«КУПИНА НЕОПАЛИМАЯ»

Поэтический конкурс имени Евгения Курдакова завершился

Подведены итоги международного поэтического конкурса «Купина неопалимая» имени Евгения Курдакова, который «Петербургская газета» проводила совместно с Союзом писателей России.

Награждение победителей «Купины неопалимой» пройдёт 17 апреля на поэтическом вечере памяти Евгения Курдакова в Москве, в Доме писателей на Комсомольском проспекте, 13. Начало в 18-30. Мы приглашаем участников «Купины неопалимой» и всех любителей поэзии. Поэты, вошедшие в число избранных участников конкурса, получат возможность прочитать на вечере свои стихи (желающим необходимо написать об этом на адрес kumga75@mail.ru, также подробности можно уточнять по телефону в Союзе писателей России 8(499)-255-77-76).

Перед членами жюри стояла непростая задача. Всего на конкурс было прислано более 700 заявок из самых разных мест России, Ближнего и Дальнего Зарубежья. При этом процент талантливых участников «Купины неопалимой» был необычайно высок. Председатель жюри, поэт Геннадий Иванов по этому поводу даже сказал, что не припомнит такого «плотного талантливого ряда».
Изначально предполагалось, что в число избранных участников конкурса, стихи которых будут опубликованы «ПГ», войдёт от 35 до 40 поэтов. В итоге опубликовано было 45 поэтических подборок. И всё равно десятки талантливых авторов в число избранных, по тем или иным причинам, не вошли – конкурс есть конкурс, отбор есть отбор.

В качестве некоторого утешения талантливым участникам «Купины неопалимой», не увидевшим своих стихов в «избранном», сообщаем, что «Петербургская газета» в апреле вне рамок конкурса продолжит публиковать присланные нам подборки.
Итак, теперь собственно о победителях нашего конкурса.

Жюри было единодушно в выборе лауреата «Купины неопалимой». Им стал поэт Александр Дьячков. Символично, что Александр родился в родных для Евгения Васильевича Курдакова местах – в Усть-Каменогорске на севере Казахстана. Однако уже 18 лет он живёт в столице Урала – Екатеринбурге. Такой переезд в Россию в 90-х годах вынуждены были совершить многие земляки Курдакова. И сам Евгений Васильевич окончил свой земной путь на древней новгородской земле в Старой Руссе. Символично и то, что Дьячков – поэт в «возрасте Христа» в стихах, присланных на конкурс, обращается к теме Православия, постижения Бога. Причём делает это предельно честно, не вдаваясь в некоторую умилённость и сусальность, свойственную многим авторам, пытающимся отобразить свой религиозный опыт в стихах.

Дипломантом «Купины неопалимой», по итогам голосования жюри при одном воздержавшемся, стала поэтесса из Павлодара Ольга Григорьева. Кроме того, что она автор глубоких и одновременно проникновенных лирических стихов, она – во многом продолжательница дела Евгения Васильевича Курдакова на казахстанской земле. Поэты во все времена были хранителями языка своего народа. А когда поэту приходится жить в стране, где государственным является не родной ему язык, на него ложится особая ответственность. Представляется, что стихи Ольги Николаевны Григорьевой – достойный образец поэтической речи для без малого 4 миллионов русских граждан современного Казахстана.

А вот по поводу второго дипломанта мнения членов жюри разделились. Рассматривалось 7 кандидатур. После долгих споров пришлось вспомнить историю избрания патриарха Тихона, судьбу которого решил жребий. В итоге вторым дипломантом «Купины неопалимой» заслуженно стал поэт из Самарской области Семён Краснов.

Больше половины участников «Купины неопалимой» - молодые люди до 30 лет. Это не может не радовать. Поскольку современная жизнь с её многочисленными «виртуальными искусами», кажется, совсем не оставляет двадцати-тридцатилетним шанса постичь завораживающую глубину подлинного поэтического слова. (Не случайно, в творческих автобиографиях многие участники называли свою потребность в стихосложении – хобби). Да, многие присланные начинающими авторами стихи – не более чем попытки уместить в слова переполняющие душу чувства. Но были среди участников и те, чья поэзия содержит значительный, по мнению членов жюри, потенциал роста.

Благодаря пониманию и поддержке учредителей конкурса «Купина неопалимая», была учреждена специальная поощрительная премия для молодых поэтов до тридцати лет «Соловьиный дождь» (название одного из стихотворений Евгения Курдакова). Лауреатами этой премии стали поэт из Вологодской области Николай Дегтярёв и поэтесса из Мурманска Екатерина Яковлева.

Алексей ПОЛУБОТА

Стихи победителей конкурса «Купина неопалимая»

Александр ДЬЯЧКОВ

На Ивановском кладбище осень,
синий воздух прозрачен и чист,
не спеша ударяется оземь,
как небесная лодочка, лист.

Но давайте закончим с пейзажем,
я хочу рассказать про вину:
на Ивановском кладбище нашем
оскверняют могилу одну —

Ермакова, который в Отделе
был один из тех самых семи
и участвовал в красном расстреле
императорской белой семьи.

На его обелиске из туфа
красной краской набрызгана «кровь».
Как же так? Получается, тупо
ничего мы не поняли вновь!

Мы потомки не тех, что не сдались
и погибли в ЧК, в лагерях,
и не тех, что в Европу подались
и топили тоску в кабаках.

Что мы ищем врагов до маразма?
Мы бы так же полвека назад
замирали над чтением Маркса
и спешили на майский парад.

Жжёт и мучит меня ощущенье:
Ермаков — это мы, это я…
Так давайте забудем про мщенье!
Богу — суд, человеку — прощенье.
Я прощаю. Простите меня.

***
Когда идёт святая служба,
о чём я думаю впотьмах?
Себя обманывать не нужно:
я думаю о пустяках.

Я думаю о внешнем виде,

о «вечной» славе, о блуде,
о нанесённой мне обиде,
о развлеченьях, о еде.

Я думаю о том, как долго
всё это тянется опять.
Меня на месте чувство долга
обязывает достоять.

Летят в руке по кругу чётки.
Молюсь-молюсь... Молитвы — ноль.
Ботинки — чёртовы колодки,
пойти поставить свечку, что ль?

Душа — картонная коробка,
и даже меньше — коробок...
А если вдруг пытаюсь робко
собрать свой ум, то видит Бог,

как начинаю думать сразу,
что я особенный, святой.
Одна слеза течёт из глаза,
и я горжусь слезою той.

Соседка слева причаститься
боится, судя по глазам.
(Её пугает наша лжица.)
Она не при-, как говорится,
а захожанка в Божий храм.

Соседа справа ненавижу
за то, что запах от него.
Смотрю в алтарь и прямо вижу,
как я не вижу ничего...

Но нет! О чём бы я ни думал
и как бы ни старался бес,
из верхних окон, там, где купол,
там, где квадратики небес,

в день самый пасмурный и серый
проглянет солнце из-за туч,
подарит жаркий, сочный луч
и мне наполнит сердце верой.

***
На первой исповеди я
сказал, прочтя стишки:
— Грехов-то нету у меня,
а так — одни грешки.

Священник странно посмотрел
из-под прикрытых век…
— Пусть я не делал добрых дел,
я добрый человек.

— Ну, хорошо, — сказал монах, —
немного погоди.
Давай пойдём за шагом шаг.
Итак, не укради?

— Да — с удивленьем я сказал…
И дальше мы идём.
…К концу беседы я признал,
что согрешил во всём.

— Ну, разве только “не убей”…
И тут я вспомнил — чёрт! —
как бывшей девушке своей
дал денег на аборт.

Перевернулся мир вокруг,
я обнаружил зло.
Но не уныло стало вдруг,
а так — светло, светло.

 

Ольга ГРИГОРЬЕВА

РЕКА И РЕЧЬ
Что нужно мне ещё, жива пока,
Чтоб душу живу в суете сберечь?
Чтоб за окном моим текла река.
Чтобы во мне текла родная речь.

Какое счастье - жить на берегу
И отражаться в утренней реке.
Какое счастье - говорить могу
И думаю - на русском языке.

Словарь у наших предков был - "речник".
Реченье, речь, речной - так корень схож!
У Иртыша или у полки книг -
Там, где Река, всегда меня найдёшь.

В АВТОБУСЕ НОЧНОМ
                                      "О, русскаяземля..."
                                                   ("Слово о полку Игореве")
"О, русская земля, уже ты за холмом..."
В автобусе ночном не дремлется, не спится.
Здесь, за границей - кров. Здесь, за границей - дом.
Здесь жизнь мою навек пересекла граница.
О, русская земля, ты мне родная мать,
Но горечь и печаль намешаны с любовью...
Как ты легко смогла детей своих отдать
И быстро позабыть оставленных тобою.
Князь Игорь не придёт... О, русская земля!
Удельные князьки вершат дела поныне.
Не знаю я теперь, где Родина моя.
Мне всё равно, где жить. Я всюду на чужбине.
И там, где сердцу быть, стоит горячий ком.
Но паспорт погранцу я отдаю послушно.
О, русская земля, уже ты за холмом...
Всё так же велика. И так же равнодушна.

Семён КРАСНОВ

* * *
Веет древними поверьями
Свежий ветер в Жигулях.
Снег послушный хрустко стелется,
Путник в розвальнях-санях.                   

Торный путь по-над утёсами;
Волга, в панцирном плену
льда, бугристыми торосами
Оттеняет белизну.

Схоронён в глухой расселине
Город-призрак, город-дым,
Засыпаемый метелями
Ладоград-Ерусалим.

Там меня мои родители
Ждут уж много лет и зим,
Ждёт всех путников в обители
Светлый ангел Серафим.

*** 
Хожу в городских сумасшедших:
Непризнан, нечёсан, небрит.
Тоскую о рано ушедших,
Ночами под сердцем болит.

Забытое доброе слово
Услышать хочу невзначай.
И, может быть, кто-то из бывших
Меня зазовёт вдруг на чай.

Хожу в городских сумасшедших,
ищу незакрытую дверь
той церкви, когда-то крестившей 
ребёнка, что примет теперь.

 

Николай ДЕГТЯРЁВ

* * *
Снова поздно. Снова ночью я не сплю.
Снова ум в воспоминаниях топлю.

Сколько скверны было в жизни прожитой!
Как убийственно зияло пустотой!

Только светлого – попойка в гараже,
Песни старые, забытые уже,

А потом прохлада, ночь на пустыре,
Лай собаки – далеко, в чужом дворе.

И домой я возвращался во хмелю,
И уже не понимал, кого люблю.

Ну а те, кто и таким меня любил,
С неземной тоской смотрели из могил.

Им-то, знаю я, теперь вся жизнь видна.
И цена ее, наверное, страшна.

* * *
Это был шум городов,
это был шум
двадцати годов,
двадцати молодых дум.

Это была весна,
слишком больна собой,
слишком была смешна:
усики над губой.

Нет, все было не так,
все было не так, трус!
Это пульс отбивал такт,
это такт отбивал пульс.

Сбросим пару лет, нет,
лучше сразу – на шесть.
Мне было четырнадцать лет,
и я тогда был здесь.

На веревках спустили гроб,
потом закидали землей.
Миллениум нон-стоп
кружил за моей спиной.

Вот с этих-то самых пор
я и стал жить,
отсюда ты, мой минор,
несешься во всю прыть

через родных, че-
рез любимых и мой дом,
через шум городов, чем
тебе не крещендо?

И даже через меня,
гарцуя по позвонкам,
как по клавишам моего дня,
как по нотам моих драм.

И все же ступай, дави!
Так легче сносить боль.
Так легче, когда любви
остается один бемоль.

И от натяженья струн
не можешь найти слёз.
Это был, это был шум
двадцати гроз, грёз.

 

Екатерина ЯКОВЛЕВА

* * *
Уродился Гриня дураком.
Кирзачи надев на босы ноги,
Ходит по деревне с батогом,
Словно странник по большой дороге.

То поёт, кривляется, как шут,
То заплачет, в рукава сморкаясь,
Пожалеют мужики, нальют,
Из бутыли, если что осталось...

Порвана рубаха на плече,
И соседи выгнали за двери.
Кто ему, бедняге, и зачем
Этот путь бессмысленный отмерил?

Муча сухарём беззубый рот,
Он пойдёт походкой воробьиной...
Вновь детей безжалостный народ
Забросает окна его глиной.

Жалобно наморщено лицо,
Волосы нечёсаные в сене...
Он вздохнёт и сядет на крыльцо,
И гармонь поставит на колени.

Его пальцы, словно мотыльки,
Запорхают. Музыка живая
Разольётся с силою реки,
Ни конца не ведая, ни края.

Потечёт по полю, через лес
Горькое и светлое посланье...
На худой груди нательный крест
Задрожит от частого дыханья.

Он в минуту эту не один,
Будто кто с небес его приметил...
Эх ты Гриня, Гриня, Божий сын,
И тебе есть музыка на свете.

***
За тщету прошлой жизни отныне дано
За сплетеньем чернеющих веток - окно...
В нём живой, ровный свет, различимый едва,
Так пронзительно прост, как молитвы слова.

Мнится мне: всё, что будет и было давно -
Сон и морок, а подлинно - только окно,
Где проросший сквозь тьму, свет явил благодать...
Не оспорить его никому, не отнять.

 

 

 

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную