|
2 февраля на нашем сайте прошла встреча с известным поэтом Светланой Анатольевной Сырневой (г. Киров). ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ СВЕТЛАНЕ СЫРНЕВОЙ И ОТВЕТЫ НА НИХ * * * Уважаемая Светлана Анатольевна! Уважаемая Наталья! Спасибо Вам за добрые слова. Думаю, каждому поэту хотелось бы, чтобы его строки стали неким символом если не эпохи, то хотя бы ее отрезка. Я уверена, что в современной русской литературе есть немало произведений, которые способны стать «знаковыми» для нашего переломного времени. Наиболее вероятно, что «Двенадцать» нашего времени» написала совсем не я. Время покажет. Блок не случайно вспомнился Вам в связи со стихотворением «Противостояние Марса». Вы – чуткий к слову человек, и, возможно, уловили некую перекличку с блоковским «Ты нам грозишь последним часом, из синей вечности звезда». Правда, у Блока - не Марс, а комета, но тем не менее, Сырнева «списала сочинение» у Блока. И заодно у Н.Заболоцкого – у него есть замечательное одноименное стихотворение. Тут никуда не денешься: великое противостояние Марса бывает каждые 15-17 лет, и поэты поневоле хватаются за перья, всяк по-своему его воспевая. А вообще этот стих появился только благодаря моему мужу. Он в нашей семье отвечает за науку и ум, поэтому разбудил меня ночью на даче, вывел во двор, показал Марс и велел написать стихотворение. Кстати, «Прописи» тоже были написаны по заказу. В 1987 году в Кировском издательстве готовился альманах молодых поэтов, и редактор посоветовал мне: «Разбавь свою «чернуху» хоть каким-нибудь стихотворением о Родине». То есть это был, по терминологии того времени, классический «паровоз». Тем не менее, в 88-89 годах почти все столичные журналы, куда я посылала подборки, отвергли мою «чернуху», и больше всего тумаков досталось именно «Прописям». Поворотными в моей жизни я считаю стихи, написанные во второй половине 80-х годов – «Ночной грузовик», «Цикорий», «Песнь о сохранившем знамя», «Маленький город» (до этого я уже настрочила кучу всякого вздора). Просто когда они у меня появились, я почувствовала какую-то дорогу под ногами. А сейчас и хотела бы куда-нибудь свернуть – не получается… О литературных учителях. Были люди, которые учили меня в прямом смысле этого слова. Есть люди, которые не учили меня непосредственно, но я училась и учусь у них. И, наконец, есть люди, создающие среду для развития, - ту атмосферу, которая наиболее плодотворна для поэта. Я назову лишь самых главных моих учителей. Я родилась и росла в деревне, где никто ничего не понимал в поэзии, а стихи писала с раннего детства. Первые литературные уроки мне давал сотрудник уржумской районной газеты, поэт-сатирик Евгений Петрович Замятин. Может быть, его наставления были в чем-то наивны, но на моем пути в то время это была единственная родственная душа. Также своим учителем я считаю Вадима Валериановича Кожинова. Наше общение не было продолжительным, иногда мы обменивались письмами. Однажды, в 1992 году, я была у него в гостях в его знаменитой квартире, и тут мне посчастливилось слышать гитару и пение Вадима Валериановича. Тогда я еще не знала, что москвичи с легкостью просиживают ночь за беседой, а утром как ни в чем не бывало идут на работу. Поэтому я из деликатности откланялась в 12 часов, и Вадим Валерианович слегка обиделся, потому что настроился петь всю ночь. Правда, впоследствии он простил мне мой «моветон». Кожинов мимоходом дал мне несколько советов, которые впоследствии оказались для меня очень важными. Но он не стремился меня ничему учить, просто я прочла все, что он написал о литературе. Огромную роль в моей жизни сыграл Дмитрий Петрович Ильин. Как правило, критики связывают свою деятельность с определенными литературными именами. Ильин пришел в критику, когда все имена уже были «разобраны» его коллегами. Иными словами, «старшему сыну достался дом, среднему – мельница, а младшему – кот. Заплакал младший сын, посадил кота в мешок и отправился куда глаза глядят». Я и была тот самый кот в мешке, и Ильин в 1989 году стал делать из меня человека. Поскольку я не училась в Литературном институте, он заставил меня учиться самостоятельно, под его руководством. Ильин выдал мне огромный список всего, что нужно прочитать и усвоить. «Слово о полку Игореве – наизусть, всего Пушкина – наизусть, Есенина, Тютчева, Боратынского – наизусть…» и так далее. Кому-то это может показаться смешным и излишним, но мне - не кажется. Ильин вел себя, как тренер чемпионки мира. Он заставил меня выбросить половину из того, что я написала, запретил многие вещи, устраивал мне разнос за каждую небрежность и, бывало, доводил едва ли не до слез. Но как раз это и была настоящая школа. Потом мы шутили, что Дмитрий Петрович явился на моем пути как новый Пигмалион, который подобрал на улице неграмотную цветочницу и в короткий срок сделал из нее девушку, способную работать в цветочном магазине. Но самое главное – Ильин верил в меня, радовался каждому моему успеху. Обо мне никто не знал так много, как Ильин. С тех пор как Дмитрий Петрович безвременно ушел из жизни в 2009 году, мне его очень не хватает. Не могу не сказать о человеке, который великодушно и щедро приобщает меня к живительной атмосфере Литературного института. Это профессор Владимир Павлович Смирнов, блистательнейший знаток поэзии, богато одаренная личность, изумительный собеседник. В обществе Владимира Павловича и его друзей я с наслаждением дышу кислородом, и мне хватает этого, чтобы жить дальше.
Уважаемая Светлана Анатольевна! Борис, простите, Вы не назвали Вашего отчества, а у меня такое ощущение, что лучше бы по имени и отчеству к Вам обратиться. Мои родители были деревенскими учителями и работали в деревнях Уржумского района Кировской области. Отец – Градобоев Анатолий Петрович – выходец из уржумских крестьян, был учителем труда и физкультуры; мама, Сырнева София Александровна, (русский язык и литература) происходит из вятской династии священнослужителей Сырневых. Семьи Градобоевых и Сырневых были репрессированы в начале 30-х годов. В нашей семье существовал культ Пушкина и Некрасова, поэтому многие их произведения я еще в раннем детстве знала наизусть. С тех пор запало в душу. У меня было детство, которое должно считаться тяжелым для ребенка, но для поэта это норма. Мама сильно болела (последствия ленинградской блокады), отец один тянул семью (у меня есть младшая сестра). Мы жили очень бедно, скудно. Я начала писать стихи в 7 лет и рано начала печататься в районной газете, выступать со стихами на сцене и т.п. Публичность не нравилась мне, но в 60-е годы были в моде юные поэтессы. Короче говоря, родители меня заставляли писать, выступать и всюду рвать планку успеха. У меня уже в школьные годы была настоящая слава в пределах района, но для меня эта слава была сплошным мучением. Я терпела ее ради родителей, потому что их радовала моя известность. Я хотела быть обыкновенным ребенком, однако меня всюду ставили на табуретку со всеми вытекающими отсюда последствиями. С тех пор я боюсь славы и не люблю читать свои стихи. В студенческие годы я занималась в литературном объединении при Кировском отделении СП, но как-то выбивалась из общей струи, поэтому считалось, что я – «неродное дитя вятской литературной школы». Не знали, что со мной делать. Гадкого утенка одними из первых серьезно подбодрили поэт Анатолий Гребнев и прозаик Владимир Крупин. В 1988 году в Кирове проходил областной фестиваль молодежной поэзии, жюри возглавлял поэт Николай Старшинов. Николай Константинович, чей вклад в поддержку молодых талантов поистине безмерен, увез мою подборку в Москву и опубликовал ее в альманахе «Поэзия» с коротким, но доброжелательным предисловием Владимира Кострова. Старшинов посоветовал мне послать стихи в журнал «Наш современник» и в издательство «Современник», где в это время составлялся женский коллективный сборник «Вечерний альбом». А в издательстве тогда работал критик Д.П. Ильин. Роясь в куче женских рукописей, Ильин наткнулся на мою подборку. Тут и наступил поворотный момент в моей биографии. Мне тогда уже было больше 30 лет, ни одного сборника, и я, в общем-то, уже ни на что не рассчитывала. Не могу не сказать хотя бы кратко о Старшинове. Мы подружились, переписывались, встречались в Москве. Общепринято, что поэты не утруждают себя обязанностью быть порядочными людьми, пока их не призовет «к священной жертве Аполлон». И ничего страшного в этой двойственности нет. Но Николай Константинович отличался удивительной целостностью натуры и глубочайшей порядочностью в общении с людьми. С ним всегда было легко и просто, интересно и весело. В последние годы жизни Старшинов помогал своему фронтовому другу Глебу Паншину редактировать альманах «Поле Куликово». В 1997 году, во время нашей последней встречи, Николай Константинович попросил меня написать стихотворение под названием «Поле Куликово» - специально для альманаха. Я выполнила его просьбу. Очень сожалела, что при жизни Николая Константиновича не посвятила ему ни одного стихотворения. И сочла, что «Поле Куликово» может быть посвящено его светлой памяти. Есенин, Блок, Заболоцкий, Рубцов и Кузнецов – гениальные поэты XX века – особенно мне дороги. У них я училась и учусь. Нет и не может быть настоящего поэта, способного проигнорировать их влияние, как и физик не может проигнорировать законы Ньютона. Уже одно то обстоятельство, что я работала в литературе в одно время с Юрием Кузнецовым, не могло для меня пройти бесследно. При всей разности масштаба дарования, индивидуального стиля, характера – должно быть что-то общее и наверняка есть. Мы с Юрием Поликарповичем встречались только два раза, и оба раза не успели поговорить, потому что нас моментально разъединяла толпа людей. Конечно, и это не оправдание для меня. Но я ловлю себя на ощущении, что нам и не о чем было говорить, разве что о погоде – все остальное мы друг о друге знали. Кузнецов был для меня тем же, чем был Блок для Ахматовой – эталоном поэта, олицетворением поэзии. Мне было страшно произносить при нем ничего не значащие слова. Ахматова сказала о глазах Блока: «Мне же лучше, осторожной, в них и вовсе не глядеть». Это очень верное ощущение. Как я живу в Кирове. Наверное, мне полезнее было бы жить в столичном городе, но тут уж ничего не поделаешь. Я Москву очень люблю, люблю москвичей - за их открытость, гостеприимство, подвижный внутренний мир. Мы на Вятке куда более замкнутые люди. У меня больше друзей в Москве, чем на родине. Что читаю. Поэтов современности стараюсь по возможности читать всех, но вновь возвращаюсь к очень немногим. Да ведь и читаешь в основном подборки, а сборники далеко не всегда удается достать, и это плохо – нет цельности восприятия, когда имеешь дело лишь с маленьким фрагментом художественного мира. Судить о поэзии, когда в ней сам работаешь, очень нелегко. Небеспристрастная получается картина. Из моих ровесников по художественным установкам мне ближе других «жесткие восьмидесятники» - Михаил Шелехов, Александр Хабаров, Владислав Артемов, Михаил Попов. Сюда же я отнесла бы рано ушедшего из жизни Бориса Рыжего. С огромным удовольствием читаю стихи Евгения Чепурных. Из женщин выделила бы Диану Кан. Не стану перечислять все пристрастия. У нас много прекрасных поэтов. У нас хороших поэтов больше, чем способно переварить общество. Я читаю все, что пишет Валентин Распутин. Я его перечитываю. Это художник ряда Толстого и Достоевского, просто мы пока этого не поняли в полной мере. Так мне кажется. Владимира Личутина читаю, наслаждаясь богатством его языка. Он напишет заметульку в газету – и то просто объедение получается. Белов, Крупин – это тоже титаны нашего времени, они по-прежнему определяют пространство русской прозы. Прозаикам труднее, чем поэтам. Вот Николай Дорошенко ведет сайт, тащит на себе груз общественной работы, честно бьется за правду как публицист. А у поклонников его талантливой прозы сердце кровью обливается, они ждут от Дорошенко новых произведений. Я читаю много прозы, это прекрасная школа для поэтов. Читала я и Пелевина, и Татьяну Толстую. «Ну а Хейли? Ну и Хейли мы читали, и не раз!».
Светлана, скажите, пожалуйста, чем для Вас закончилось Ваше "хождение во власть"? Поясняю - были у нас депутаты Верховного Совета Белов с Распутиным, ни страну, ни культуру не спасли. А время, своё, творческое, потеряли... Уважаемый Алексей Алексеевич, здравствуйте! Я не была во власти в том смысле, как Вы себе это представляете. Я работала в органе исполнительной власти Кировской области, и эта должность по величине была примерно такая же, как у гоголевского Башмачкина или Мармеладова у Достоевского. То есть я была мелким чиновником. Между крупными и мелкими чиновниками – пропасть. Мелкий чиновник и в наше время – это ничтожное существо. И люди на этих должностях работают не ради спасения страны (от них ничего не зависит), а ради куска хлеба, потому что у всех – семьи, дети. В мои должностные обязанности входило обеспечение деятельности губернатора области. Говоря человеческими словами, я готовила тексты, которые губернатор направлял за своей подписью: поздравления, письма, предисловия к различным изданиям и т.п. Это довольно рутинная работа, и она, как говорит молодежь, действительно «выносит мозг». Я находилась на гос- и муниципальной службе 10 лет, вблизи наблюдала деятельность трех губернаторов и одного мэра и не считаю это время потраченным зря. Во-первых, я многое узнала. Во-вторых, если что-то не написала – так это только хорошо для меня. Я просто не стала плодить количество одинаковых стихотворений: это было бы никому не нужным перепроизводством. Если на что-то направлять силы в литературе – так на качественный прорыв, а не на тиражирование уже достигнутого. В коридорах власти у меня появились новые замыслы, новые идеи. И сейчас я пробую их реализовать. Если получится – хорошо. Не получится – тоже не страшно.
Добрый день, Светлана Анатольевна! Рада приветствовать Вас, Николай Владимирович! Неужели Вы думаете, что сегодня в Кремле кому-то нужно поэтическое слово?! Зачем?! Может быть, я чего-то не знаю, сидя далеко от Кремля, но я давно уже не наблюдала там никаких литературных запросов. Пресловутые «встречи с писателями» - это всего лишь пиар-акции, рассчитанные на непосвященных. Поэтому и приглашают авторов тиражной развлекательной литературы, широко известных в стране. Не Путин их пиарит, а они – Путина, как бы он ни кокетничал с экрана. И напрасны сетования, что он мог бы пригласить других писателей, более достойных. Не мог бы, никак ему нельзя! Поэтому ни на Кремль, ни на Краснопресненскую набережную, 2 в обозримом будущем не следует возлагать больших надежд. А на Охотном ряду, насколько мне известно, бывают и серьезные писатели – кстати, во многом благодаря деятельности Ларисы Георгиевны Барановой-Гонченко. С законодательной властью легче работать, и здесь, на мой взгляд, возможны пути плодотворного сотрудничества. Творчество некогда очень популярных поэтов Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной обесценилось, как только прошла мода на эти имена. Впрочем, у них есть свои поклонники и сегодня. И поэты не совсем уж бездарные, объективно говоря. Мне они не близки, но это дело вкуса. Проходит время – и все расставляет на свои места. Поэтому нам не придет в голову сравнивать творивших в одно время Роберта Рождественского и Николая Рубцова: это явления разного порядка. В отличие от того же Евтушенко, Булат Окуджава куда более популярен и в наши дни. Это культовая личность, корпоративный автор, и пока есть кому вокруг него курить священный фимиам – о нем будут помнить. На мой предвзятый взгляд «человека восьмидесятых годов», творчество Окуджавы – это апофеоз словоблудия. С Высоцким все сложнее. Что сказать – не знаю. «Чапай думать будет». Как только во всем мире стиль «хиппи» сменился на стиль «яппи», популярность поэзии резко упала повсюду. И Россия – еще не в худшем положении. Австрийские поэты рассказывали мне, что муниципалитеты регулярно выделяют им деньги на издание книг. «Но на презентацию приходят лишь родственники автора и муниципальный хор». Они уже давно забыли, что такое поклонники таланта, а у нас, как говорится, такой институт существует. Так что будем надеяться на лучшее!
Здравствуйте, Светлана Анатольевна! Добрый день, Филипп Александрович! Мне ближе художники, работающие в реалистической манере, но вносящие в нее свою индивидуальность, развивающие русскую школу живописи. Может быть, ответом на Ваш вопрос станет одно из моих стихотворений. Как мне кажется, смысл этого стихотворения применим и к Вашему творчеству. НА КАРТИНУ А. ВЕПРИКОВА «СИНЬ И ЗОЛОТО» Переметный барак незапамятных лет, Так мы жили, не зная, что можно пенять Нет в России пустот, позабытых полей, Видно, так и завещано нам выживать Журавлиная к северу тянется нить, Я искренне желаю Вам, Филипп Александрович, новых творческих взлетов, успеха и счастья!
Уважаемая Светлана! Хочу задать Вам неудобный вопрос, связанный с одним из лучших Ваших стихотворений "Фельдшер" 2008 года. Мы с Вами одинаково, и советские родом, и православные по вере люди. Может, поэтому мне и близок образ Вашего фельдшера. Старенький фельдшер, всю жизнь лечащий односельчан, приходит к нынешним развалинам своей больницы. Как и все сельские больницы, она уничтожена. "Нынче никто не содержит такие в нищей деревне большие больницы". Одни руины, мертвое село, и - на контрасте : "А за околицей, у косогора Церковь покрасили, восстановили". Уважаемый Владимир Григорьевич, здравствуйте! Очень рада, что Вас «зацепило» стихотворение «Фельдшер». С глубоким уважением отношусь к Вашим напряженным раздумьям о судьбе русской земли, о роли писателя в деле спасения всего того, что дорого нам в России. На мой взгляд, в тексте стихотворения «Фельдшер» нет противопоставления церкви и больницы, и церковь, хотя ее «покрасили, восстановили», не является для села чужеродным явлением, потому что «тянутся к ней просветленные лица». Значит, людям и церковь нужна. Повторяюсь, это в тексте. Наверное, в жизни можно наблюдать и другие картины. А смысл стихотворения как раз в том, что и фельдшер, который «не ходит молиться», не противопоставлен нашей православной вере. Вам близок его образ, но этот образ, как мне кажется, близок и Христу. Ведь и Христос в его земной жизни исцелял больных, и Христа по земле вело чувство долга и самопожертвования. И еще расскажу Вам, как церковью пытались спасти вятскую деревню Кувакуш. Деревня эта стоит недалеко от границы с Коми-Пермяцким округом, в живописнейших местах. Я побывала там в 2003 году. Предприятие, на котором трудились жители деревни, ликвидировалось. Из-за некомплекта детей пообещали закрыть и школу. С закрытием школы вековой деревне приходил конец. И вот патриоты родной деревни, муж и жена Коньковы (он – глава поселения, она – директор школы) пытались спасти Кувакуш. Во-первых, они насмерть стояли за школу. Чтобы увеличить количество детей, привезли в Кувакуш своих внуков из города. Ходили и уговаривали молодые семьи родить еще одного ребеночка, чтобы перспектива у школы была. Внутри школы – все уставлено и увешано детскими рисунками, поделками: «Это чтобы разжалобить комиссию». А когда увидели, что никого не разжалобить, стали строить церковь. «Может, из тех деревень, где церкви нет, люди к нам переедут». Коньков стоял в райцентре на рынке с шапкой, ему предприниматели пожертвовали, но немного, хватило только на фундамент. «И то хорошо, пусть все знают, что церковь строится». Я не знаю, чем кончилось дело, слухи доходят противоречивые. Безвестный героизм жителей Кувакуша закрыт от областного центра темными лесами. Сюжет для небольшого рассказа… Есть деревни, которые держатся только потому, что возле них есть кладбище. Там умирать удобно: не надо далеко ехать хоронить. Стих «Фельдшер» заканчивается строками: «Слишком уж долго живу я! Так долго русскому жить человеку не надо». В тексте эти слова не закавычены, они не фельдшеру принадлежат, автор говорит их о себе. Ведь невозможно на все на это смотреть.
Уважаемая Светлана! Вы - поэт сложившийся, состоявшийся, как мастер знающий себе цену, давно прочувствовавший свою силу. Понятно, что в начале творческого пути были люди, была среда, формировавшая Вас вкусово и ремесленно. Кто были эти люди? Насколько Вы верили им и в них, было ли что утаивать, скрыто выращивать в себе против их советов? С какого момента Вы почувствовали (если почувствовали), что более не нуждаетесь в водительстве, что сами не заблудитесь, да и других выведете? Что значит для мастера его профессиональный цех? Не связывает ли? Не подгоняет ли ненужной соревновательностью? Не достаточно ли для самореализации окружить себя лишь читателями и поклонниками? Уважаемый Василий Владимирович, приветствую Вас! На вопрос о людях и среде я уже отчасти ответила. Но Вы правы, что-то еще формировало. Мне просто от природы повезло, у меня характер такой, не слишком податливый. Смолоду я наслушалась всяких советов, но большинству из них, хоть убей, следовать не могла. Ручей можно перегородить, забросать землей, но он все равно выскочит и пойдет дальше, не особенно над этим раздумывая, а лишь следуя своей природе. Возможно, мне помогло то, что я вообще довольно бездумна («И не думай, вовеки не думай, для чего надо жить и дышать»). Приведу пример совета, которому я не смогла последовать. В 80-х годах редактор кировского литературного альманаха решил опубликовать мое стихотворение «Ночной грузовик». Это была первая публикация в книжке. Сами понимаете, молодой автор осчастливлен! И вот редактор говорит: «Не нравится мне фраза «О полюс, покою противоположный! Твои мне сигналят надсадные фары». Давай «надсадные» заменим на «манящие»!». Редактор, как Вы догадываетесь, был прекраснодушный шестидесятник. Ну, я отказалась менять. Из-за этого у меня и первая книжка вышла, когда мне было уже 32 года. Вы помоложе меня, но я догадываюсь, что Вы тоже успели отхватить свою порцию «полезных советов» от прекраснодушной и необязательной когорты учителей, влюбленных в Евтушенко, Аксенова и КСП-шную песню. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!». Мне почему-то не казалось, что все это очень уж здорово. Если мне не нравилось, я и не училась. А училась, если мне это подходило. Я один раз осмелилась возразить даже Кожинову. Он мне сказал: «Если ты соединишь в своих стихах то-то и то-то (не помню что), то выйдешь на уровень «тихих лириков». Я прикинула и сказала: «Не могу Вам этого обещать, Вадим Валерианович, не совмещается. Ведь я ж не Байрон, я другой, еще неведомый избранник». Дерзость, конечно. Но это тот самый случай, где ни к чему политкорректность и толерантность. И Кожинов это понял правильно. По поводу толпы читателей и поклонников. По большому счету, настоящий писатель одинок – независимо от количества поклонников. «Ты царь. Живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум». На мой взгляд, ум не должен заморачиваться количеством поклонников или недругов. Но если кто-то хотел бы возлежать на лаврах под опахалом и в окружении сорока девственниц – его право, я не возражаю.
Уважаемая Светлана! Долг платежом красен, поэтому у меня тоже несколько вопросов. Уважаемый Геннадий Викторович! Отвечаю по порядку. Поэзия открылась в раннем детстве, я об этом выше уже сказала. Тогда это была русская поэзия. В деревне детского садика не было, и я сидела в школе, у мамы на уроках литературы. По малолетству я вообще не знала, что литература и жизнь – это разные вещи, и у меня «в чердаке» все перемешалось: то ли было со мной, то ли я вообразила из стихов. Когда мне исполнилось 6 лет, сгорело здание школы, стоявшее за нашим домом. Пожар был ночью, тревожно гудел набат, в небе по ветру летели пылающие книги и тетради. Родители вывели меня на улицу и показали пылающее здание: «Вот, если будешь играть со спичками, точно так же сгорит наш дом!». После этого лет пять подряд мне приходило в голову: а может, я тоже сгорела в ту ночь? Может, все, что я вижу, мне только снится, или же я успела вычитать это в книгах. Вот так по-глупому я и втянулась в это дело. Телевидение – это система линз, которая сильно искажает действительность. На кировском областном телевидении мне приходилось выступать очень много, и каждый раз я сожалела об этом. Нам вбили в голову, что телевидение – это слава и успех, а слава и успех – это телевидение. Из-за этого миллионы людей чувствуют себя неполноценными, а всякий, кто мелькнул на голубом экране, кажется им всемогущим баловнем судьбы. И вдруг они узнают, что этот баловень, в отличие от Аллы Пугачевой, живет с ними рядом. Нет, известность в наше время требует надежного укрытия в высокой башне из слоновой кости с охраной по всему периметру! Тебя один раз показали по телевидению – и к тебе уже потянулись всевозможные ловцы удачи, несчастные, несправедливо обиженные, хватающиеся за всякую соломинку. Люди наивно думают, что ты способен им помочь, а ты хотел бы – но не можешь, потому что ты сам такая же пылинка, как и они. Но объяснить это не удается, потому что – телевидение! Площадка звезд! В 90-х годах я отрабатывала спонсорские деньги и, естественно, должна была мелькать и на ТВ, и в прессе. Вот тут-то я и увидела оборотную сторону известности. Меня даже маньяк преследовал. Написал две тетради стихов, посвященных мне, с самыми опасными фантазиями. Были там и такие слова: «Золотые ищете камни, а вас любят простые, нищие парни». Нищие парни! Прозорливо сказано. Прямо Душечка из комедии «В джазе только девушки», которая охотилась за миллионерами, а нарывалась всегда на неприкаянных саксофонистов. А графоманы!.. Да Вы, Геннадий Викторович, и сами все это хорошо знаете. Так что не надо мне ни центрального телевидения, ни радио, ни больших тиражей. Все это для такой нищеты, как я, лишь усложняет жизнь. «Зарыться бы в свежем бурьяне…». Ахматова и Цветаева. Восхищаюсь, преклоняюсь, чту. Но училась я у мужчин. Чтобы поэзия жила в XXI веке, надо что-то делать. Накопилось опасное количество одинакового, которое пора переводить в качество. Какие пути – не знаю, но я их ищу. Может быть, смена жанра; может быть, заимствование возможностей прозы. Надеюсь, что не я одна ломаю над этим голову. У поэтов, входящих в Союз писателей, разные мечты. Есть среди нас и такие, кому достаточно членского билета СП, с помощью которого можно решать некоторые бытовые проблемы. Например, показал удостоверение зубному врачу, - он проникся уважением и выдернул зуб без боли. Многие хотят известности, славы, новых книг. В этом нет ничего плохого, это хороший двигатель для поэта. А книжки куда девать?! Как их сбывать с рук, чтобы они не проломили пол в квартире? Между тем потенциальные читатели разбросаны по всему русскоязычному пространству планеты. Например, книжка лежит в Брянске, а читатель – в Приморье. Если читатель найдет адрес автора, он напишет и попросит выслать ему книжку. И мы, авторы, за свой счет посылаем книги нашим читателям. Сами – нищие, а инвестируем в культуру, причем выгоду от этого имеет только Почта России (монополист). Что тут скажешь? «Молчите, проклятые книги, я вас не писал никогда». При этом я не исключаю, что из федерального бюджета выделяются деньги и на писателей. Возможно, они направляются не в Союз, а в учреждения культуры. Ну, например, на проведение юбилея Некрасова. И вот где-то тихой сапой прошел небольшой вечерок, а в чиновничьих финансовых отчетах – грандиозное мероприятие с миллионными затратами, с приглашением «дорогостоящих» поэтов Геннадия Иванова, Светланы Сырневой и кого угодно. Нас все-таки еще очень «держат за лохов». Но это отдельный разговор – как нам обустроить Союз писателей. Положение трудное, но не безвыходное. Думаю, что в регионах есть положительный опыт. Собирать его на сайте, обсуждать – это уже какие-то шаги вперед.
Светлана Анатольевна, Владимир Путин предложил создать список из 100 книг для обязательного чтения. Кого бы из поэтов и прозаиков вашего поколения вы бы включили в этот список? Добрый день, Сергей! По правде говоря, я затрудняюсь с ответом на Ваш вопрос. Я об этом списке из ста книг почему-то впервые слышу, и такая идея не представляется мне удачной. Если в список должны войти ныне живущие писатели, то это означает, что немногие избранные получат огромные преференции за счет всех остальных. Между тем в Союзе писателей России сформулированы конкретные предложения по оказанию государственной помощи писателям, не ущемляющие ничьих интересов. Кроме того, реализация такого проекта (список из ста книг) таит в себе коррупционную составляющую. Надеюсь, это обычный предвыборный популизм, и дальше слов дело не пойдет. Определять литературный процесс XXI века, конечно же, будут те, кто сегодня молод, кто делает, может быть, только первые шаги в литературе. Здесь мне трудно сказать что-то определенное: я слишком мало знакома с творчеством молодых. Но по фрагментам своих знаний могу сказать, что есть таланты, есть новизна. Русскую литературу рано хоронить, это однозначно. Уверена, что в новом веке будут звучать голоса прекрасных, сильных поэтов, безвременно ушедших из жизни на рубеже веков, - Виктора Лапшина, Юрия Беличенко, Виктора Дронникова…
Светлана Анатольевна, здравствуйте. Я из Вологды - города "избалованного" поэтами. В том числе и женщинами: Ольга Фокина, Нина Груздева, Лидия Теплова... Отсюда и первый вопрос - с творчеством кого из названных поэтов Вы знакомы? (и насколько, и повлияло ли оно на Вас?) Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Слава Богу, Вологда избалована не только поэтами, но и прозаиками. Из названных Вами поэтических имен мне знакомо только имя Ольги Фокиной (но, возможно, это просто мое невежество, недоглядела). Непосредственно поэзия Ольги Фокиной не оказала влияния на мое творчество, но источник, из которого произрастают сильные стороны таланта Фокиной, в чем-то помог и мне. А этот источник – русская народная поэзия. Ольга Фокина самобытна, но подражать ей нельзя: это будет вырождением. Стихи Фокиной органичны, питаются мощными соками народной жизни. Это, безусловно, лирика прежде всего женщины, и здесь я не вижу ничего плохого. Кстати, Кожинов считал недостатком моих стихов именно отсутствие ярко выраженного женского начала. Так что вопрос о женской поэзии еще не решен, он открыт для дискуссий. Такой поэт, как Ольга Фокина, должен был появиться в литературе, это не случайное явление. Когда говорят о «женской поэзии» в негативном смысле, прежде всего имеют в виду многочисленную когорту неоригинальных поэтесс, ограничивающих свое творчество миром личных переживаний. Настоящий, подлинный, сильный талант женщинам достается реже, чем мужчинам, и они, как правило, платят за него слишком дорогой ценой.
Здравствуйте, Светлана Анатольевна! Прочитал с интересом уже заданные Вам вопросы, так что повторяться не буду. Задам всего лишь два вопроса: Уважаемый Виталий Геннадиевич, здравствуйте! В отношении поэтов я фаталистка. У них – судьба, и здесь не может быть сослагательного наклонения. Я знаю талантливых авторов, которые дожили до преклонных лет и до сих пор не перестали толкать впереди себя табличку с надписью: я мог бы стать…но мне помешали недобрые люди…вовремя не рассмотрели во мне талант… Всегда жаль такого человека: он искренне верит в то, что причина его неудач кроется вне его собственной личности, и на это убивает свои силы, драгоценное время. Литература, искусство вообще – жестокая вещь. Это рулетка. Рок, невезение возможны. Однако трудно представить себе Есенина, «сошедшего с колес» из-за того, что Зинаида Гиппиус на него косо посмотрела. И она была не единственная, кто травил молодого поэта, приехавшего из деревни. А Рубцов? Могу себе представить, чего он наслушался в начале своего творческого пути! В молодости невозможно предугадать, кто – ручей, а кто – река. Река в своем начале тоже ручей, но тут уж кому какая судьба. Безусловно, талантам надо помогать. Но человек должен понимать, что за него его собственный путь не пройдет никто. Вы, Виталий Геннадиевич, правы в отношении «сопротивления материала». И это касается не только молодых авторов. Это беда нашего времени. Сегодня легко издать книгу, двадцать книг, сделать себе рекламу. Легко прославиться. Но исчезают, вымываются из писательской жизни подлинные творческие задачи: достичь новых высот в своем ремесле; сделать то, чего не делали до тебя другие; в полной мере реализовать отпущенное тебе дарование. Художник сам делает свой сознательный выбор. Или считать главным в своей жизни собирание почестей, наград, званий, лестных отзывов, всех возможных знаков общественного внимания, быть похороненным в гробу с позументами – и на следующий день тебя благополучно забыли. Или – трудная дорога художественных поисков, смелых задач, одиночества и лишений. В этом случае, даже если человек не гений, он неизменно остается в сердцах как символ преданности своему делу, как яркий пример для грядущих поколений писателей. Я и к первому пути отношусь с пониманием: как жить – это личное дело каждого, это неотъемлемое право любого человека. Но второй путь мне как-то ближе. Мой адрес и телефон есть у Н.И. Дорошенко. Искренне желаю Вам счастья и вдохновения!
Светлана, добрый день. Добрый день, уважаемый Николай Федорович! В регионах все зависит от умения писателей договориться с исполнительной властью. Очень важны активность, авторитет, менеджерские способности руководителя местной писательской организации. Надо понимать, что чиновник привык решать проблемы не с группой, а с одним представителем группы, способным четко и ясно сформулировать предложения, умеющим грамотно оформить необходимые документы. Распространенная ошибка писателей – ходить толпой на прием к губернатору или его заместителю. Как правило, писатели надеются, что тут-то все и решится. Это не так. Если уж рискнули пойти - все должно быть решено до встречи. Сама встреча – лишь вывеска, формальность. Все должно быть заранее проговорено, зафиксировано в документах. Озвучивать на такой встрече можно лишь то, что обговаривалось предварительно, по чему чиновник принял решение. А у нас происходит все наоборот: писатели копят сокровенное и начинают выкладывать его прямо на ковре. Причем с бурей вполне понятных эмоций. В итоге – обиды на чиновников: я просил, а они не дали. Как бывший чиновник я могу с большой долей уверенности сказать: в регионах можно вполне успешно решать писательские проблемы. Но надо делать это грамотно, по установленным правилам. Если мы озвучиваем проблему, нужно сразу же предложить возможные варианты ее решения. Ответ чиновника надо внимательно выслушать, в нем может содержаться ценная информация. Наш брат писатель, услышав «нет», дальше перестает слушать, а напрасно. Конечно, от лояльности властей тоже очень многое зависит. Но это та гора, которая к Магомету никогда не пойдет. В регионах писатели знают всех чиновников и вполне могут просчитать, чего можно ждать от губернатора, от его зама по культуре, от главы департамента культуры. Исходя из этого и следует опираться на более результативную фигуру (это может быть даже начдепкультуры, если он способен убеждать вышестоящее руководство). Например, в Кировской области сейчас очень удачный зампред председателя правительства по культуре – А.А.Галицких. Он – филолог по образованию, талантливый педагог, эрудированный человек, демократичен в хорошем смысле. С ним можно решить не только текущие вопросы, но и успешно реализовать новые проекты, увеличить бюджетное финансирование. Еще одна распространенная ошибка писателей – выходить с предложениями, когда бюджет на следующий год уже сверстан. Просить надо в период с января по май, иначе будет поздно. И, наконец, добрая воля регионального руководства – это подарок судьбы. Был у нас губернатор В.Н. Сергеенков, который сам придумал и помог осуществить замечательный проект «Литбригада». Правительство области из своего гаража предоставляло машину, на которой группа писателей (от 3 до 10 человек) выезжала в район. Ответственный чиновник администрации заранее согласовывал с районом программу встреч (3-4 встречи в день). Писатели выступали не только в районном центре, но и в крупных населенных пунктах. В каждой поездке мы выступали перед школьниками, книголюбами, ветеранами, и непременно – перед чиновниками райадминистрации. Состав выездной бригады, естественно, менялся. За год мы объехали почти все 39 районов. Я не ожидала, что эффект будет таким поразительным. Помнила по советскому времени, что людей насильно сгоняли на встречи с писателями. Сегодня все не так. Люди в глубинке изголодались по общению, для них наш приезд был событием. Помню, в одном из сел нам запланировали выступление перед строителями. Приходим в клуб – там никого. В дверь осторожно заглядывает рабочего вида мужичок: «Вы кто – артисты?» - «Да нет, мы – поэты». – «А-а», - говорит мужичок и исчезает. Ну, разочаровали! Понятное дело, зачем мы строителям? И тут дверь снова открывается, и в зал гуськом, осторожно, входят все двенадцать строителей. И садятся тише мыши. И мы целый час читали им стихи, а они слушали, открыв рот. Мы выступали перед работницами маленьких фабрик, перед сельскими тружениками, перед учащимися колледжей, перед продавцами. Однажды приехали в сельский клуб на занятие кружка «Женщина». Заходим в зал, а там – пять женщин и штук сорок детей от грудного до старшего школьного возраста. А нас, поэтов, двое, и оба не пишут детских стихов. Что делать? Пришлось мне вспомнить, что я когда-то была учительницей. В общем, своих стихов мы там не читали, но встреча прошла на одном дыхании, и когда мы уезжали, дети тянули нам вслед свои ручонки. Мы сами за этот год узнали столько, сколько не узнаешь и за десять лет. Но что самое главное. Вот говорят, что литература сегодня никому не нужна, что телевизор все заменяет. Это неправда. В наших маленьких городках, в поселках, в деревнях пропадает благодатнейшая аудитория. Мы там обычно дарили свои простенькие, на дешевой бумаге книги, но люди нам говорили: «Вы и толстые привозите, мы купим!». Так что «все врут календари», якобы простому народу нужна одна лишь развлекательная литература. Это специально запущенная утка коммерческих писателей. Вторжение секретариата СП России иногда требуется. Особенно в тех случаях, когда местным писателям нужна авторитетная поддержка в каком-то их начинании. Вятские писатели, помнится мне, обращались к секретариату не раз, и нам ни разу не отказали в помощи.
Уважаемая Светлана! Как вы относитесь к знаменитому пушкинскому: «Поэзия должна быть глуповата…» Должен ли поэт быть умным и считаете ли вы себя умным поэтом? Гениальное высказывание русского гения, и я всецело его поддерживаю. Пушкин раскрыл секрет своего волшебного дара и дал нам в руки беспроигрышный художественный прием. Надо только умело им пользоваться. Заметьте: не «глупа», а «глуповата». Этого очень трудно достичь искусственным путем. Отсюда следует, сам поэт как человек не должен быть слишком умным. Но и не должен быть дураком. Я считаю, что мне в этом как раз повезло. Для умного человека я малость глупа, для глупого – слишком умна. По уму я набираю «очко», золотую середину. Для поэзии она в самый раз. И вообще, у нас в семье за ум отвечает мой муж, он же обеспечивает мне географические, технические и научные сведения. Кстати, тот же Пушкин сказал: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом». Тайное торжество творца для меня почему-то важнее земной славы. Может, я слишком люблю себя, слишком самодостаточна. Умными людьми замечено, что славы чаще всего ищут люди, не совсем уверенные в себе. Но я не считаю стремление к славе излишним для поэта. Добавлю, что уверенность в себе у меня природная, и она, к сожалению, не распространяется на повседневные вещи. Например, я боюсь больших городов, незнакомых мест. В таких случаях мне всегда нужен провожатый. Согласитесь, очень плохая особенность. Поэтому я мало езжу, мало путешествую. Ликовала, и не раз! По глупости своей, конечно. Потом посмотришь и видишь, что все совсем не так хорошо, как показалось вначале. Сама я у себя люблю не те стихи, которые чаще нравятся читателям, а те, в которых зашифрована моя правда о себе. Например, «По дороге плетется машина…», «Русский секрет», «И когда, уходя, ты взглянул назад…». Спасибо Вам за очень интересные вопросы! ВСТРЕЧА-ОНЛАЙН ОТ 2.02.2012 Г.
| |
|
Уважаемые коллеги и посетители сайта "Российский писатель"!