым и просторным.

Как приятно ощущать нежное прикосновение тёплых солнечных лучей! Борой тоже наслаждается: раскинул лапы и, подставив брюхо солнцу, нежится.

Огорчало то, что на поверхности льдин появились лужицы: несколько таких дней и их «фрегат» растает.

Океан теперь хорошо просматривался во все стороны. Корней, щуря глаза от бликов водной ряби, без устали оглядывал открывшийся горизонт, но по-прежнему ни малейшего намёка на землю. Лишь в километре проплыли, выпуская «фонтаны» несколько китов.

После полудня на стыке воды и неба показалось белое пятнышко, постепенно приобретавшее очертания корабля. Он не был похож на сероватые суда, которые Корней видел прежде. На нём ослепительно белыми были не только высокие надстройки, но и весь корпус с несколькими рядами чёрных точек иллюминаторов.

Корабль всё ближе. Скитник принялся, размахивая руками, вопить изо всей силы «Ого-го! Э-э-гэгей!». Борой поддерживал его воем. Увы, на лайнере не заметили усилий терпящих бедствие.

 

Прошло ещё два дня. На синем небе лишь несколько полупрозрачных облачков. По-прежнему, куда ни глянь безупречно ровная линия горизонта. Полный штиль. Лишь изредка пробежит лёгкая зыбь. Вселенская тишина так давила и угнетала Корнея, что он стал разговаривать сам с собой …

 

***

На следующий день после полудня над водой чуть приметно, как карандашный рисунок на ватмане, проступил лёгкий, почти бестелесный силуэт судна с тремя тонкими, в паутине снастей, мачтами и трубой. Он, казалось, парил в воздухе. Корней понимал, что это мираж, но сердце всё равно зачастило в надежде – вдруг не мираж, вдруг настоящий! Увы, через минут десять силуэт бесследно исчез.

Льдина, на глазах покрываясь лужами, таяла. Днём на солнце Корнею с Бороем ещё удавалось обсохнуть, а за ночь одежда вновь насквозь пропитывалась влагой. Больше всего страдали ноги – они не просыхали даже на солнце. А вечером случилась более серьёзная неприятность: от льдины отломился кусок с остатками нерпы.

Корней со страхом ждал и боялся шторма – тогда им точно конец. Нервы были напряжены до предела. И всё же вера в то, что Господь не оставит в своей милости, не покидала его. Спал теперь в полглаза - понимал, что льдина в любой момент может совсем расколоться.

Борой тоже при каждом треске настораживал уши и всё чаще, задрав морду, выл. Видимо, так пытался сообщить миру, что им нужна помощь.

Сегодня луна выходила из воды огромная, бардовая, будто раскалённая. От её грозного вида предчувствие чего-то страшного у Корнея усилилось. Тут ещё Борой, уставившись на неё, стал беспрестанно выть.

- Ты чего беду кличешь? Успокойся, всё будет хорошо, - уговаривал пса скитник.

Задул ветер, поднявший волну. Она время от времени перекатывалась через истончившуюся льдину. При этом она содрогалась и, жалобно потрескивая, гнулась словно резиновая. В конце концов льдина лопнула рядом с Корнеем с такой силой, что его обдало веером брызг. Вдали тяжело рокотал гром, небо там то и дело озарялось мертвенным светом.

Перепуганный Борой оказался отрезан от хозяина быстро расширяющейся полосой воды. Поняв, что его уносит, пёс было, завыл, но сообразив, что вместе с воем ширится чёрная полоса, прыгнул в воду.

Остаток льдины стал до того мал, что когда Корней попытался подойти к краю, чтобы помочь подплывшему псу, она заметно накренилась. К счастью пёс сумел забраться самостоятельно. Поджав хвост, он прижался к ногам хозяина. Теперь любое перемещение даже на полметра метра приводило к опасным наклонам льдины.

Корней понимал - ещё один разлом и они могут оказаться в ледяной воде...

Самой смерти он не боялся. Боялся упокоиться не в земле, а в мрачной бездне.

«Брр-р-р…Только не это!»

У Корнея от страха даже защемило сердце. Ближе к рассвете ему опять привиделась Дарья с хорошеньким младенцем на руках. Она взяла Корнея за руку:

- Что расселся? Идём крестить!

Корней попытался встать и… открыл глаза. Невольно огляделся. Никого. Зато, о чудо! на заалевшем востоке вместо уже ставшей ненавистной ровной линии горизонта был гористый берег. Его вид вызвал необыкновенное ликование и, одновременно, страх - не мираж ли? Но, по мере того как солнце всходило, скалы проступали всё чётче. Льдину несло прямо на них.

«Только бы не сменился ветер! Только бы не сменился ветер!» - молил он.

Скалы всё ближе! Уже слышен шум прибоя.

