Владимир ОЛЕЙНИК,доцент кафедры русской и зарубежной литературы Курганского государственного университета, кандидат педагогических наук
СЛЫШАТЬ МЕЛОДИЮ СЛОВА
О поэтическом мире Игоря Некрасова

   Игорь Некрасов - универсальный поэт. Универсальный - значит всеобъемлющий. Или почти всеобъемлющий. Или просто - стремящийся к универсуму. Это стремление - основная характеристика поэтики Некрасова. Как и романтизм. Тот самый - изначальный, йенский. С его двоемирием, с дихотомией души и тела, земного и небесного, сакрального и профанного и - наивно-упертой устремленностью к Идеалу. Как и пониманием Художника, максимально приближенного к универсуму, высшей формой развития Человека.

   Но не Йеной единой. В его поэтических эскападах, в желании дотронуться до края и заглянуть за - незримо присутствует бунтарство Байрона и, особенно, Шелли - с его экспериментальным экстремизмом. Это - базис, эстетическая основа, может до конца им самим и не осознающаяся. Собственно же Некрасов - это "серебряный век". Тот, что шел вслед за строгостью классицизма - от акмеизма и вплоть до Бродского, перевернувшего последнюю страничку его книги.

   При этом Некрасов - жадный. Поэтически жадный. Но не анемичной всеядностью, а стремлением попробовать всё, оценить на вкус, зуб, язык. Раздумчиво прожевать. Проглотить. Иногда - сплюнуть. Способ все попробовать - Игра. В своих поэтических играх он сопрягает формы и размеры, переставляет слова, ищет звуки, добиваясь чего-то, лишь ему ведомого. Хотя его тайна - на поверхности. Он стремится к абсолютному совершенству. Но абсолют - это одиночество на вершине. И тут Некрасов демонстрирует бесстрашие, изображая равнодушие к "хуле и клевете", "Крыму и Рыму". Он вообще любит изображать равнодушного демиурга, пряча за маской отчужденности живые чувства. А то, что он живой, нет сомненья. Да и частенько срывается небожитель в человеческое, слишком человеческое. Ибо азартен и раним. Да и "поэтическая жадность" переплескивает границы олимпийских вершин - к земле, лозе и чернозёму.

   "Жадность" Некрасова соединяет, или пытается соединить, два почти противоположных начала - изобразительное и выразительное. Изобразительное в его поэзии организовано живописью, выразительное - музыкой. Точнее, их законами. Именно отсюда у "законника" Некрасова классическая строгость и гармония. Но он не только знает - еще и чувствует. У него есть, идущий от музыкальности, талант слышать мелодию Слова. Он воспринимает только Гармонию - любая фальшивая нота вызывает резкое отторжение, взрыв. Это не только поэтический максимализм, но и такое устройство организма со слуховым аппаратом. Занимающее в природе его логики причинное место, а не следственное действие.

   Стремление к поэтической универсальности у него не только техническое, но и мировоззренческое. Элементарность классического дуализма его уже не удовлетворяет. Он хочет сам быть мерилом природы вещей, хранителем равновесия. Которое выстраивает на свой прищур. Кажется, что он идет вслед за классической строкой - "Поэзия не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра". Чтобы выстраивать ту меру вещей, где он и Ангел и Демон одновременно. И еще - нечто большее. Он не только буйствующий Моцарт импровизации и отчужденно-строгий Сальери, но и единство двух стихий. Как и борьба противоположностей. Такой разный. Возможный лишь при отточенной и виртуозной технике стиха. Форма у него оттачивается через импровизацию. Вроде бы обычный тренинг, но для Некрасова это еще и потаенная попытка варьировать дорогу к всё тому же Идеалу. А вдруг?

   В своих импровизациях он позволяет себе практически всё, у него развязаны руки - и вот он ногтем скребет по позолоте "серебряного века", вот он выбивает из клавиш атональность звучания, вот он по-брейгелевски гипертрофирует пропорции рисунка. А вдруг?

   Он пытается отхватить кусок и от гармонии, и от хаоса - и еще при этом хочет понаблюдать за процессом. Если было бы возможно, он не только бы сымпровизировал на струне скрипки Паганини, но и вообще бы - сыграл без струн! Его не страшит декомпрессия перепадов между мифологией Парнаса и навозом огорода - всё почва! Он может быть изощренно-сложным и предельно простым - ничто его не пугает. Единственное, чего он боится до озноба - банальности. Хотя не прочь и сыграть с ней. Не впадая в пошлость.

   Такую свободу могут позволить себе безумцы и Поэты. А разве он не Поэт? Хотя об этом судят не только по задранной планке, но и по результату. Текущий век покажет...


Комментариев:

Вернуться на главную