Михаил ЛОБАНОВ
ШАРАШКА ЛЬВА ДАВИДОВИЧА – СОРОСА

Предлагаем вниманию читателя отрывок из мемуаров Михаила Петровича Лобанова, охватывающих историю литературной борьбы 60-х - 90-х годов.

1     2     3     4

... Помню выступление Твардовского на съезде писателей (а может быть, на партсъезде) где-то в шестидесятых годах. На трибуне стоял не поэт (представьте себе в этом положении Блока или Есенина), а некий почти политический вождь, читавший свою речь размеренно наставническим тоном и оставлявший впечатление, что вождизм въелся и в голос певца "Теркина", и в его манеру "величественно" держаться на трибуне, и в его отношение к аудитории, как к людской массе, долженствующей внимать каждому его слову. В ореоле вождизма представлялся Твардовский и как главный редактор журнала "Новый мир", на чем играло его еврейское окружение и чем пользовалось в своих целях.

Тогда, в шестидесятых годах "Новый мир" в глазах самих "ново-мировцев" и его поклонников был "светочем" ("светочем" называла Анна Ахматова главного автора журнала Солженицына). А его антагонистом считался "Октябрь" с главным редактором Вс.Кочетовым. Оба главных редактора были из номенклатурной, что называется, элиты. Твардовский - кандидат в члены ЦК КПСС. Четырежды лауреат Государственной премии. Кочетов - член центральной ревизионной комиссии КПСС. Кочетов как номенк латурное лицо "стоял на партийных позициях" и в книгах своих проводил ту же партлинию. "Журбины" - роман о рабочем классе, о рабочей династии. "Секретарь обкома" - о партийном руководителе. Все поло­жительно и без всяких двусмысленностей. Твардовский, человек по сути своей "законопослушный" в партийных делах оказался под вли янием "оттепельной" среды и объективно как главный редактор журнала стал орудием в руках либеральной интеллигенции. В своей поэме "За далью - даль", написанной после XX съезда партии, он спешил перестроиться на новый лад, отвергая сталинское прошлое и, значит, свое прошлое как поэта, и декларируя свои новые, скороспелые взгляды в духе хрущевской демократии".

Оба журнала вели между собою критические перепалки, демонстрирую каждый свое превосходство - интеллектуально-эстетическое или же идейно-политическое. Но связывало их обоих нечто общее. В "Молодой гвардии" (1966, №5) была опубликована моя статья "Внутренний и внешний человек", в которой я и говорил об этой внутренней общности таких идейно разных вроде бы журналов. Обзор сочинений авторов "Нового мира" и "Октября" я закончил такими словами: "Казалось бы, неожиданное сцепление двух разных вещей. Но ничего нео­жиданного в этом нет. Может быть схема мысли, но может быть и при рода мысли, жизнь, дух мысли. Никакие высокие слова, никакие эмоции не станут фактом художественной литературы, если они не будут духовно проявлены. Без духовного нет в произведении жизненного, глубинного измерения. Тогда-то и возможны такие неожиданности, как упомянутое нами побратимство внешне так непохожих друг на друга вещей".

Эта бездуховность, в традиционно русском значении, и была свойственна обоим журналам. И не случайно, что оба они ополчились на "Молодую гвардию", когда стало очевидно ее направление, чуждое им. В декабрьском номере "Октября" за 1968 год зам. главного редактора П.Строков выступил с набором идеологических, партийных обвинений против "Молодой гвардии". Вскоре не выдержал и "Новый мир". В апрельском номере за 1969 год появилась статья "О традициях и народности" А.Дементьева, работавшего долгое время при Твардовском заместителем главного редактора "Нового мира". До того игравший в благородную интеллигентность, журнал решил пойти ва-банк, используя против "Молодой гвардии" далекие от литературы приемы.

Личность Александра Дементьева, этакого окающего вроде бы простеца-русака, довольно характерна для "перепада времен". В свое время (конец 40-х - начало 50- х годов) он громил космополитов в Ленинграде, потом превратился в их холуя. Еще до этой статьи у меня была с ним такая история. Где-то в конце 60-х годов в "Молодой гвардии" была опубликована моя статья об учебнике по советской литературе. Вместе с двумя соавторами Л. Плоткиным и Е.Тагером А.Дементьев так рассортировал литературное хозяйство, что "все смешались шашки, и полезли из щелей мошки да букашки". В их школьном учебнике даже не упоминались такие имена, как А.Платонов, М.Булгаков, С.Сергеев-Ценский, Б.Шергин, походя говорилось о крупных русских писателях, зато по целой странице отводилось Евтушенко, Вознесенскому, Окуджаве, Р.Рождественскому, за ферзей выдавались другие литературные пешки. Я и не думал, что моя рецензия вызовет такой бум. Всколыхнулось все министерство просвещения, оттуда неслись жалобы, возмущения в ЦК ВЛКСМ ("Молодая гвардия" была журналом ЦК комсомола), в ЦК партии: молодежный журнал вмешивается в учебную, педагогическую литературу. Подрывает доверие к ней миллионов учащихся школ! Вот какой непредвиденный резонанс могло иметь тогда самое заурядное критическое слово, даже косвенно задевавшее то, что называлось "Ком­мунистическое воспитание"! Около десятка лет переиздавался изготовленный А.Дементьевым с двумя соавторами учебник, фальсифицировавший русскую литературу, написанный таким серым, суконным языком, который мог вызвать у школьников разве лишь отвращение к литературе. После прочтения моей рецензии мне позвонил Леонид Иванович Тимофеев и рассказал, что его собственный учебник по советской литературе долгие годы лежит без движения в Учпедгизе, "может быть теперь лед тронется". Не знаю, тронулся ли...

Итак, "Новый мир" разразился статьей А.Дементьева "О традициях и народности", где главной мишенью стали две статьи в "Молодой гвардии" - моя "Просвещенное мещанство" (№4,1968) и опубликованная там же спустя полгода - "Неизбежность" В.Чалмаева. Свою статью А. Дементьев начинил цитатами из "марксизма-ленинизма", "революционных демократов", швыряя ими, как битым стеклом в глаза "оппонента", дабы тот прозрел идеологически. Он видит в "Молодой гвардии" "ревизионистские и догматические извращения" марксизма-ленинизма, проповедь "идеологии, которая несовместима с пролетарским интернационализмом", призывает к "непримиримой борьбе" против реакционных, националистических сил, "мешающих коммунистическому строительству". За набором марксистской, официозно- партийной фразеологии скрывалась главная начинка деметьевской статьи — ее антирусскость, обвинение "молодогвардейцев" в "русском шовинизме", в "национальной ограниченности и исключительности". Ставя в вину журналу "Молодая гвардия" интерес к славянофилам, А.Дементьев именует их мыслителями в кавычках.

Разносит он и "мужиковствую щих поэтов и критиков". Известно, что слово "мужиковствующие" запущено в идеологический оборот Троцким - о крестьянских поэтах. И вроде бы странно, что в журнале, где главным редактором является "певец мужика", русской деревни, привилось столь ненавистное по отношению к русскому крестьянству троцкистское словцо. Но, оказыва­ется, ничего удивительного в этом нет. В воспоминаниях заместителя главного редактора "Нового мира" А.Кондратовича "Новомировский дневник (1967-1970 годы)" приводятся любопытные рассуждения Твардовского о Троцком. Среди сотрудников "Нового мира" стало известно, что во французском журнале напечатана стенограмма заседания в Агитпропе ЦК партии от 1923 года. Твардовский так реагирует на эту стенограмму, которую читал ему А.Дементьев (которого он называл своим "комиссаром"): "Удивительно интересно. Блестящую речь произнес Троцкий. Кажется, Либединский сказал на этом заседании, что идет новое пролетарское искусство, Шекспир уже устарел, через 50 лет его вообще никто не будет читать. Троцкий отвечает: "Не знаю, что будут читать через 50 лет, что устареет, но думаю, что Шекспир останется. Наивно и неверно требовать от искусства выражения злободневных идей. В Шекспире много общечеловеческого, которое не умерло за триста лет и не исчезнет через 50 лет". И все это не только верно, но и с блеском говорилось. Да и сейчас читаешь с наслаждением".

Так втихую почитывали "ново- мировцы" Троцкого, восхищаясь банальнейшими его мыслями ("в Шекспире много общечеловеческого"). Так Лев Давидович идеологически подстегивал эту публику, и не случайно А.Дементьев повторяет его термин "мужиковствующие", стремясь очернить русских писателей за любовь к родной земле. Кстати, и главный автор "Нового мира" Солженицын был ярым поклонником (видимо, таковым и остался) "перманентного революционера": при аресте в конце войны у него обнаружили портрет его идола - Троцкого, который был для него любимым вождем "мировой революции" в отличие от Сталина, которого он называл в письмах "паханом" и люто ненавидел за возврат к традициям российской государственности и русской армии.

Со злорадством (с вопросительно-восклицательным знаком) цитирует автор статьи "О традициях и народности" стихи из "Молодой гвардии":

Разрушая храмов древних чудо,
Саксофон подняв трубой в бою,
Ныне новоявленный иуда
Топчет землю русскую мою(?!).

Спустя почти два года это четверостишие перекочует в докладную записку руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС А.Н.Яковлева, которую он направит на заседание секретариата ЦК партии в декабре 1970 года, где в присутствии Брежнева, Суслова, Кириленко, Демичева будет рассматриваться вопрос "Об ошибках журнала "Молодая гвардия". Тогда же будет снят с поста главного редактора "Молодой гвардии" Анатолий Васильевич Никонов.

Вообще, статья А.Дементьева в "Новом мире" станет как бы сценарием для другой статьи - А.Яковлева "Против антиисторизма", которая появится спустя два с половиной года в "Литературной газете" (15 ноября 1972) и повторит с еще большей оголтелостью "кредо" русофобов. Первым обратил на это внимание Ст.Куняев ("Московский литератор", 12 января 1990). Рядом сравнений, смысловых совпадений он убедительно показал, что "все антирусские и антиславянофильские акценты в статье А.Яковлева были те же самые, что и в статье А.Дементьева", что статья А.Яковлева была написана с явной "детальной опорой" на статью А.Дементьева.

Напуганный, видимо, своими прошлыми (двадцатилетней давности) выходками против "космополитов", Дементьев был теперь весьма бдителен, настороже при имени еврейском: не нападают ли на него "русские шовинисты", а если да - то немедля надо дать должный отпор со всем лакейским угождением "жертве". Подходящим поводом для этого был эпизод с Окуджавой в моей статье "Просвещенное мещанство". В ней приводилось письмо этого барда в газету "Труд" (от 1 декабря 1967), в котором он угрожал судом женщине-рецензенту, осмелившейся заметить, что фильм "Женя, Женечка и Катюша" "одним из авторов сценария которого был Окуджава "прохладно" встречен зрителями. Я писал по этому поводу: "Молодой поклонник песенки о троллейбусе прочитав эту заметку, не подумает ли вот о чем: а-яй-яй, такая чувствительная песенка, а каково письмецо! Ну дело ли стихотворца - ни за что ни про что угрожать судом. Даже как-то страшновато: попадись-ка под власть такой прогрессисткой руки..." На эти мои слова Дементьев ответил: "...более опасно оказаться под рукой неистовых, не знающих удержу врагов «просвещенного мещанства» и горячих ревнителей «национального духа»".

Мое чутье меня не обмануло: прошло с тех пор три десятилетия, "прогрессисты" захватили впасть и показали, на что способны. А сам Булат Окуджава, вместе со своими пишущими собратьями призывавший Ельцина к "решительным действиям", публично похвалялся, что испытывал величайшее наслаждение при виде расстрела 4 октября 1993 года. Хлебнул-таки русской крови троцкистский отпрыск! К этому вели его давние принюхивз к крови в графоманских "исторических" опусах, вроде "Свидания с Бонапартом", где маниакально повторяется одно и то же: "кровь", "чужая кровь", "затхлая кровь", "я вижу, как загорелись ваши глаза при слове
"Кровь", "А одна ли у нас кровь?", "Нет слов, способных подняться выше крови" и т.д.

Солженицын в своих воспоминаниях "Бодался теленок с дубом" подробно рассказывает об истории появления статьи А.Дементьева в "Новом мире", как он выступал против ее публикации, видя в ней губительный для репутации "передового" журнала марксистско-ленинский догматизм. Вроде бы черная кошка пробежала между "светочем" и журналом. Солженицын готов даже признать некое преимущество "Молодой гвардии" перед либерально-атеистическим "Новым миром"- в искании русских духовных корней, в защите поругаемых храмов. Он приводит несколько цитат из моей статьи "Просвещенное мещанство" и заключает: "В 20-30-е годы авторов таких статей сейчас бы сунули в ГПУ да вскоре и расстреляли". Но дело в том, что были уже другие годы, другое время, и Россия была другой. И травили нас, русских патриотов не столько КГБ, сколько литературная сионистская банда, засевшие в ЦК русофобы, агенты влияния, которые потом сделались "демократами" и цинично признавались, что сознательно подтачивали изнутри "тоталитарное государство".

В 60-е годы Солженицын рекрутирует в свою шарашку всех, кто по его расчету были полезны, выгодны ему в его политических махинациях. Выжимал он все моральные дивиденды из своего "Первого круга ада". В отличие от Достоевского, которого каторга христиански преобразила, Солженицына заключение невероятно озлобило, хотя и это было "шарашкой" с интеллигентской болтовней ее обитателей. Помню первое впечатление от его фотографии на обложке "Роман-газеты", где в начале 1963 года был опубликован "Один день Ивана Де­нисовича": что-то утрированно замогильное, замшелое, стоящее непреодолимым валуном на пути к его герою. Потом новая знаменитость замелькала в печати в ватнике, с зэковским номером "Щ-282" - как бы выставленным напоказ всему человечеству. (Кстати, в "Матренином дворе" праведной хозяйке дома досталось от постояльца Солженицына за то, что она посмела выйти во двор в этом ватнике, не проявив благоговения к этой исторической релтиквии). Время все проясняет. Сейчас этот "Щ-282" воспринимает­ся как зэковский номер какого-ни­будь Щаранского, в свое время сидевщего в советском лагере за шпи­онаж, выпущенного на волю под напором сионистских сил, а ныне наезжающего в "демократическую Россию" в качестве министра торговли Израиля.

Любопытно, как во время недавнего приезда Солженицына в школy на Владимирщине, где он когда-то преподавал математику, одна из учительниц отказалась прийти на встречу с ним, назвав его шпионом. Сказано в "простоте сердца", но "со смыслом". Любимый герой Солженицына дипломат Володин в романе "В круге первом" звонит по телефону-автомату в американское по­сольство и открывает государственную тайну России, связанную с атомной бомбой. За подобный шпионаж в пользу чужой страны были казнены в Америке супруги Розен-берги. Но в романе шпион возносится как герой, автора душит злоба от одной мысли, что наша страна может иметь атомную бомбу, может защититься от боготворимой им - Америки. Солженицын вправе счи­тать себя открывателем у нас "этики" предательства, когда шпион уже не считается таковым и всегда мо­жет быть оправдан судом, как это уже стало заурядным явлением нынешней практики при "демократах".

1     2     3     4


Комментариев:

Вернуться на главную