В голове Корнея замелькали неожиданные вопросы: «Материк или остров? Есть ли люди? Впрочем, не важно - главное, Земля!» Весь сжавшись, боясь пошевелиться, он беспрестанно молился:

«Покровитель мой, Николай Чудотворец, не оставь меня в своей милости! Не дай смениться ветру!

До берега было уже не более ста метров, как льдина почему-то сначала остановилась, а потом потихоньку стала удаляться. Корней догадался – отлив! Выход один – надо плыть!

Он снял с себя меховую одежду, обвязал её и сумку верёвкой. В этот момент, льдина, наехав на большой валун, разломилась. Корней с Бороем очутились в воде. К счастью, благодаря отливу, здесь было уже неглубоко.

Корней, обходя камни, побрёл где по пояс, где по грудь в воде, за плывущей впереди лайкой.

С трудом одолев прибой (обратная волна несколько раз сбивала с ног), он выбрался на берег! Какое это счастье – ЗЕМЛЯ! Невозможно передать словами, до чего приятно чувствовать под собой не качающийся, готовый в любой момент расколоться лёд, а земную твердь. Не помня себя от радости, Корней топал по ней ногой, обнимал Бороя, целовал камни, осыпал себя горстями гальки и песка. Слёзы текли сами собой. Выплеснув переполнявшие его эмоции, пал на колени, и, ткнувшись лбом в землю, стал страстно благодарить Господа и всех святых…

Обессилив, распластался на тёплом песке и в тот же миг уснул.

 

ОТЗЫВЫ НА КНИГИ КАМИЛЯ ЗИГАНШИНА

«…По мере прочтения романа «Золото Алдана» появилось ощущение, что я исцеляюсь, что соприкоснулась с чистой первозданной природой, с чистыми, по-детски верующими людьми. И так захотелось жить с ними, там. Я чувствовала себя в этой среде, как рыба в воде…
Святыми сказано – Бог Слово. Ваше слово Божие. Через Вас для меня прозвучал глас Божий.
Не хотелось думать о том, что прочту книгу и всё закончится. Не хотелось расставаться с ней, с Вами. Моя знакомая мусульманка прочитала ей и сказала, что лучше этой книги ещё ничего не читала. Молюсь за Вас. Парадоксально, но не каждый крещённый и считающий себя верующим человек сможет так раскрыть душу православного человека…»
С уважением, Пшеничная Е.В.    

Как открыла  роман «Золото Алдана», так и не выпустила из рук, пока не дочитала. Удивительное произведение, которое, прежде всего, читаешь сердцем и душой, а уж потом умом и глазами.
Столько страдания и любви испытываешь, как к героям, так и к родине и к духовности русской, что и сказать трудно. Кажется, вы прожили не одну жизнь, чтобы так подробно, в мельчайших деталях описать людей, жизнь которых протекает не на виду, и чтобы узнать о ней надо очень постараться. Или опять же не только физическими силами дело делается, но и помощь свыше дается. По всей видимости, книга эта – яркий тому пример.
Как удалось вам сплести такой ковер из большого и малого, из частного и всеобщего? Как удалось широкими яркими мазками на примере староверческой общины донести до читателя трагические  события становления, развития и преобразования христианства, Российского государства, революции, гражданской войны и тончайшими цветами сплести рисунок из судеб живых людей с их стремлениями, мыслями, каждодневными заботами, а рамкой ковра явились  СИЛА ДУХА  русских людей. Их  душа и духовность, то бесконечное, единственное о котором стоит заботиться.
 По количеству крылатых выражений или народных мудростей эта книга для меня на первом месте. Попадая на такие выражения, перестаешь читать и надолго погружаешься в себя, в свои ощущения. И поэтому роман этот позволил мне, прежде всего, продвинуться в познании самой себя.
Марина Арбелина, город Москва

Проза  Камиля Зиганшина  подробна, натуральна и вместе с тем высокодуховна.  Звери, птицы, деревья, скалы, реки   присутствуют в ней не в качестве фона, на котором разворачиваются действия, а, наполненные  добротой и талантом художника, живут, дышат и разговаривают,  пытаясь донести до читателя простую мысль:  человек не царь Природы, а лишь её  часть и, если честно, не лучшая.
Его повести об обитателях тайги: «Щедрый Буге», «Маха или история жизни кунички», «Боцман», «Возвращение Росомахи» сразу покоряют и  очаровывают  сочностью, красочностью языка; живописными картинами природы, прекрасным знанием  повадок зверей и, что немаловажно,  увлекательным сюжетом. Их с удовольствием  читают люди любого возраста.  И в его романах о сторообрядцах «Скитники»,  «Золото Алдана», выдержавших ни одно  издание,  также много глав посвящено  диким животным. 
Прожив   несколько лет  в дебрях Уссурийского края, Камиль  научился и думать,  и чувствовать «по-звериному».  Смотреть на всё   глазами своих героев. Благодаря такому глубокому, проницательному подходу, и мы –  читатели  проникаемся любовью, уважением   к  ним,   нашим "меньшим братьям", как говорил Сергей  Есенин.  
Николай  Дроздов                        

Роман уфимского прозаика Камиля Зиганшина «Золото Алдана», на мой  взгляд, является не просто успехом этого писателя, а является подлинным достижением современной российской художественной литературы. Не так много у нас сейчас книг, которые бы на таком высоком духовном и языковом уровне повествовали о самых главных вопросах жизни человека на земле - о поисках смысла жизни, об обретении веры, о глубине личности, о служении человека своим ближним и своему Отечеству.
Можно смело сказать, что никто сейчас в России так пронзительно, со знанием дела не пишет о живой природе. У Зиганшина в этом смысле необыкновенный талант, о тайге, о зверях и птицах он пишет с такими тонкими деталями, что диву даёшься, откуда это всё он знает. Тут сказывается, конечно, то, что он много лет жил в тайге, работал там геологом и охотником. Он собрал богатейший материал и сейчас делится с читателями.
Валерий Ганичев

Немногие произведения современной литературы хочется перечитывать. Роман «Скитники» я прочитала дважды. И в первую очередь мне хочется поблагодарить автора  за прекрасный язык, за  яркую образность слова, особенно в описании картин природы.  И понимаешь, как глубоко сам автор восхищается и уважает природу того края, где происходит действие романа.                            
Дайна

На одном дыхании прочитал   «Золото Алдана». Это именно та книга, которую можно открыть на любой странице и сразу окунуться в особый, загадочный  и красивый мир природы Великой Сибири и не сене богатый мир людей с особой верой: чистой, глубоко нравственной и направленной на любовь ко всему вокруг.
Автор легко и понятно объясняет  внутренний мир своих героев, не приукрашивая сюжетной линии, а напротив, вуалируя её для того, что бы  история казалось более реалистична. Ты как бы  проживаешь  реальный промежуток времени описанный  в произведении: возникает эффект нахождения внутри событий. Создаётся ощущение, что смотришь масштабную киноленту. Лично я не понимаю, как до сих пор эта книга не легла в основу сценария фильма о староверах.
Александр Лынник
 
 От всего сердца хочу поблагодарить автора за роман  «Скитники». Иногда, чтобы понять, насколько сильную жажду по живительной силе природной  чистоты и свежести  ты испытываешь, нужно сначала  пригубить из настоящего природного источника… А потом, сделав несколько жадных глотков, продолжать пить, но уже спокойно, наслаждаясь живой хрустальной  родниковой водой, подмечая каждый оттенок вкуса. Ощущая при этом, как долго ты ждал именно этого.  Так произошло со мной.     
  Открывая книгу, я, жадно вбирая в себя первые страницы, почувствовала, что нашла родник, который так давно искала душа.   Открывала  для себя заново  потрясающе глубокий, яркий  и  интересный мир Сибирской  природы, Как филигранно, как поэтично она описана. Меня влюблял в себя   мир  характеров людей и животных.  Меня поражало то взаимодействие, та глубина отношений, которые складывались у человека и животного… та любовь и преданность, которые возникали между ними…   Я читала…читала… Мое сознание простиралось далеко-далеко, бродило вместе с Корнеем по бескрайним просторам Сибири, по  лесам, горным хребтам и ущельям, погружалось в ледяную  воду Сибирских рек. Я  физически ощущала сопричастность ко всему, что несет в себе  каждый эпизод этой удивительной истории…
С уважением, Елена Владимировна Сачкова

По количеству крылатых выражений или народных мудростей эта книга для меня на первом месте. Попадая на такие выражения, перестаешь читать и надолго погружаешься в себя, в свои ощущения. И поэтому роман этот позволил мне, прежде всего, продвинуться в познании самой себя. Спасибо большое за прикосновение к великому.
С уважением, Марина Орлова, город Москва

 Повесть «Боцман» была прочитана залпом, на одном дыхании, так хотелось поскорее узнать её окончание, с каждой страницей росла надежда на добрый конец, но…не могу сдержать слёз. Так жалко этого красавца «Боцмана».
 Сергей. Новосибирск

Уважаемый Камиль Фарухшинович! Читая Ваши книги, я начинаю понимать, что среди обыкновенных слов  есть настоящие бриллианты. У меня улучшается настроение на целый день. Искренность героев Ваших книг помогает поверить в себя, поддерживает в трудную минуту. Теплота строчек создаёт доверие и уважение.
 Каждое Ваше произведение, проникнутое Любовью к природе и животным, - это, на мой взгляд, весомый вклад не банковский счёт отношений между людьми и животным миром планеты Земля.  Вы такой человек, который умеет говорить добрые слова. Такие люди  в наше время, к сожалению, большая редкость.   
  Элина


Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную