- Русь себя не хранит!
                    Разломилось Отечество!
Как же больно в груди! - восклицает Рубцов.
И душа вместе с ним птицей-ангелом мечется,
И срывается дождик, как пули свинцов.

Набрели на зимoвье в промозглой болотине,
Развели костерок для себя, для души.
- Клюква есть, погляди!
                    Я тоскую по Родине! -
И Рубцов замолчал, будто плакал в тиши.

Ночь упала, как смерть, позакрыла прогалины
Между чёрных стволов, зацепила лицо.
- С утреца наберём! -
                    на фуфайке подпалину
Не спеша загасив, заключает Рубцов.

Леденеет земля и молчит Мироздание,
Млечный путь заморожен, как белый язык.
Смотрит в небо Рубцов
                    и таинственным знанием
Видит взорванный век и грядущего лик.

Он расстался с тоскою и жизнью несытою,
С тихой Родиной, гдe
                    страсти мира сплелись,
Где кровавыми звёздами клюква рассыпалась
И стихами рассыпалась горькая жизнь.

РОДИНА
          Какая неожиданная грусть -
          На склоне дней подсчитывать утраты
          И понимать, как распинают Русь
          Моих времён иуды и пилаты.
                              Станислав Куняев

Родина распятая, взгляни,
Как взрываясь огненными смерчами,
В бездну века протекают дни,
Вместе с ними вся страна заверчена.

Исчезает русский материк
С памятью народной,
          с Божьей церковью.
Может, остановимся на миг
В ясном храме
          и за жизнь зацепимся.

Засмеёмся и отринем грусть,
Встанем на холме, на возвышении,
Чтоб очистить от пилатов - Русь,
Уберечь её от поношения.

Притекут в Россию благодать,
Исцеленье, радость и сияние.
Быть распятой, значит испытать
Высшее, святое Богознание.

ПРАЗДНИК РУССКОЙ
ДУХОВНОСТИ И КУЛЬТУРЫ
«СИЯНИЕ РОССИИ»
В ИРКУТСКЕ
                    Валентину Распутину

Над Россией лёд ломается,
Перестала стужа выть.
Валентин Распутин мается:
Быть России иль не быть?

Русь - и слава, и трагедия -
Горькой участи верна…
Почему стоит последнею
В жизнь хорошую она?

Знать и чувствовать немыслимо,
Что мы - страждущая голь.
Валентин Распутин выносил
За свою Россию боль.

В нём святым
        Господним пламенем
Засветился русский край,
В сердце вспыхнуло, как знaменье:
«Русь Великая - СИЯЙ!»

…Всё несбыточное сбудется,
И низринутся враги.
Боже праведный, Распутину
И России помоги!

Нам нужны его старания,
Нам нужна его любовь,
Чтобы «Русское Сияние»
Омолаживало кровь.

* * *
Боже! Отчизна, куда же ты делась?
Как же ты нами в пути прогляделась,
Будто сошла под уклон.
Всё порывалась за ночь зацепиться,
В бездне пропала ночная столица.
Где тот последний заслон?

Гляну в окно: нету дна и предела,
Родина тоже меня проглядела.
Я - твой пропавший пиит.
Вон, над душою, как столб придорожный,
Тяжкий, как сон, как душитель острожный,
Аспид ли, демон стоит…

Шарю рукой мимо белого света,
Брошена пашня и роща раздета.
Сор под рукою да мох.
Всё-таки, в тёмном краю умирая,
Хочется крикнуть у самого края:
- С нами Россия и Бог!

ДЕРЕВНЯ
Посреди дороги древней
В тишине почую Русь.
И душой к родной деревне,
Как к иконе, прислонюсь.

И увижу: в тёмном небе
Так и кружит вороньё.
То кровавый снег, то пепел
Век мой сыпал на неё.

У деревни сто отметин,
Сто зарубок, сто могил:
Кто любил её на свете,
Кто мечами порубил.

Слава Богу, что живая,
Что не мёртвая она.
В небе рана заживает,
Красным полымем полна.

Утром вышла за воротца
Бабка - принести воды -
Протянулись до колодца
Будто Ангела следы.

Гляну в поле, на угоры,
Постою, утишу грусть,
И на русские просторы,
На заборы помолюсь.

* * *
          Я камин затоплю, стану пить.
          Хорошо бы собаку купить.
                                        Иван Бунин
Дерюга, неба ли хламина
Лежит над грустною землёй.
Я ночью сяду у камина,
Посыплю голову золой.

Скажу стране: - Прощай, Россия!
Жизнь вышла боком, стала дном,
Где тверди нет.
          Одна трясина
Под нами ходит ходуном.

И нет уже ни слов, ни пашен,
Ни удивления, ни слёз,
Ни становых Кремлёвских башен,
Ни опадающих берёз.

И там, где красная калина
Ещё мерцает над рекой,
Я в доме сяду у камина
И стану пить за упокой

Моей земли с берёзкой рыжей,
Моей страны, достигшей дна.
Собаки нет.
          Мне руку лижет
Хозяин бездны - сатана.

* * *
У меня коровы нету.
Но как только алый круг
Заскользит по белу свету,
Я иду на мокрый луг.

Острой бритвою-косою
Я размашисто кошу.
Даже в полдень под грозою
Травы-павы тормошу.

Ливень кончится.
                    И мокрый,
И счастливый, и живой.
Я лежу в прокосе мордой
И навзрыд дышу травой.

Солнце катится по свету,
И кошу до зорьки я.
А корова ходит где-то,
И, конечно, не моя.

Вянут травы, подсыхают,
Я их нежно ворошу.
Запах Родины вдыхаю,
Сено-облако ношу.

У меня коровы нету,
Но я выйду на лужок,
Разыщу корову эту
И сметаю ей стожок.

* * *
Завалило город ватой.
Время свадеб подошло.
«Хлопцы, сватью или свата
Засылайте на село.

Там, где тихие криницы,
Где ещё пшеницу жнут,
Вас окрестные девицы
Под подсолнухами ждут.

За женою, за девицей
Поезжайте на село.
Там у них такие лица,
Будто солнце их зажгло.

Там, у каждой - крупорушка,
Там, у каждой - ремесло».
И поверил я старушке,
И поехал на село.

«Как алмазу дать огранку?» -
Думал я, спеша во мглу.
Посмотрел: как будто танки
Прокатились по селу.

Деревенские останки
Три-четыре бабки жгут.
И в сельпо две наркоманки
Наркомана-принца ждут.

НЕВИДАННЫЙ СОН
Ночью мне снился невиданный сон:
Мир без обмана.
Ангел садился на чистый песок
Русского стана.

Всё было нашим - Россия, Москва,
Поле и солнце.
Где нам свои не качали права
Шляхта, эстонцы.

Крым, Севастополь - родные углы,
Их не украли.
А Украина, ребята-хохлы -
Русскими стали.

Снилась Россия счастливых людей,
Сильных, не слабых.
Снилась Москва без масонских затей
И без Зурабов.

Надо уже было к свету вставать,
Дворник загаркал.
Тут понесли сбереженья сдавать
Сто олигархов.

Каждый из них приносил триллион
В Госбезопасность…
И Абрамович украсил мой сон,
И Дерипаска.

Я издавал то ли смех, то ли стон,
Дух мой дивился.
Ах, какой чудный и правильный сон!
Жаль, что не сбылся!

УЧИТЕЛЬНИЦА
Она идёт через дорогу
В своей подбитой, старой шубке.
Какой ей быть, угодно Богу,
А ей вослед несутся шутки,

Что, мол, такая - никакая!
Одета плохо, не по моде.
И воду вёдрами таскает,
И пропадает в огороде.

Что нет причёски, маникюра,
Богатства нет, детишек двое.
Ещё, представьте, эта дура
По мужикам ночами воет.

Она идёт и слов не слышит,
Которые - любого - ранят.
А дома двое ждут мальчишек.
И стол, и два цветка герани.

Она идёт к своей недоле,
Несёт крупу и булку хлеба.
Но даже в темень среди поля
Ей Божьим светом светит небо.

СВЯЩЕННИК
Подлинный русский священник,
Встав на амвон в Рождество,
Верит, что будет прощенье
Паствы заблудшей его.

Строгий, творящий молитвы
У пресвятого креста,
Духом возросший для битвы,
Зиждится верой в Христа.

БУДЕТ грехов отпущенье
Тем, кто собою являл
Веру, святое смущенье,
Душу бедой закалял.

Людям дано ощущенье -
Духом становится плоть.
Веру дарует священник:
Истина - это Господь.

Истина стонет в народе,
Сердцем её приголубь,
Пусть она в каждого входит,
Будит духовную глубь.

Верящий, встань на колени,
Кайся! Душа не пуста.
Пастве дарует священник
Вечное тело Христа.

* * *
          Русая девочка, женщина,
          Плакали те соловьи.
                    Владимир Соколов
Как наше время изменчиво.
Русь растворилась в умах.
Милая девочка, женщина,
Мы потерялись впотьмах.

Ищем слова не затёртые,
Ищем простое жильё.
Ищем себя, или гордое
Русское имя своё.

В поле -
          из клевера скатерти,
Их новый русский продаст.
Вот мы и встали на паперти -
Может быть, кто-то подаст?

- Что ты стоишь, деревенщина? -
Крикнут ревнители дна.
Милая девочка, женщина,
Не уходи из окна.

Вьюга смертельная стелется
Вдоль по земле роковой.
Глянь, как хазарами делится
Русский пирог вековой.

Смотрит устало и жертвенно
Родина, ставшая дном.
Милая девочка, женщина,
Ты умерла за окном.

* * *
Как пела девушка над полем,
Как будто пела высота.
Свивались доля и недоля
У Православного креста.

Не распадался мир на части,
И свет стоял среди села.
Как пела девушка над счастьем!
А, может быть, его ждала?

Как пела девушка над вербой,
Над сердцем Родины седым.
И становился воздух серый
Среди России золотым.

Как пела девушка, листая
Страницы жизни молодой,
Как будто к сердцу шла святая,
Спасала землю красотой.

Нам, обездоленным и сирым,
Дарила мысли о святом…
Так пела девушка над миром
И осеняла мир крестом.

* * *
              Владимиру Харитонову
Такая тишь в пустом лесу. Такая
Промозглая, сырая глубина,
Что кажется, зиме не потакая,
Останется навеки тишина.

Уже не рухнет из небес лавина,
Сплетённая из снежного руна,
Которую бы девочкой ловила
Могучая зелёная сосна.

Здесь вечность,
как дремотная старуха -
Пространство скрыла шалью тишины.
Не видно солнца - золотого уха -
И только утром краешки видны.

Такая тишь, безжизненность такая
Под небом одиноким и пустым…
Застлала землю пелена тугая -
Отечества сгорающего дым.

* * *
Россия. Тоска. Бездорожье.
Угрюмая русская степь.
Убить нам тоску невозможно.
Печаль не посадишь на цепь.

Но вот соберёмся, поедем,
И голая степь поплывёт.
Тоска вместе с нами медведем,
Косматым медведем ревёт.

И нет ни крыльца, ни причала,
Душе с вековечной виной,
Как нету конца и начала
У русской дороги степной.

И, всё-таки, едем и едем
В кремнистой, бессмертной тиши,
И даже на небе не встретим
Другой одинокой души.

Веков и долгов не заметим,
Назад не наметим путей.
А спросят - куда мы? Ответим:
- Ямщик не гони лошадей!

МОСКВА
Вновь о Москве мы, как о друге,
Твердим высокие слова.
Но за распутство на поруки
Пора бы взять тебя, Москва.

Живёшь ты весело, красиво,
Как будто ты во всём права.
Но за убитую Россию
Пора судить тебя, Москва!

Отрава ты, а не лекарство.
Для нации, что не жива.
Ты в государстве – государство,
Единоличная Москва.

В тебе так много фарисейства
И лжедержавной пустоты.
Ты стала капищем еврейства,
Славян утратила черты.

А где же русская столица?
Где память тех, кто пал в бою?
Гляжу в метро в пустые лица
И москвичей не узнаю.

* * *
Где былинки и корни
Поле сочное ткут,
Где поджарые кони
Тёмный космос толкут,

Где становятся звёзды
У избы на постой,
Там я пил чистый воздух
Русской дали святой.

Там высокие травы
В мокрых долах косил,
Добирался до славы
И отравы вкусил.

Возле кручи вселенской
Из родного ковша
Доброты деревенской
Набиралась душа.

То слезами, то кровью
Умывалась она,
А судьба за любовью
Шла во все времена.

За любовью, за пылью,
Как безумная шла,
И разбитые крылья
За собой волокла.

Ах, судьба, ты не меньше
Чем огонь и зола:
Поцелуями женщин
Ты мне губы сожгла.

Не дарила мне башен,
Но творить помогла
И поэзии чашу
Мимо не пронесла.

Ходят рифмы в загоне,
Я открою закут:
Пусть, как чалые кони,
Чёрный космос толкут.

ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ
Он стоит над Москвой, как творение
Богоизбранной силы святой.
В нём и слезы души, и прощение,
И сиятельный свет золотой.

Он - державное, неугасимое
Восхождение к Божьим вратам.
Храм-заступник стоит над Россиею,
Неудобный исконным врагам.

Символ - Вечной Руси - обретающий,
Он стонал от кровавой пурги…
Взгляд вперяли свой испепеляющий
В русский Храм иноверцы-враги.

Храм взорвали России гонители,
Веру чистую в грязь положив…
Храм Христа,
          Храм Святого Спасителя,
Будто вечная истина, жив.

Так читайте молитву, святители!
Поднимайся, России оплот!
Собирайся у Храма-Спасителя
Православный великий народ!

Пой акафист, желай исцеления,
Истреблённый врагами на треть.
И не дай себе - грехопадения!
И не дай тебе Бог - умереть!

* * *
Милые дали, поклон вам земной,
Я не забыл вас доныне.
Целую вечность из детства за мной
Гонится запах полыни.

Не отпускает мычанье коров,
Снег ослепительно-белый.
И прислоняет поленницу дров
К памяти двор опустелый.

Нынче село надломилось прутом
Вместе с пропащей страною.
Господи, где ты, родительский дом,
Тоже стремишься за мною?

Старый мой дом, я тебя не забыл.
Пусть, мы проспали победу…
Под лучезарную песню кобыл
Я к тебе в гости приеду.

Я соберусь, погодите чуток,
Мамины руки и плечи.
Вот только сделаю счастья глоток,
Чтоб не заплакать при встрече.

АФАНАСИЙ ФЕТ
Ах, как он влюблялся! Растрачивал пыл!
Как женщин любил несусветно!
«Бальзаковских» женщин и юных любил.
От чувств избавлялся, но тщетно.

Амбарная книга цифирью цвела,
Там были счета и расчёты.
И, впрочем, чиновничьи были дела…
Но фыркала рифма: «Да, что ты?

Какая цифирь и какие дела,
Когда за амбаром тяжёлым,
К тебе, как из небыли, дева сошла,
И снятся неверные жёны?»

И Фет забывал назначение книг
Своих и амбарных, и прочих…
…И даже когда его возраст настиг,
Он женщин искал между строчек.

Ах, как он влюблялся! В иные года
Терял свои зрелые годы.
И пела душа, и сияла тогда
Великая тайна природы.

Да, были горячие сны и грехи,
Страданья великого Фета.
В бессмертной России - остались стихи,
И в женщинах - сердце поэта.

* * *
Трава себя не загасила,
Ещё волнуется вдали.
Но холодов тугая сила
Её склонила до земли.

Во всём замедленность таится,
Мёд листьев тает по лесам.
И катит солнце колесницу
Едва-едва по небесам.

Едва-едва ручей стремится
И не вскипает среди мха.
В зените медленная птица
Забыла крыльями махать.

И я замедлен. Я вращаю
Круг жизни, видимой едва.
Душа себя не освещает,
И в горле тычутся слова,

Как будто медленные рыбы…
Томится день, томится ночь.
И облака стоят, как глыбы,
Не в силах время превозмочь.

Молчит, осенним сном объята,
Как сторож осени, ветла.
И у реки на перекатах
Заснула щука на века.

* * *
Я Господа Бога увидел во сне,
А утром, когда я проснулся,
Из вечности выпал невиданный снег,
Господь с ним в Россию вернулся.

С утра засветились кресты на церквах
Искрящимся, радужным светом,
В соборе Архангел стоял при дверях,
Вздымал свои крылья над веком.

И не было страха.
          Низринулся страх.
И колокол мерно качался.
Звук сам по себе возникал в куполах,
И снег в лепестки превращался.

Священник, казалось,
          над папертью плыл.
Пошли прихожане к причастью.
Господь верноподданных перекрестил
И молвил: «Врази расточатся!»

* * *
Не уснуть, не найти состраданья
У камней и у старых ракит.
Надо мною, как непониманье,
Равнодушное небо стоит.

Доброты не прочитаны свитки
Точно так же, как музыка звёзд.
В тяжком сумраке - жёлтые слитки
Равнодушно стекают с берёз.

И спросить невозможно у тверди,
Как у зыбкого, скользкого дня:
Почему я ничтожен и смертен?
Почему жизнь уйдёт из меня?

Но природа не слышит вопроса,
И мою не остудит печаль,
Только катит и катит с откоса
Мои годы в бездушную даль.

Сердце в небе звезду выбирает,
Где у Млечной дороги обoчь,
Моцарт «Реквием» скорбный играет,
А Сальери запрятался в ночь.

* * *
Лежит темнота на земле, на воде,
Но там, где над речкой подлещик
Плеснул и затих,
          там пошли в темноте
Разводы чуть видимых трещин.

Мяукнула рысь на еловых ветвях,
Уставшая спать и таиться.
И ойкнула птица, сглотнувшая страх,
В дупле, как в покоях девица.

Ночь в гавани леса, как на якорях
Стояла и тихо плескалась,
Но сдвинулся сумрак, росою набряк,
И ночь на кусочки распалась.

Лес мягкий, как войлок,
                    как вата, сырой
Проснулся.
          В нём солнце играло.
Над речкой туман возвышался горой,
И в нём темнота умирала.

СИНИЦА
Стоит державная зима -
Земного времени столица.
И королева в ней сама -
Великорусская синица.

Она царит в своём лесу,
Где от сиянья больно глазу.
Синица знает жизни суть
И цену каждому алмазу.

Синица в дом ко мне спешит,
Хоть и великая особа,
Но хлебом-солью дорожит,
Как бриллиантами сугроба.

Мы с нею спорим о зиме,
И, кажется, в одном согласны:
Чтоб быть и в силе, и в уме
Нам помогает холод ясный.

Друг друга нам легко понять,
Мы с нею бродим по дорожке,
Она согласна поменять
Брилльянтов горсть
на хлеба крошки.

Потом мы дома пьём крюшон,
Горят румянцем наши лица,
И нам с синицей хорошо,
И хорошо, что есть - синица!

«ФЕВРАЛЬСКАЯ ЛАЗУРЬ»
ИГОРЯ ГРАБАРЯ
Окна неба омыла заря
И ушла, словно дева слепая.
Засветилась лазурь Грабаря -
Русской Родины даль голубая.

Пробудилась от долгого сна,
Покачнулась от вечного снега,
И не слышно сошла с полотна,
И скорей поспешила на небо.

Я февральский, рождённый от бури,
Посмотрю, не поверю себе:
«Что же это случилось в судьбе?
Кто играет
          в «Февральской лазури»?»

Это - Божий вещественный дух,
Это - чуткие к небу берёзы,
Где поэзия веет, как пух,
Не прибитая тяжестью прозы.

Боже мой, голубая лазурь
Распахнула небесные сенцы,
Зыбким холодом зябнет в глазу,
И колотится зябликом в сердце.

В небо гляну - никак не пойму,
Хоть и Игорь Грабарь намекает:
То ли Родина в синем дыму,
То ль из вечности свет протекает.

* * *
На земле, почти у края,
Где беда всё длится,
За тебя, страна родная,
Встану помолиться.

Света Божьего источник
В небе загорится.
Надо мной сосед восточный
Кружит и ярится.

Не кружи, сосед, не майся,
Я тебя не трону.
Мудрым будь и поклоняйся
Собственному трону.

Над моей страной витает
Враг иного толка.
И в самой стране хватает
Вoрона и волка.

Им нужна моя беспечность,
Им нужна Россия.
Но стоит за мною вечность
И Святая Сила.

Вот и выйду к вечной сини,
Где душа и птица.
За тебя, моя Россия,
Буду век молиться!

ПРЕДЗИМЬЕ
Серых небес неразрезанный войлок
Снегом, дождём ли набряк.
Время застыло.
Как лошадь из стойла,
Время не выйдет никак.

Вот и стоит в ожиданье природа,
Не понимает сама:
Кто назначает распутицу года?
Что это - осень? зима?

Серых небес - не меняет погода,
Не протирает окнa.
В далях пустых и пустых огородах
Стелет тоску тишина.

Дней через десять полопался войлок,
С неба кусками провис.
Облако снежное и дождевое
Сшиблись и ринулись вниз.

Всё заходило и сдвинулось с места:
Сёла, мосты, берега.
Пали снега и дожди с ними вместе
На заливные луга.

Люди небесную кашу месили…
Год в свою сторону гнул,
Хаос небес прекратил и насильно
Осень к зиме повернул.

КОБЕЛЬ
Стоит стеклянная зима,
Мороз по лесу кружит,
Вначале строит терема,
Потом в осколки рушит.

В осколках улицы, дома,
Небес кривая полка.
Искрится иглами зима
И у коровы холка.

В стекле постанывает ель,
Терзаемая капом.
Бежит по улице кобель,
Осколки режут лапы.

Луна сквозь зыбистую бель
Стеклянным сном лучится.
Как странно, волкодав-кобель
В подруги взял волчицу.

Он убегает по стеклу
В тайгу сквозь ветви-плети
И, перекусывая мглу,
Во тьме оскалом светит.

Бежит, собак окрестных зля,
В таёжные урёмы,
Там ждёт волчица кобеля,
А волки мечут громы.

Они свою держали кровь…
Была для них ударом
Им непонятная любовь
Волчицы с волкодавом.

Они рычали за глаза,
В распадках тьму шатая.
Но волкодав для них гроза,
И приутихла стая.

Они волчицу стерегли
В холодной Волчьей яме,
Убить волчицу не смогли,
Поскольку - волки сами.

…Весна случилась на дворе.
Растаяли иголки.
Пред Волчьей ямой на бугре
Замельтешили волки.

В глазах у них клубилась мгла,
Им чудилась забава.
Вчера волчица родила
Щенков от волкодава.

Она его всю ночь ждала.
Когда щенки уснули,
Почти к деревне подошла:
Ей помешали пули.

Волчица ринулась назад,
Но волки всё решили:
В просторном логове щенят
Во сне передушили.

* * *
В осеннем лесу и прохладно, и сыро,
Томится земля без тепла.
И скручены листья, как трубочки мира,
И кyрится сизая мгла.

Природа последних деньков не лелеет,
Рябину сжигает дотла.
Берёзы душа обнажилась и тлеет,
Сберечься уже не смогла.

И всё нарастают байкальские гулы,
Пугают ночную сову.
На склоне горы дожигает багульник
До хрупкого пепла листву.

И только шиповник могуче, кустисто
Встречает прохладу небес,
Как будто бы коршун, вцепился когтисто
В байкальский, скалистый навес.

* * *
День за киоском аптечным
Теменью на душу лёг.
Давится сном бесконечность,
Звёзды собрав в узелок.

Плотной фуфайкою небо
Скрыло от глаз города,
Избы и запахи хлеба,
Гомон слоистый труда.

Тело Вселенной поблёкло,
Стихли эфира шумы.
Убраны будто за стёкла -
Рощи, собаки, дымы.

Не с чего быть лучезарной
Мысли, стучащей в висок,
Столб высевает фонарный
Чёрствого снега песок.

Всё расточилось от снега,
Нет ни людей, ни домов.
Столько насыпалось с неба
Белых могильных холмов.

ВАГОН
          Шёл вагон, словно призрак, отдельно…
                    Юрий Кузнецов
Вот случайный вагон отцепился,
По России моей полетел.
Это стрелочник с горя напился
И случайный вагон просмотрел.

А вагон, разрывая пространство,
Всё летел и полмира качал,
Как российское непостоянство,
Как страны никудышний причал.

В том вагоне не люди, а черти
Прошивали ночную пургу,
Отрывали коросту от смерти
И швыряли в кромешную згу.

Пол-России без крика и стона
Умирало от водки и ран,
И шарахался мир от вагона,
И искал в поднебесье стоп-кран.

А в другом, только встречном вагоне,
Мчался русич, могуч и высок,
Словно молния, острой ладонью
Он гробину с чертями рассёк.

– Не справляйте по отчине тризну! –
Крикнул русич земле и векам, –
Сей вагон развалился, как призрак,
Лишь ударил волной по ногам.

РУССКОМУ МИНОМЁТУ
И АВТОМАТУ КАЛАШНИКОВА
Русь моя, ты – росинка на коже,
Ты – мой Ангел у Царственных Врат.
Я – не вор. Не случайный прохожий.
Я – твой сын.
          Я – твой названный брат.

Я судьбой с россиянами схожий,
Я – тяжёл, но порою – крылат.
АКМ – наш «калашников» – тоже
Мой железный, мой истинный брат.

А другой – громогласный, не быстрый,
И таскать его, вроде, не мёд,
Но на местности горной, ребристой,
Сводным братом мне стал миномёт.

Кто там в очередь встал на поминки
По России – у пыльных оград?
Миномёт, раздолбай их в суглинке!
Дай им очередь в ад, автомат!

* * *
Пропадаю, братцы, пропадаю,
Не уйму растерзанную грусть.
Душу свою, что ли, покидаю
И никак в себе не разберусь.

Одиноким волком завываю
Посреди земного островка.
Чувства ли из жизни вымываю,
Словно груды мокрого песка,

Или струны боли обрываю,
Что звучат пронзительно во мне,
Будто своё сердце зарываю
В непроглядной, тёмной стороне.

Вдалеке от собственного дома,
От влюблённых и любимых глаз
Сам в себе спасаюсь от погрома,
Что затеял и любви не спас.

ПОЛОТНО
Опустилось с небес полотно:
То ли древнего времени свиток,
То ль зовущее в небо рядно
Для свиданий с Творцом или пыток.

Подошёл к полотну человек,
Был он вшивый, плешивый, убогий,
Пропадавший в себе целый век,
Никогда не мечтавший о Боге.

Дёрнул раз, дёрнул два полотно,
И оно заструилось, как речка.
– Вот продам его, то-то оно, –
Заблажил полый рот человечка.

Но открылось на небе окно,
И возник будто гром возле солнца:
– Для спасенья Руси – полотно!
И сверкнуло лучами оконце.

Изумился блаженный: – Но-но…
Ить и я об ей думаю. Верно!
И набросил на мир полотно,
И очистил Россию от скверны.

ДЕРЖАВЕ
Кому досталась ты, держава?
В какие влилась берега?
Кого, таясь, во тьме рожала?
Неужто - кровного врага?

С кем честь и власть свою делила?
Не помышляла об ином,
Как в дни разлада и распыла
Перевернуть себя вверх дном.

Ты обнищала и потухла.
Держава ты - или уже
Та девка, что для всех доступна
На площади и на меже.

Ведь ты жила и отражала
Неудержимого врага.
Воистину звалась Держава!
Теперь раздета донага.

В народе со своей виною
Тебе всех болей не объять.
Неужто девкой площадною
Так и останешься стоять?

И, всё-таки, осенней ночью,
Когда в стыде очнёшься ты,
Тебе, как деве непорочной,
Я брошу поздние цветы.

ХРИПЛОЕ ДЕРЕВО
Видел я хриплое дерево:
В нём раздавался не скрип,
Но и не шелест размеренный,
А человеческий хрип.

Дерево тёмное, бурое,
Будто в засохшей крови,
Гнулось под ветром, понурое,
Гнило вдали от любви.

В небо смотрело воронами,
Смертную тайну храня.
Тяжкими хрипами, стонами
Часто пугало меня.

Что в нём таилось и кашляло,
Билось, как сотня оков?
Тайна ли спряталась страшная
Или сомненье веков?

Я к нему душу примеривал –
Выспросить, что в нём и как?
И прохрипело мне дерево:
– Я твоя совесть, дурак!

* * *
Мир кривой, как будто в зазеркалье,
Стол кривой и потолок кривой.
Клавиши кривые у рояля,
Часовые ходят по кривой.

По кривой - история стремится,
И, в усмешке вековой кривясь,
Смотрят нам вослед кривые лица,
С ними вместе окривела власть.

Вся Москва в кривой молве уснула,
Криво как-то крутится земля.
И Кривоколенный переулок
Встал на место Красного Кремля.

СТЕНА
Среди мира возникла стена,
К югу - с севера -
          встала продольно,
Разделила людей, времена,
Не спросила: кому будет больно?

Покосилась, как крыша, страна…
Разломила её на две части
Восходящая в небо стена,
И убила народное счастье.

Уничтожила целый народ,
Под стеной,
          как под взрывами, павший.
У стены я вскопал огород -
Черепами задвигалась пашня.

ЗМЕЯ
Приползла в моё сердце змея,
Приползла и забылась навеки.
Стал холодным, расчётливым я
И совсем одиноким на свете.

Так облипла меня чешуя -
Что чувствительной кожи не стало.
Приползла в мою душу змея,
Подарила мне жгучее жало.

Безобразен и холоден я,
В этом мире, похожем на бойню.
В моём сердце не дремлет змея,
Чтобы мне
          и тебе
                    было больно.

У любви обломились края,
Сердцевина - на камне жестоком.
В моём сердце ликует змея,
Как в ущелье
          пустом и глубоком.

ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ
Мы все, наверно, понимали,
Придут разор и чёрный дым.
Но ты грядущие печали
Прозрел пророчеством своим.

Горели судьбы и скрижали,
Был воздух Родины тяжёл.
Мы оказались на пожаре,
Куда ты раньше нас пришёл.

Какая творческая сила
Тебя над миром вознесла!
Сама земля, сама Россия
Тебе свой голос отдала.

Ты посреди родных околиц
К живому Слову прирастал.
Теперь там светит колокольня,
И Храм, который ты создал.

Под ним - нетленная Матёра,
И - Китежа большая тень,
И - вся Россия, о которой
Душою страждешь каждый день.

О, как спасти родных и близких,
Деревья, травы - от беды?
Непокорённый царский листвень
К тебе рванётся из воды.

Вдруг оживут луга и долы,
Сойдут святители с небес.
Опустится плетень у школы,
Заговорит убитый лес.

Быть может, это вправду будет,
И обновлённый мир вздохнёт?!
Нам, грешным,
Валентин Распутин -
Матёру - каждому вернёт…

СЛОВО К НАРОДУ
Сердце с сердцем соразмерится,
А потом - придёт война.
С кем же силой будет меряться
Прокажённая страна?

С кем задыбится, завертится,
Понесёт себя сквозь дым?
С кем безумством будет меряться?
Не с народом ли своим?

Станет - жизни укорачивать
Беззащитным и больным…
А народу ЧТО? - не зрячему -
Он не хочет быть иным.

Он и сам с восторгом изверга
Помогает убивать
Душу нации расхристанной,
Русскость сo свету сживать.

Хоть кричи,
       хоть с кровью выверни
Всю изнанку бытия,
Из себя никто не вынырнет
И не скажет: - Русский я!

Не отринет резервацию,
Где, наверно, и умрёт…
Что с тобою стало, нация?
Как же ты упал, народ!

СВИСТ
Я слышал свист по всей земле родимой,
Аж в трубку заворачивался лист.
Свистела жизнь, а может, я, гонимый
По белу свету, превращался в свист.

Свистел камыш,
          свистел в машине поршень,
И нёс её в неведомый предел.
В бугристом небе кривоклювый коршун,
Как будто бритва, крыльями свистел.

Свистело небо над Кремлёвской башней,
Свистел дырою - взорванный вагон.
И, пролетая над страною падшей,
Свистел закон, как будто бы дракон.

Дела - свистели - бизнесменов юрких,
Тела - свистели - проданных невест,
И ртами тьмы, как воровские урки,
Свистел у дома каждого подъезд.

Свистел мужик, пропивший жизни повесть,
Свистел дурак, страну свою круша.
Свистела горлом - раненая совесть,
Свистела болью - голая душа.

МЕЖ ЗВЕЗДОЙ И ЕЛЬЮ
(венок сонетов)

Магистрал
Сквозь ночь белеет изморозь в окне,
Течёт заря февральской акварелью
С живых небес на чистый лист ко мне…
…Вот-вот запахнет первою капелью.

Архангелом набросана вчерне
Моя дорога меж звездой и елью.
Мои стихи навеяны метелью,
Прокалены в языческом огне.

Я жду любви. Я страстен, как огонь.
О, только губы поцелуем тронь –
Я содрогнусь, и сердце захолонет.

Задышит кровь и задрожит ладонь,
И заиграет в космосе гармонь.
Завоет волк и облако застонет.

I
Сквозь ночь белеет изморозь в окне,
Спит город мой, как лес заиндевелый,
Ворочается, мается во сне,
От снега или от испуга белый.

Застрял, наверно, в миновавшем дне
И испугался, тяжкий, многотелый,
Того предела или беспредела,
Который страшен наяву вдвойне.

О, город Пежемских, Бревновых, Басниных,
Базановых-купцов и Савиных…
Ты освящен Христовою купелью.

Свечою вспыхни и замри мой стих!
Над городом Смирновых, Полевых
Течёт заря февральской акварелью.

II
Течёт заря февральской акварелью.
Февраль – мой месяц. Вещий Водолей,
Ты воссиял над детской колыбелью
Среди суровых выжженных полей.
Ах, память, память, сердца не жалей,
Пути-дороги позабыв к веселью,
Над бугорком – солдатскою постелью –
В бокал солдата – вечности налей.

В начале мая в День Победы нашей
Приду к солдату с поминальной чашей
          И выпью, и завою в тишине.

О, русский воин, смертью смерть поправший,
Твоя душа сойдёт звездой упавшей
          С живых небес на чистый лист ко мне.

III
С живых небес на чистый лист ко мне
Во тьме скатились ангельские слёзы…
А, может, это память о войне
Саднит стихами и словами прозы.

Пылает память, как река в огне,
Как алый факел пламенной берёзы.
И вот опять войны метаморфозы
Бытуют в нашем современном дне.

Лежит в ущелье русич неживой…
Я слышу скорбный материнский вой,
Поверженный к чеченскому ущелью.

Дохнула смерть тоскою гробовой
И замерла. В Чечне и под Москвой
Вот-вот запахнет первою капелью.

IV
Вот-вот запахнет первою капелью…
В голубоватом мареве с утра
Поёт берёза белою свирелью,
Свистит её вселенская кора.

Глаза и окна вымыли ветра,
Ударил жаворoнок первой трелью.
Нависли тучи серою куделью –
И ливень заплясал среди двора.

Среди всесветной мировой стихии,
Пред ликом Богородицы Марии,
На Бородинском поле, на стерне,

Где сумраки качаются сырые,
Тропа моей страдающей России
Архангелом набросана вчерне.

V
Архангелом набросана вчерне
Судьба России, длящейся веками.
Она – то в небе, то на самом дне,
То скипетром сверкает, то курками.

Но не придумать даже в страшном сне,
Какой она предстала перед нами!
С её чертогов сорванное знамя
Казнили в Беловежской тишине.

Но только с НЕЮ буду счастлив я!
Останься в мире, Родина моя,
Никем не побеждённой цитаделью!

Приеду летом в отчие края,
Там видится в проёмах бытия
Моя дорога меж звездой и елью.

VI
Моя дорога меж звездой и елью
В селе моём родимом пролегла.
Здесь пахнет хлебом и весенней прелью,
И трудным потом русского села.

Ещё исток мой не сожжён дотла,
Ещё есть место шутке и веселью.
Частушкой, танцевальной канителью
Окутан клуб и ближняя ветла.

Домой уеду. И придёт зима.
Мне будут сниться белые дома,
И я отдамся скуке, и безделью.

Но не сопьюсь и не сойду с ума…
Во мне стихов теснятся закрома!
Мои стихи навеяны метелью.

VII
Мои стихи навеяны метелью
И русскою печалью ножевой,
Подснежником, жарком и повителью,
Великих предков славой мировой.

Пространство одинокою совой
Несёт поверье русскому поселью,
Что кружат звёзды странной каруселью,
И, значит, век настанет – моровой.

Но сгинет в бездне страшная картина.
Над силой вражьей у родного тына
Взовьётся Громовержец на коне.

Ведь наши жилы, наша пуповина,
Наш русский дух – России сердцевина –
Прокалены в языческом огне.

VIII
Прокалены в языческом огне
Великих русских воинов доспехи.
И православье на любой войне
Нас осеняет верою в успехи.

Пресветлый Боже любит нас вдвойне,
За кровь и пот, прощает нам огрехи…
Наш Крестный путь – он только наш.
                                        Как вехи,
Кресты и обелиски – по стране.

С погостом рядом время пролетает,
Черёмуха до неба расцветает,
Скользит в полях свободный дикий конь.

Моя душа под облаком витает,
Сейчас над нею страсть возобладает…
Я жду любви. Я страстен, как огонь.

IX
Я жду любви. Я страстен, как огонь.
И вот уже, как тот Орфей влюблённый,
Пред женщиной (без драки и погонь)
Уже стою – коленопреклонённый!

И думаю: любви не проворонь!
В седой степи, в пустыне раскалённой,
Самим собою перенасёленный,
Найдёшь любовь – и миру не трезвонь.

Служи ей верно, позабыв усталость,
(На свете кротких женщин не осталось),
А если есть – найди и не фасонь.

Как радуга, желанье расплескалось,
Пылает губ пленительная алость!
О, только губы поцелуем тронь!

X
О, только губы поцелуем тронь,
Мир сразу потеряет равновесье.
Ты мне о нравах, критик, не долдонь!
В моих стихах,
          в любовных чувствах – весь я.

На всё бы, критик, наложил, ты, бронь.
Ты – препаратор, а поэт – кудесник.
Поэт тебе – не друг и не ровесник.
Убавь свой норов, гонор урезонь.

Вот я взойду на гибельный помост,
Ударю в небо, дотянусь до звёзд,
Душа любви счастливой не уронит!

Вдруг на земле, средь боли и корост,
Увижу разворованный погост –
И содрогнусь! И сердце захолонет.

XI
Я содрогнусь – и сердце захолонет…
Среди пустынных, вымерших миров
Моя судьба мою звезду догонит
И возгорит среди светил-костров.

Никто в тиши мой разум не прогонит.
Я отыщу Творца высокий кров
И преклоню колени. Бог суров
И справедлив: овцу свою не тронет.

Господь грехи мне, сирому, отпустит,
На грешный лоб персты свои опустит,
«Иди по солнцу – скажет, – посолонь…».

И я на землю опущусь без грусти,
Но посреди родного захолустья
Задышит кровь и задрожит ладонь.

XII
Задышит кровь и задрожит ладонь,
Когда увижу в Пасху, в день весенний
Божественный спускается огонь
В Ершалаиме к Храму Воскресенья,

К сиянью мироточащих икон!
Я вдруг почую Божье дуновенье…
Лицо Христа предстанет на мгновенье…
И снова – синь,
          а в ней – Крылатый Конь.

По белым стенам Иерусалима
Сойдёт Мария-матушка незримо
Опустит руки на Святой Огонь,

Очистит мир от пороха и дыма…
Вздохнёт земля. Зло пронесётся мимо.
И заиграет в космосе гармонь

XIII
И заиграет в космосе гармонь,
Раскроет небо звёздные теплицы.
На катере плывём, а за кормой
В Байкале отражаются зарницы.

Нас приголубит Ангела ладонь,
Мы доплывём до ангельской светлицы.
На берегу, где поселились птицы
Очнёшься ты – засоня из засонь.

Я первозданный берег отыскал:
Летучий, жгучий, ледяной Байкал
Волну нефрита с лазуритом гонит.

Сарма покажет молодой оскал,
За Еланцами среди чёрных скал
Завоет волк и облако застонет.

XIV
Завоет волк и облако застонет
Над зябкими просторами полей,
Над синими озёрами, где тонет
Прощальный крик последних журавлей.

Инстинкт веками их по небу гонит
Туда, где им зимуется теплей.
В густую сеть опавших тополей
Клин журавлиный пёрышко уронит.

Среди суровой мировой крутели,
Клин клином вышибают в самом деле,
Но в этом мире безысходно мне.

Мне душу расцарапали метели…
Жду журавлей. Но от звезды до ели
Сквозь ночь белеет изморозь в окне.
Январь-февраль 2002 г.

Избранное
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов