Геннадий Максимович Ёмкин

Геннадий Максимович Ёмкин родился 8 февраля 1961 г. в г. Арзамас-75 (ныне Саров). В 1976 году окончил 8 классов средней шк. №5. В этом же году поступил в Лукояновское педагогическое училище по специальности преподаватель физкультуры. По окончании училища в 1979 г. вернулся в свой город. В этом же 1979 году поступил в Арзамасский педагогический институт на биолого-химический факультет. Осенью 1979 г. призван в ряды Советской Армии. Службу проходил в Туркмении, Афганистане, на Дальнем Востоке. Военная специальность «авиационное вооружение». Демобилизовался из рядов СА в декабре 1981 г. За время трудовой деятельности сменил несколько специальностей: педагог в школе, лаборант, техник, инженер, оператор котельной, таксист, плиточник. Был частным предпринимателем.
Автор трех сборников стихов «Мне навеки дарована Русь» (Саров, 2000), «Пусть в жизни все произойдет» (Саров, 2007), «Княжий щит» (Саров, 2010), публикаций в региональных и центральных изданиях.
Член Союза писателей России. Живет в г. Саров Нижегородской обл.

ЗЕМНОЕ РЕМЕСЛО
Я рос, как злак и сорная трава –
Сквозь дёрн, сквозь камень корни проникали.
И потому, тяжёлые слова
Мою гортань с рожденья напитали.

Я, так считаю, в жизни повезло –
(хотя и небо высотой манило)
Меня вскормила истинная сила.
И я земное славлю ремесло,

Давно и крепко веря, навсегда,
Как в истину, что есть вода и пламень,
Что землю держат хлеб и лебеда,
И ремесло, тяжёлое как камень.

Живите так и вы, мои слова!
В корнях своих упорство находите,
Как злаки или сорная трава…
Я верю вам. И вы не подведите!

***
Огородик за слепенькой хатой.
Речка бродит в сухом камыше.
Лес простуженный. Луг кочковатый.
А поди – прикипело к душе.

Из последних, по стылой воде
Жёлтый лист проплывает медлительно.
Знаю, больше не будет нигде
Так покойно, светло, так пронзительно.

А казалось бы – речка да лес,
Куличок на излучине вроде бы…
Свет неярких осенних небес…
Отними, не останется Родины.

***
              Александру Фигареву
Ограда, выгон, дальний лес.
Аукнешь – катится волнами.
И лошадь, что стоит в тумане…
Каких ещё тебе чудес?
Ещё сказать о чудесах?
Изволь;
С ладони лошадь кормишь
И,
Вдруг себя на мысли ловишь,
Что тонешь весь в её глазах.
Сморгнёт каурая сейчас
Меня
И,
Нет обратно хода.
И ты иначе на природу
Из лошадиных смотришь глаз.
Губою верхней, чуть дрожа,
К руке потянешься за хлебом….
А человек под этим небом –
Конечно добрая душа!

Нам не возможно без чудес.
Дожди идут не мимоходом,
Но,
Улыбнувшись,
Вдруг природа
Зовёт, зовёт скорее в лес!
Я знаю здешние леса,
Придёшь с добром –
Добром отпустят.
Ну чем скажи не чудеса
Вот эти рыжики и грузди!?
Осинник, что багряно-жёлт
И,
Чудом, лишь не облетает
И,
Лошадь,
Что вот-вот заржёт,
И,
Эхо,
Что вот-вот растает.

ВАНЮША
Не упитан, не начитан, -
Где мозги и где живот…
А врачи – ну что врачи-то, -
Сказали: «С Богом, пусть живёт!»

Что же, с Богом – значит с Богом,
Ничего, давай держись!
Повернулась к Ване боком
Вся судьба его и жизнь.

В кедах стареньких идёт,
Телогреечка не лучше.
Кто-то скажет: «Идиот!»
Кто-то скажет: «Эх, Ванюша…»

Живёт. Копает огороды
За миску деревенских щей.
Доволен он любой погодой.
Мальчишки дразнятся: «Кощей!»

Он на мальчишек не в обиде,
Он не в обиде вообще.
Он не такой как все – он видит
И понимает суть вещей.

Он с птицами, и тополями,
И с ветром в поле говорит.
Не говорит он только с нами,
А почему – не говорит…

***
О, виды русские ночные
Укрытых снегом деревень!
Дымы высокие печные.
И небо всклень, и звёзды взвень!

Ничто души вот так не тронет,
Как этот вид, как этот лад.
И месяц в облако утонет
Как в печку русскую ухват.

Там в звёздах-угольях пошарит,
Как тот ухват.
Да зазвенит,
Да чугунок достанет с жару,
А в нём картошечка парит!...

О, счастье русское!...
Эпоха!
Ты счастье русское не тронь!
Когда с ладони на ладонь
И скачет, и парит картоха!

Обшелушу мундирчик ей…
Макну заместо соли в звёзды…
Ещё бы в подполе груздей
Достать,
Да ладно,
Нынче поздно…

Замкну плотнее на ночь дверь,
Да в печь полешечков подброшу
И стану думать о хорошем …
О чём же думать мне теперь...

…когда январь!
И небо всклень!
И звёзды взвень!
И месяц пляшет!
О, виды русских деревень!
Покой небесный и домашний…

МАШКА ТЕРЕНТИЙ И Я
Какая даль!
Какие расстоянья!
Леса дремучи встали в полный рост.
То в деревеньку въедем без названья,
То вдоль дороги сгорбится погост.

Возница спит.
Лошадка чуть не дремлет.
Колёсный скрип…
Летучий ветерок…
Душа всему открыта, всё приемлет.
Душа – Отчизну впитывает впрок.

Уж вечереет.
Солнца полукружье
В дремучий ельник тонет неспроста.
Вот – вот уснёт в туманах Заветлужье,
Как детство спит за пазухой Христа.
Воды коснётся лунная дорожка,
Вернутся в гнёзда птичьи голоса,
Господь прикроет тёплою ладошкой
Лесным избушкам сонные глаза.

Вот так и едем,
День наверно третий…
Всё, что имеем, делим на троих;
Кобыла Машка, древний дед Терентий
И городское чудо среди них.

Очнулся дед у самой древней хаты.
И, ну лошадку сходу распрягать.
Лишь обронил:
- Нам далече не нады!
Мы тута, паря, станем ночевать!

А я ему, всю радость не скрывая:
- Да я навечно жить останусь тут!
Ты укажи лишь, лешой, засыпая,
Куды до утра приложить хомут?

Вот так и едем,
День наверно третий…
Душа поёт, как перепел в овсе!
Дымит махоркой атомной Терентий,
Да соловей колдует в колесе.

Приехали.
Вокзал – базар – морожено.
До поезда – огромных полчаса.
- Родные! Слышь? Тут плакать не положено…
…тут кончились лесные чудеса.

Прощаемся.
Вдоль гулкого вокзала
Мелькают сумки. Лица и вихры.
- Терентий! Машка!
Что с глазами стало?
- …да это, паря,
С дыму, от махры…

САМАЯ РОДНЯ
             Александру Нестругину

            «…так в избе деревянной
            Добрый Филя живёт».
            «…и ответил мне: - Ночевай!»
                                    Николай Рубцов

Лунища!!!..
Круглая, – в полнеба!
А звёзды частые настоль,
Как будто кто горбушку хлеба
Солил, да и просыпал соль.
Мой путь тревожен, долог, снежен.
Но, слава Богу, что порой
Среди равнины мировой
Стоит изба, дымя прилежно.
Нет, не мираж! На самом деле
Стоит себе – трубой дымит!
А ветерок январский еле…
Дымок ладошкой шевелит.

Не зря про хлеб да соль в пути
Подумал.
Отряхнусь от снега.
- Хозяин! Примешь ли?
- Входи…
Пошто морозить человека…
На вид угрюм и нелюдим.
В рубахе векового ситца.
- А как мне звать Вас?
- Никодим!
Ответит, скрипнув половицей.

Согреет чай.
Курить предложит.
Тулуп накинет на меня.
- Вы, Филе родственник, быть может?
Ответит:
- Самая родня...

… сидим…
Довольные судьбой,
Да самосадный дым ворочаем.
Слова округлые, как обручи,
Катаем редко меж собой.
- Индийский… со слонами чай…
Чуть погодя;
- Промежду прочим!..
Того…
Однако…
Не серчай, чего не так...
- Вы…
Добрый очень!

- Спокойной ночи Вам желаю!
Скажу, проваливаясь в сон.
- Спокойной…
Скажет
Задувая,
Свой керосиновый огонь.

Чего он там ещё ответил,
Склонившись к древнему огню,
Не помню…
Помню, что приветил
Меня - как самую родню!

МАРШ-БРОСОК
            Памяти деда моего
            Ёмкина Степана Елисеевича

Древний,
А с утра в поход,
Курева купить да спичек.
Не меняет дед привычек
Тридцать уж какой-то год.

До сельмага – через дом,
Да ещё - через дорогу,
Да, - назад ещё потом.
… возвернулся…
Слава Богу!

Не абы да как беспечно,
Чтобы вкривь-наискосок,
Завершает дед к крылечку,
Как на фронте марш-бросок!

Сел на лавочку с дороги,
Задымил, - аж мухи мрут!
Снял протезы.
Сразу ноги
До земли не достают.

Балагурит:
- Во!
Пригоден!
Чем ишшо вам не солдат!?
… на груди вздыхает орден,
Словно в чём то виноват.

КАПИЩЕ
Эти древние корни славянства
Глубоко и широко легли.
Корни крепко сжимают пространство,
Что до сих окрестить не смогли.

Там вздыхает дремучее нечто,
Там такое твориться окрест!
Что кропили, крестили вечно –
Не уходит из этих мест.

То аукается, то плачет,
То смеётся, как береста
Крест его не переиначит
Корни глубже легли креста.

Ты попробуй пройди без крика
По долине и по горе,
Если в полночь дубы со скрипом
Проворачивает в коре.

И трепещет окрестная местность
Ожидая, что там и тут
Корни вынырнут на поверхность
И опять глубоко нырнут.

БРОНЗОВЫЙ ЖУК
Вот и в наши края добралось
Травяное славянское лето.
Все леса и озёра насквозь
Нисходящим пронизаны светом.

Смолянистый, душистый, лесной
Дух летает на каждой поляне.
Жук из бронзы гудит надо мной:
– Тут молились и пели славяне!

Древний житель из прошлого дня,
К смене лиц и наречий привычный!
Ты запомни теперь и меня,
И ладони в соку земляничном.

Может быть, через тысячу лет,
Прилетая на детские крики,
Прогудишь: – Тут когда то поэт
Перепачкался весь в землянике!

Будешь древнею бронзой гореть.
Будут травы дышать чудесами.
Будут дети на это смотреть
Голубыми моими глазами.

***
Из глубины веков одна
Стрела летела.
Она пронзила времена
И все пределы.

От крови чёрною была
По всем законам.
Она сквозь многие тела
Прошла со стоном.

Звенела кронам и корням -
Какая сила !
Я к ней шагнул - она меня
Насквозь пронзила.

Теперь сокрытые пути
И тайны знаю.
О том поёт в моей груди
Дыра сквозная!

И с этой силою мне жить.
Но даже с Богом -
Лишь о немногом говорить,
... молчать о многом.

ГОЛОС НЕВЕДОМЫЙ
Встаю на стремена -
Провидеть суть и дали,
Какие до меня
Не многие видали.

Мой чуткий конь храпит.
Туман со всех сторон.
Любой просвет грозит
Явлением времён!

Дрожит мой верный конь.
Направо и налево
В тумане, что ни тронь,
Могучего посева :

То время до креста,
То крестное знаменье,
То тёмные уста
Грядущего явленья!

- А кем сюда ты зван?!
И повод жжёт ладони!
Не зря в такой туман
Ходить боятся кони.

ТЕНЬ ВЕЛИКОГО МОНГОЛА
Засмотревшись на солнце востока,
Не сегодняшний вижу я день.
Зря кричишь ты, пустая сорока,
На вчерашнюю славу и тень.

Верховые мелькнули высоко,
Ичигами давя стремена –
Это память метнулась с Востока,
Пробудились в крови времена.

Не кричи ты, пустая сорока,
Ты не ворон, что вечности брат.
Ворон видел – все кони Востока
Тень Монгола несли на закат.

В той тени ковылем зашумела
Вековечная степь и свистят
До сих пор времена и пределы,
Это стрелы востока летят.

Это русские крепи пылают,
Это шлет ярлыки Каганат,
Это русские бабы рожают
Черноглазых по юртам ребят.

Не кричи ты, шальная сорока!
Это дело совсем не твоё.
То, как я породнился с Востоком
Знало сытое вороньё.

Не кричи ты, напрасная птица,
Запредельны такие дела!
Ковылями истлели глазницы
Там, где тень от Востока легла.

Не кричи надо мною, сорока!
Это ворона ремесло!
Там, где я породнился с Востоком
Крепко все на крови проросло!

От того ли, под бабкины сказки
Мастерил то стрелу, то клинок?
От того ли анютины глазки
Смотрят пристально на Восток?

Верховые мелькнули высоко,
Это конница времени мчит!
Что ты знаешь об этом, сорока?
Ворон знает. Но ворон молчит.

ВОРОНОЙ
Покатилось солнышко
Да за лес дремучий...
Вороны над полюшком
Поднялися тучей.

Смотрят, смотрят вороны,
Ищут да не хлебушка.
На четыре стороны
Раскачали небушко.

Вглядывались вороны,
Да и углядели.
И в закатну сторону
Тучей полетели.

А в той самой стороне,
Травами укрытый,
На рубежном на холме
Я лежу убитый.

Ходит рядом вороной,
Звякая уздою.
Мне ни мёртвой, ни живой,
Не помочь водою.

Жду пожду вас, вороны,
Положив головушку,
За родиму сторону,
За родимо полюшко.

Попируйте, вороны!
А затем летите
На родиму сторону
Весточку несите,

То что ворог не один,
Да притих до времени.
Пусть растет мой малый сын,
Привыкает к стремени.

Улетели вороны
С весточкой до милой...
А закатна сторона
Дышит чёрной силой.

Вороной мой вороной!
Друг ты мой старинный!
Если помнишь путь домой
Уходи до сына.

НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА
Разомлело славянское лето,
Полудрёма, полуденный зной…
Я услышал сказание это
От старухи дремучей одной.

«… прежде явлено было дупло,
Вслед ему народилось и древо.
Все тропинки к нему замело
Сплошь травой колдовского посева.
Это дерево наоборот.
А дупло - мировая прореха.
Только тот это древо найдёт,
У кого прежде голоса эхо…
Это дерево вечная суть
Мировая,
Взросло не случайно,
Если ночью в дупло заглянуть –
Обнажаются смыслы, и тайны!»

Говорила,
Но в россказнях сих
Я не видел ни проку, ни смысла.
Замолчала.
И ветер затих
И опять полудрём повисла…

Разве сказок мы слышали мало?
Ребятню только этим пугать!
Всё же в ночь на Ивана Купала,
Я пошёл это древо искать.

Зазмеилась тропинка лугами,
Где обманные травы в цветах.
Закачалась земля под ногами,
И тропинка, рассыпалась в прах.

… ночью травы ползучие цепки,
Ночью кроется что-то в кустах!
Ночью, с каждой качнувшейся ветки,
Вместо птицы срывается страх.
… не оно ли?
Вокруг загудело!
За спиною сомкнулись леса!
Ветер дунул в дупло
И запела
Ночь в округе на все голоса!
Заходили великие страхи,
Закружились виденья вокруг,
Это – явлены верные знаки,
Что ступаю в означенный круг!
Тут поверишь, - не зря, на Купала
Тропка каждая - кругом ведёт,
Что старуха не зря указала
Где трава колдовская цветёт!

Всю - то ночь, надо мною кружилось,
Хохотало, ревело, неслось!..
………………………………………
Не дай Бог, что бы с вами случилось!
Не дай Бог, что бы вам довелось
Выйти в ночь на Ивана Купала,
И причастными таинству быть,
Разве сказок вы слышали мало,
Что б змеиной тропою ходить?

… лишь под утро тропинка вильнула
К огородам, знакомой ветле,
Где старуха в тумане мелькнула
И умчалась на вечной метле,
От того, что на узенькой тропке,
Где умылся росою лопух,
Самый красный в деревне и громкий
Закричал на рассвете петух!

Слава Богу, что вышел из круга,
Петухам, что так дерзко поют!
Если встречу сегодня старуху,
То спрошу:
- Не Ягою зовут?

КУСТ РЯБИНОВЫЙ
              Памяти Марины Цветаевой
Все чувства строже и полней,
Когда над родиной вечерней,
Когда над родиной моей –
Звезды рождается свеченье.

Я объяснять Вам не берусь,
Зачем вот так во мгле тревожной
На повороте вспыхнул куст –
Что отвернуться невозможно…

Зачем звезда полней и строже
И сердцу сделалось больней?
И одиночество полней,
И отреченье не возможно…

Я объяснять Вам не берусь,
Вы сами знаете, Марина!
Что если у дороги куст
Встаёт –
Особенно рябина…

ВОРОБЬИ
Слово выдохнешь – враз зазвенит!
Снегом скрипнешь – далёко несётся!
Солнце маковкой тронет зенит –
И от холода съёжится солнце.

Воробьи же, дрожа под стрехой
И над крошкою каждой радея,
Хорохорятся всё же! И смеют
Не желать себе доли иной.

На ладони мужицкой, поди,
Их полдюжины враз уместится,
Но размером его не суди,
Воробей, брат, великая птица!

Дай то Бог им и зёрен, и света.
А мороз, не такая напасть,
Что бы им до весны и до лета
Забиякам родимым пропасть.

ЁЖИК
Грустный ёжик нос повесил
И бредёт через туман
Со своей ежиной песней
По ежиным по делам.

А иголки он взъерошил
По причине той простой –
Потерял, такой хороший,
Перочинный ножик свой.

Плачет зяблик, плачет сойка.
Ёжик тоже зарыдал.
А грибов в тумане столько!
Жалко, ножик потерял.

ВЕЧЕР
Вечер пришел так неслышно.
Стало прохладно в сенях.
Ветер, как крупные вишни,
Звезды качнул на ветвях.

Тени ложатся все дальше.
Грезит черемухой сад.
Как откровенно, без фальши
Здесь соловьи говорят!

Слышно, как в тальниках дальних
Там, где волна набежит,
В горлах волшебных, хрустальных
Воздух прозрачно дрожит.

Выйдет луна на ущербе,
Встанет за облачный край.
Думаю – рай не на небе,
В этой вот местности рай!

Где откровенно и просто
Так говорят о любви
В небе качаются звезды,
А на ветвях соловьи.

Эту вот жизнь принимаю,
Ей, словно девушке рад!
Слушаю – и понимаю
Что соловьи говорят.

ЖЕРЕБАЯ
Лошадь встала ко мне бочком,
Мордой рыжей ко мне повернулась.
Я с привычкой такой знаком –
Незнакомцев встречать, прищурясь.

Доверяет не очень пока...
Ну, иди же, иди! Дам хлеба я.
Эк, раздула свои бока,
Раскрасавица ты жеребая!

– Лошадь! Знаешь, я тоже был
С незнакомцами настороже,
После многих из них полюбил –
Так пришлись они по душе!

Я такой же, как ты, красавица,
Осторожный, тревожный весь...
Только, если мне кто понравится,
Подружиться почту за честь!

Ну же, ну же, давай потихонечку
Губы к хлебушку протяни!
Буду крестным я жеребеночку,
На меня, как на друга, взгляни!

Твой хозяин – крестьянин искони.
Он с тобою поднял огород,
Косит сено и верит искренне –
Работящим будет приплод.

Только я от тебя не пользы
Жду, и помощи малой даже.
У тебя же морда, как роза!
Ну иди же! Иди!
Поглажу...

ЦВЕТЫ НА СТЕКЛЕ
Сведу дыханьем на стекле цветы,
Их лепестки и листья кружевные.
Немного жаль, хотя и не живые,
Космической, хрустальной красоты.
Но, ближе мне мерцающих красот,
Земной удел и все цветы земные –
Невинные, простые полевые,
О них душа уставшая поёт…

И вспомню лето.
В зыбких берегах
Река несла таинственное нечто,
Оно вздыхало призрачно и млечно,
Текло в овраги, таяло в лугах.
И пахло мятой около воды.
А как свистели ласточкины крылья!
И облака сквозные в небе плыли,
И мне смеялись, кланяясь, цветы.

Ещё,
я вспомню лошадь на лугу
Жеребую,
Бредущую в тумане.
Как подошла
И,
Что- то между нами
Открылось вдруг на зыбком берегу.

Как было много света и воды!
И лошадь мне в глаза смотрела долго…

Уж не она ли мне дышала в окна?
И надышала белые цветы…

БРОШЕННАЯ
Ну что, собака! Здравствуй, стало быть.
Ну что ты, что ты! Разве столько плачут?
Потерянная?
Брошенная… значит…
Пойдёшь со мной?
Я знаю, как дожить.

Тебе по жизни тоже, вижу я,
Не многое от праздника досталось.
Ну, ничего, такие вот, как я,
К собакам всем испытывают жалость.

Давай с тобой устроим так дела,
Чтобы вдвоём не думалось о худшем.
Вон как тебя худоба подвела!
Начнём с того, что мой разделим ужин.

Я постелю тебе шикарный плед.
Хозяйка нас за это не осудит…
Её портрет из чёрной рамки студит
Моё жилище вот уж столько лет…

Мы разговоры будем говорить.
И за окно смотреть, и быть причастны
К тому, что на луну не станем выть,
Ну, если только в крайности…
Согласна?

Ну, вот и славно!
Не пеняй на жизнь.
Она – такая сложная наука…
Махни хвостом и, лучше улыбнись,
Тому, что мы нашли с тобой друг друга!

ЯБЛОНЕВЫЙ САД
Старый сад сегодня тих и болен,
Доверяет мысли мне о том,
Что с высоких льется колоколен
Весть о светлом, тайном, неземном.

Где-то птица крикнула лесная,
И тревожно стало на душе
Оттого, что осень расписная,
Может быть, последняя уже...

Видел я, что сад ночами плачет
И по небу ветками скребет.
Только это, милые, не значит,
Что к нему цветенье не придет.

Потому, любимые, живите
Так, чтоб я за вас всегда был рад,
А весною в гости приходите
В этот старый яблоневый сад.

Приходите в мае. Свет небесный
Хлынет вдруг. И грянут соловьи –
Это я вас встречу бестелесный:
– Здравствуйте, хорошие мои!

НОЧНАЯ СМЕНА
            Эдику Ивашову
Освоив множество профессий
И все приняв как Божий дар,
Я знаю, всех одна полезней
И всех достойней – кочегар!

Пройдя нелёгкую учёбу
В котельной, где грохочет пар,
Я на себя одел как робу,
Как кожу! – Званье – кочегар.

С упорством, многим не знакомым,
За совесть и за медный грош
Я шлак ломал тяжёлым ломом,
Его иначе – не возьмёшь!

Какие в топке бились краски!
И я давление держал,
Ругаясь смачно, как заправский
Последний самый кочегар!

Летела пыль. Метались блики.
Насосы выли, как могли!
И в этот миг я был великим,
Был кочегаром всей Земли!

Я был уставший до предела,
Но я гордился сам собой!
Земля по космосу летела,
Дымя котельною трубой!

ПРОРАБ
С утра ваяю – сваю забиваю.
Прораб велел. Прораба уважаю!
Мужицкий корень, сам из работяг.
Он сам ломался крепко за пятак.
Он сам копал бульдозера почище
И нес домой усталые ручищи.
Он и рублю и слову цену знает,
Он работягу крепко уважает!

Прораб с утра шутнул: «Интеллигент!
Осилишь этот хрупкий инструмент?»
И бросив веских слов еще пяток,
Вручил огромный, грубый молоток.

И я с утра ваяю и ваяю –
Уже шестую сваю забиваю!
На совесть забиваю, матерясь!
Труда и слова осязая связь.

Прораб орет: «А ну давай седьмую!»
И я даю! Я каждой жилой чую,
Как та седьмая вздрагивает глуше,
Как та седьмая проседает глубже.
Седьмую забиваю, матерясь,
И с ней такую осязаю связь,
Что кости крутит, что прораб молчит,
Что сердце громче молота стучит!

А вечером стотонный молоток
Прораб возьмет, и скажет мне:
- Браток!
Осваиваешь крепко ты науку!
И обожжется о протянутую руку.

НА ОТКОСЕ
Эх, какое вокруг просторище!
Что оглядывать даже долго.
Ну, скажите, что может быть еще
Сердцу русскому ближе Волги?

Волны в берег. Такой ветрище –
Чаек сносит, дышишь с трудом!
Нет, такую любовь, дружище,
Не откладывают на потом.

Это Родина! Слышишь? Родина
И закат зажгла и зарю.
И за все, что под ними пройдено,
Только Родину благодарю.

За такую любовь, дружище,
Никогда не становятся с краю,
Объяснения ей не ищут
И не как-нибудь умирают!

БУКСИРЧИК
Ветер бьется в грудь откоса,
Волны бьются о причал,
И слетают чайки косо
И пронзительно кричат.

Чайки знают – это утро,
Ветер знает – что пора!
А барже проснуться трудно,
Тяжело пришлось вчера.

Поперек волны и Волги
От Самары вверх и вверх.
И баржа зевает долго...
Ведь заснула позже всех.

Но буксирчик шустроватый,
Работяга и боец,
Ей сигналит троекратно:
– Просыпайся, наконец!

Тянет ей канат, как руку,
Знает – барже не легко.
И ворчит:
– Вставай, подруга,
Ведь до Нижнего – ого!

Ну а сам уж еле дышит,
Нарасхват да на бегу.
– Отдохни! – кричу,
Не слышит,
Лишь сигналит:
– ПО- МО- ГУ!

У РЫБАЦКОГО КОСТРА
Среди заволжских рыбаков,
Совсем не ради укоризны,
Я этой ночью был готов
Поговорить о смысле жизни.

Сидели долго у костра,
Закусывали и курили,
О том, что жизнь то - не проста!
Мы спорили и говорили.

Был каждый – тёртый, не простой.
Но, как то, чтобы не обидеть,
Твердили всё же: - Городской!
Ну, где тебе ее увидеть?!

- Но ничего, земляк! Живём!
Рыбалим, растуды-два уха!
Водою, Волгою живём...
И волны в берег били глухо.

Но вот июньская заря
Над Волгою и над лесами,
В полнеба красками горя,
Решила споры между нами.

И каждый крепко ладил снасть,
Рассчитывая на удачу.
И крепла между нами связь.
А как на Родине иначе!

БАРЖА
Баржа грудью легла на Волгу,
Волны режет враз пополам.
Ей идти еще долго-долго,
Посылая гудки берегам.

И идет она по фарватеру,
Только так и можно идти!
Капитан с командой по-матерному
Разговаривает в пути.

Лишь совсем посторонним, случайным
Это кажется развлечением –
Словно баржа идет играючи
Против Волги, против течения.

Даже чайки, что рядом крутятся,
Рыб серебряных теребя,
Понимают, что баржа трудится
И совсем не жалеет себя.

Ей идти еще долго-долго
По фарватеру, а не мутью.
Баржа грудью легла на Волгу
И ее раздвигает грудью.

***
Поэту надо, - чтобы печь…
В подслеповатом с краю доме –
Свои стихи в сомненье жечь
И душу греть, и греть ладони.

Поэту надо, - чтобы бросили
И думать многие о нём.
И золотые, ближе к осени,
Шары за ситцевым окном...

СОМНЕНЬЕ
            «Поэт как волк, напьётся натощак…»
                                    Николай Рубцов

Поэт напьётся натощак
В своей прокуренной квартире,
Как на духу признавшись лире,
Что всё - не то! Что всё – не так!

Но слов ответных не услышит.
Слова у лиры так тихи…
А на столе сомненьем дышат
Великолепные стихи.

СПАСИБО ВАМ
Когда снаружи ветер детским плачем
Зайдётся
И не выйти без огня
Прислушаюсь…
А что всё это значит,
Как будто вдруг окликнули меня?

И настежь дверь…
Её закрыть нельзя!
На огонёк, без всяких там прелюдий,
Ко мне пришли мои учителя.
Спасибо вам, мои родные люди!

Слова, молчите! Вас отныне нет!
Лишь снежный скрип да звёздное мерцанье…
Усни мой разум! Этот лунный свет
Сильнее обретённого познанья.

………………………………………..

Уже вот-вот белёсо… рассветёт.
Как жаль, что вам нельзя не торопиться!..
Но та, что след ваш помнит, половица
Ещё не раз
Протяжно
Запоёт.

ПЕПЕЛ
Поэт особится от прочих,
Он редко с кем заговорит.
Он носит маску, он не хочет
Огласки, что внутри горит.
Умрет.
А мастер скорбных дел,
Желая маску снять посметрно,
Воскликнет:
- Боже! Весь сгорел…
Отдайте этот пепел ветру…

СТАЯ
Тебя позвали в стаю,
Теперь ты станешь волком,
Теперь на тех, кто с краю,
Ты будешь дыбить холку.

Тебя позвали в стаю,
А там такой обычай,
Что те, кто ходит с краю,
Становятся добычей.

Сегодня ты не с краю,
Ты в свите вожака.
Тебя позвали в стаю,
Ты будешь сыт пока.

Пока не ходишь с краю,
В добыче знаешь толк,
Пока не скажет стая,
Что ты уже не волк.

ВОЛЧИЦА
Вчера убили волка егеря.
Не просто так убили, а по праву.
За то, что самый дерзкий из зверья,
За то, что стаду он чинил потраву.

Вчера волчица выла от тоски
Не на луну, а на свою потерю.
И, тыкались в опавшие соски,
Прозревшие едва четыре зверя.

Вчера убили волка егеря,
Но овцы блеют в страхе отчего-то…
И я подумал: зря убили, зря –
Теперь волчица выйдет на охоту.

А от природы суке быть хитрей
Назначено, чтоб выкормить породу.
И нет надежды впредь на егерей,
Когда волчица выйдет на охоту.

ТРЕЩИНА НА ЗЕРКАЛЕ
Трещина по зеркалу легла.
Раньше я не видел этой трещины.
Раньше в доме женщина была.
А теперь не стало в доме женщины.

Брошен пояс…
Видно не нашла…
Видно так из дому торопилась,
Что, как только трещина явилась
…не в неё ли женщина ушла?

Затянулась трещина на нет…
Видно, небывалое сбывается!
И шипит,
Ушедшей, пояс вслед,
Кольцами под зеркалом сливается.

СЕРЁГА
Я себе не придумывал Бога.
На хрена огород городить!
Вот он – рядом идёт по дороге,
Нам одну сигарету курить.

Он хромает на левую ногу,
Как и я, он ещё не женат.
На задании – просто Серёга,
А в казарме –«товарищ сержант».

Он шагает по пыльной дороге.
Вместо нимба – повязка в крови,
И не знает, не знает Серёга,
Что сегодня он будет убит…

У Серёги такая наколка!
Синий, с крыльями парашют!
Мы ходили вчера в самоволку,
А сегодня Серёгу убьют…

А пока матерится Серёга,
Проверяя свой боекомплект:
- На хрена мне придумывать Бога
В девятнадцать не полные лет…

СО СВИДАНЬИЦЕМ
Сидит на облаке солдат
Чуть-чуть левее Бога.
Ну, здравствуй, брат!
Ну, как ты, брат?
Обнимемся, Серёга!

А я в санбате, я в бреду
Лежу, наверно, с пятницы,
Давай-ка, думаю, зайду
По-свойски на свиданьице.

Давай-ка двигайся, солдат,
Я так устал с дороги.
Поклон тебе от всех ребят
И курева немного.

Ты не смотри, что вся в пыли,
Открой, Серёга, фляжечку.
Давай, чтоб крылья проросли
Не больно сквозь тельняшечку!

Да вместе с Богом не гляди
В глаза мне виновато.
Сегодня сам смогу дойти
Без ног до медсанбата.

Сидит на облаке солдат
Чуть-чуть левее Бога.
Ну, что же, брат! До встречи, брат!
Обнимемся , Серёга…

ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
Снилось нам, что мы ещё не циники,
Злости в нас - ещё ни на вершок.
Но проснулись и открыли цинки,
И по тридцать вставили в рожок.

Покурили молча натощак,
На буржуйке хавку разогрели.
А вчера «двухсотыми» в Спитак
Арутюн и Гарик улетели…

Тридцать первый – лишним не бывает…
И окурки вдавливая в пол,
То, что снилось, напрочь забываем,
Тридцать первый досылая в ствол.

ГЛУХАРЬ
А я однажды слышал глухаря.
Я глухаря увидел на охоте.
Всё было, как учили егеря.
И палец лёг ласкать курок на взводе.

Брусника прошлогодняя краснела.
А бровь, зарёй, легла на птичий глаз.
Я это видел в прорези прицела.
Я эту прорезь видел
…много раз…

А птица била крыльями о мох
И песнею выпячивала шею!
Как хорошо…
Что выстрелить не смог.
Я, в птицу,
Почему то не умею...

***
Я оставляю за собой –
Быть в поле ветром или птицей.
Я оставляю за собой –
Мессиям ложным не молиться.

Я оставляю за собой –
Не пить ваш яд, не брать из сум.
И править собственной судьбой,
Как огнепальный Аввакум.

Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Стихи разных лет
ПРИХОДИТ ПАМЯТЬ ПО НОЧАМ. К 26-й годовщине вывода советских войск из Афганистана
Стихи 2013 года

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную